* * *
Землетрясение ходит по комнате,
ищет меня за проказы.
Папа думает: оно ищет его
за проституток,
мама думает: ищет ее за любовницу.
Землетрясение думает:
ух ты, какая звонкая люстра!
BROTHERS IN ARMS
Мне кажется, я проснусь, если кто-то станет колдовать травинкой
над моим лицом, обязательно проснусь, чтобы
выключить титры «Меланхолии»,
перевернусь на другой бок, когда он увезет ее после свадьбы,
успею открыть глаза за минуту до самой беды и сделать все,
что обязан.
Притворюсь рядом спящим, когда тебе захочется побыть одной,
сползая в замершей машине, все равно буду видеть оркестр,
я всегда просыпаюсь быстрее будильника,
эта странная привычка не перестанет преследовать меня.
СИНАГОГА ПАСТЕРНАКА
Я живу далеко,
и не своею жизнью.
В каждой комнате здесь
не более стула.
Диктовать слова, закрывая глаза,
рисовать глаза, закрывая слова,
зарисовывая глаза.
Под ночное шуршание
по холодному полу,
дребезжание проезжающих стекол.
Вот такая вот синагога.
Понемногу пью.
Много.
* * *
На дальней станции с ума сойду
учителем химии.
Недостаток реактивов и для опытов тоже.
От гипотетической возможности
публикации в «Новом мире» и вывода
о количестве сторон света,
коих оказывается четыре.
Не знаю даже, чего в них больше,
любви или жалости.
Доброе слово и кошке приятно –
говорит актриса Доронина.
Каждая вторая – Дарёнка.
Каждый – дед Кокованя – спрятанное
красное знамя.
Зачем в городе пять лет учился на еврея?
Все ж и так понятно.
ДЛЯ ОЛЬГИ ЕРМОЛАЕВОЙ
Борис Рыжий — это такой русский поэт
конца серебряного века,
родившийся за гаражами
в интеллигентской семье.
Прозвище ему дал сам Есенин,
гостивший на Кавказе.
В его строчках: начав однажды с небом разговор,
что было непонятным, стало ясным,
скрыт смысл тайного.
К сожалению,
погиб на собственной дуэли.
МАЙДАНЕК
Крыша собора покрыта снегом, окна собора покрыты лаком.
Молодые немцы собираясь на экскурсию в Майданек, не то, чтобы смеются,
они просто такие позитивные ребята,
представляешь, как нам странно вместе с вами туда идти?
В лагере держатся вместе, оба серьезные,
закрыты.
Документы на стенах читают дольше, чем те, кому требуется перевод.
Евреи читают стены.
Крыша собора в снегу, окна собора покрыты мраком.
Служба прошла, время мучительной паузы до утра,
(Америку пусть не берем в расчёт, там теперь своё).
Надеюсь, он думает о рядах прессованых детских башмачков,
так же, как теперь Маркус с Александром, так же, как теперь я,
жаль только, что Америка, а то бы бессонница.
* * *
Из строчки «А» в строчку «Б» ехали гласные налегке.
Момент, который Айги называл полусном,
когда ребенок просит рассказать сказку,
но думает уже о своём.
Использовали раньше исключительно для молитвы,
но электричество отменило это табу.
Слово из шести букв.
* * *
Леониду Бахнову
Я иду, шагаю,
Потом сразу еду, зажатый.
Город не теплый.
Северные полмира,
улицу Кутузовский проспект как перейдеши?
Шарфики, фестивали в подвале,
от креативных реклам рупором кричит Лиля Брик,
читать наизусть - этого не задавали,
человеческое хоть что-то, идём с нами вместе, старик.
Успеть на Ваганьковское,
в Гамме господа бизнесмены кашу едят.
Люди у церкви говорят о далеком Буддизме.
БУДДА. СТИХОТВОРЕНИЕ
В полдень такого-то года, обманув завернувшуюся в сари мать,
занятого государственными делами отца,
юный Будда покинул пределы
фешенебельного дворца.
Мир с летящими над головой облаками,
низкой жилистой пахнущей диким травой,
и дорогой, вытоптанной скакунами,
и тропинкой,
засыпанной прилипшим к подошвам,
принесенным из Вавилона песком.
Город, с его настороженными лицами
погонщиков яков,
с настороженными мордами
вьючный животных,
прилепившийся глиняными домами к скале.
Никаких особенных судьбоносных знаков.
Нищий старик – был первым, кто заговорил с Буддой,
а Будда был первым, кто заговорил в этот день с этим нищим стариком.
- Мужик, дай трешник, надо опохмелиться. Помоги, брат.
Будда (удивленно хлопает бархатными большими глазами)
Лезет в карманы обеими руками,
(Карманы на тоге во все времена могли позволить себе только боги)
Из карманов вываливаются неуместные розовые лепестки,
никаких денег.
Да и какие деньги?
Какие могут быть деньги у принца?
- Так не дашь трешку? Нищий с жалостью смотрит на лепестки,
(Будда в этот момент не знает, как бы ему уйти)
- Пойдем, может, выпьем, я знаю, где и так в Тибете нальют.
- Что мы выпьем?
- Выпьем что надо!
- Я не жажду.
- Ты мало еще пожил.
- Я хотел бы знать, чего от меня тебе надо?
- Так, трешку – ж, я у тебя попросил.
- Разве воду можно купить за деньги? Разве мало ее в реке бежит?
- Ты давай, на сухую в мозги не лезь мне,
выпью, вывалю тебе весь свой алфавит.
- Ладно, че там, дело конечно, твое, оставайся, а мне пора в забытьё.
Будда посмотрел ему вслед внимательно.
Из-за угла дома номер пятнадцать выглядывало лицо любопытного юноши,
наблюдающего за Буддой:
глядит как будто наносит мазки,
и его интересует профиль,
и особенно эти выпавшие лепестки.
Будда спрашивает туда, за угол
- кто ты, выйди, пожалуйста, из-за угла.
Выходит юноша одних с ним лет,
Прилично обут, хорошо одет,
Говорит, улыбаясь – «привет - привет!»
И над ними бегут облака дирижабельными тенями.
Будда впервые делает свой знаменитый жест, неосознанно пока,
«Всем – стоп!», но сейчас это означает - тоже, привет. (устар.Тибет.)
- Кто ты, и почему прячешься от меня за углом?
- Я больной, изгнанник даже среди больных.
- В чем же твоя болезнь?
- У меня обнаружено Э.Т.О., токсины убивают мой мозг, клетки тела,
превращают тело в клетку.
- Помню, в детстве мой отец говорил – девяносто процентов жителей страны Суринам больны Э.Т.И.М. Вероятность того, что даже президент Суринама болен – девяносто процентов, и об этом думают все, пожимая ему руку, глядя на свежий утренний бритвенный промах.
- Счастливцы – они живут каждый день, как последний!
«Надо бы это запомнить» - мелькнуло в голове у Будды – «это вот точно нужно запомнить».
Он рассеяно пожал юноше руку.
А тем временем в город входил еще один человек, но еще не входил, остановился у входа, взглянув, в водоем. В его глади отразилась оранжевая тога, лысая голова, посох.
Водоем почти выпит жителями, наполовину высох.
Думал странник – «скоро будет беда».
Будда вышел из этого города.
Подозрительные лица погонщиков яков переключились друг надруга.
Наступал холодный ветреный полдень.
Яки ужались до лам.
- Кто ты, и почему прячешься от меня на берегу водоема? – Будда решил, что если уж говорить – то говорить зацикленными фразами, которые в будущем пригодятся, став мантрами.
- Я не прячусь, Будда, я думаю о воде, в отсутствие целей приходится думать и не о такой еще ерунде.
- Извини, я – буддийский монах, (но я ведь имею право и не представляться, или представиться уже после просьбы)
- Что же ты проповедуешь, простой человек?
- Да, откровенно говоря, пока по мелочи, да и самому надоело, откровенно говоря, копаться в нюансах этой глупой войны – мелких демонов, людей, обезьян.
Не хватает нам чего-то! Главного не достает. Понимаешь?
- Я подумаю над этим,- Будда не попрощался, и руки ему не пожал, он тогда еще не решил, кому можно к монахам своим прикасаться, а кому – нет.
Монах пошел в направлении города.
Оглянулся.
Наконец, побежал.
В трех километрах (меры длин адаптированы)
Будда встречает конвой – двое воинов, совсем еще мальчиков,
ведут каторжанина в драной тельняшке и кандалах.
Будда уже обладал некоторыми зачатками дара познания,
уже ему было, что это пленный русский моряк
из защитников Порт – Артура,
и его расстреляют,
он увидел, как падает в яму его фигура.
Будда делает свой известный жест (но уже осознанно)
останавливая конвой.
Кандалы звякают и замирают.
Охранники устраиваются под деревом.
Весело отдыхают.
Будда достает из кармана четырнадцать пожуханных лепестков,осыпает себя,
в руке у него появляется образ Будды, потемневший от времени,
высеченном на зеленом камне.
Моряк ему крестится, кланяясь, трижды.
Кандалы звякают. Воины оборачиваются, встают.
Будда в третий раз делает свой, ставший уже канонической вредной привычкой, жест.
«Мол, сидите, сидите, воины, все в порядке».
- Что это ты крестишься на мой образок, моряк?
- Это еще что. Вот наш батюшка в церкви при ИЯФе рассказывал:
Елена Александровна ездила в Таиланд по путевке, и там ей монах повязал ленточку, она ему руку поцеловала. Через месяц на месте ленточки начался рак, а еще через два ее не стало, так что бывает еще и не так.
Моряк правую руку поднял (читай – воздел) и протягивает Будде маленькую картонную иконку.
- Вот, возьми, это тебе Святой Иоанн Шанхайский, покровитель всех путешествующих, (и еще тех, кто в совершенстве знает китайский).
Твой путь, я вижу, долог.
Будда тоже посмотрел, сощурившись, и увидел аскезу и баньян и перевел взгляд обратно, на моряка.
Сейчас я тебе спляшу танец, называется он «Яблочко», подержи,пожалуйста, мои кандалы.
Сплясал. Истово. То поза лотоса, то руку под голову, то позалотоса, то руку под голову.
И были в танце предзнаменование и гармонь.
Говорилось, что станет Будда учителем учителей, но сначала учеником учеников.
И еще, отдышавшись, моряк добавил:
- Появится в конце один фрайерок, которого будут звать Иуда, или как-нибудь по-вашему, может быть Йюдда.
- Окажется он или грибником (и предложит тебе грибов),
или мужеложцем (и предложит тебя поцеловать)
Тьфу, гадость, твою душу мать.
По киношным правилам должен начаться дождь,
и действительно, стало видно, как вдали ливень идет полосой,
где-то там, за просевшей могучей седой горой.
Слышен гром.
_________________________________________
Об авторе:
ЮРИЙ СЕРЕБРЯНСКИЙ
Казахстанский писатель, поэт, журналист. Окончил Казахский государственный университет имени Аль Фараби. Химик-эколог. Учился в ОФ "Мусагет", Публикуется с 2006 года. Стихи и проза публиковались в казахстанских журналах "Простор", "Книголюб", российских журналах "Дружба народов", "Воздух", "Знамя", "День и ночь", "Новая реальность", "Новая юность", "Юность", польском журнале "Nowa Europa Wschodnia".
Участник форумов молодых писателей в Липках фонда СЭИП.
Лауреат Русской премии 2010 в номинации "малая проза".
Стихи и проза переводились на английский, казахский и польский языки.
Работает редактором журнала польской диаспоры в Казахстане "Ałmatyńskij Kurier Polonijny.
скачать dle 12.1
