* * *
Прибавляясь по капле, она проступает, проста
по составу, по сути – как соль ободками по луже –
неизбежная чужесть на самых глубинах родства,
неизбывная чужесть.
И когда, отторгаясь, окажешься ей обожжён,
что запомнится? Контур стекла, занавески в прорехах...
Так, случайно оставшись в приветливом доме чужом,
всё равно
ищешь повод уехать.
М-8
В потоке нужно двигаться, как все.
Вот полоса твоя. А вот чужая.
Вот мёртвый пёс на левой полосе.
Его, кто может, даже объезжает.
Обочина. Посадские леса,
и треск цикад, и жар от сонных сосен...
И этот пёс. Глядит в мои глаза,
и фуры мчатся, и гудит М-8.
И снова – щёлк дорожного ремня.
И в небе вьётся стайка белых змеек.
И та собака, что внутри меня,
всё понимает, не скулит. Не смеет.
* * *
Нас не выпиливали лобзиком,
нас тесали довольно грубо.
Втискивали в пазы, ровняли
садовыми ножницами.
Со стороны посмотришь -
то там обрубок, то здесь обрубок,
насечки, оставленные сэнсэями,
матерями, отцами.
Купированные хвосты,
пережатой стопы уродство -
такие мелочи перед
всеобщей моральной нормой.
Что ж, таковы были правила
местного садоводства.
Мы вырастали и становились
нужного цвета, правильной формы,
а не какими-нибудь там
синехвостыми ухокрылами.
Мы знали святое правило:
много хочешь – мало получишь.
И мы говорили "спасибо".
Кто знает сейчас, что было бы,
сложись всё иначе...
Не факт, что мы жили б намного лучше.
Не факт, что мы были б сейчас
здоровее, мудрее, свободнее,
что мы бы умели любить
и всегда поступали бы правильно...
И, набело преображённый,
плывёт в свою преисподнюю
твой сын или твой ученик,
в тиглях твоих переплавленный.
ПЕРВОЕ И ЕДИНСТВЕННОЕ НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО К***
Пути между нами –
размыло и размело.
Не выпало так,
чтоб навстречу тебе – бегом …
Я изо дня в день
вспоминаю твоё тепло,
а, если быть честной –
выдумываю его.
Когда уходил -
оглянулся?..
махнул рукой?..
Как будто в пелёнку,
закутаюсь в старый плед…
…Ты знаешь…
мой первый ушёл,
и ушёл – другой,
и все остальные –
ушли, за тобою вслед.
Но проще простого -
тебя отыскать
во мне
по пряди каштановой,
тонкой верхней губе…
И дерзкое
переплетенье твоих корней –
мой вечный повод
для ненависти к себе,
мой камень за пазухой,
и на него – коса.
А время уходит –
унылый, чужой старик…
Я знаю одно: ты уже
не вернёшься сам.
Я выросла, папа.
Февраль на дворе
стоит.
МЫШЬ
Едва рукой пошевелишь –
нахлынет воздух душный.
В глухом углу глухая мышь
перегрызает душу.
Вот догрызёт – и рухнешь вниз
по всем земным расчётам…
…а ты над пустотой
завис
и держишься
на чём-то.
* * *
…то скрежет, то гомон, то шелест колёсный,
вокзалы, авралы, билеты на входе…
Одних провожаешь легко и бесслёзно,
как выдох, как вечер, как лёд в половодье.
Но ветреным днём уезжают другие,
и кажется – вы уезжаете вместе…
И следом за ними проходишь круги их,
и крестишь их спины,
и крестишь, и крестишь…
БАБА МАША
«Когда одна – не страшно. Легко, когда одна...»
Слепая баба Маша шагнула из окна.
И медленно летело поверх кленовых крон
её слепое тело над маленьким двором.
Летело над подъездом, над вывеской «Продмаг»,
и было интересно понять – как это так,
что означает этот неведомый полёт?
...удушливое лето, восьмидесятый год,
и запах жжёной каши... и детская вина...
И в небе – баба Маша, летит, совсем одна.
* * *
Звуки ночные в панельных домах
слышишь – до вздоха.
То ли соседка там бродит впотьмах,
то ли эпоха.
Голос за стенкой расплывчат и тих,
фразы всё те же…
«Нет, – говорит, – я устала, прости,
ноги не держат».
Ноги не держат, и руки дрожат,
стянуты жилы…
«Нет, – говорит, – я не буду рожать».
Значит, решила.
Голос ли, голубь ли, крыльями взмах,
из-за стены мне …
Звуки ночные в панельных домах,
звуки ночные.
_________________________________________
Об авторе:
ОЛЬГА АНИКИНА
Родилась в Новосибирске. Окончила Новосибирский медицинский институт, кандидат медицинских наук. Публиковалась в газете «Вечерний Новосибирск», в «Литературной газете», в журналах «Сибирские огни», «Дружба Народов», «Волга», "Дети Ра" и др. Студентка Литературного института им. Горького, семинар поэзии Г.И. Седых. Живет в Сергиевом Посаде, работает врачом.
скачать dle 12.1
