ANGELICA SYLVESTRIS
Я падаю, как падают во сне –
Стеклянный гул, железная дорога –
В темно-зеленом воздухе к луне,
У входа в лес разбившейся на много
Седых, как лунь, молочных лун, седым,
Нанизанным на столбики тумана
Июльским днем – как будто слишком рано
Зажгли фонарь, и свет похож на дым
И луноликих ангелов, когда
Они плывут вдоль рельс в режиме чуда –
Откуда ты важнее, чем куда,
Пока куда важнее, чем откуда –
Белея на границе темноты;
Вагоны делят пустоту на слоги:
Ты-то-во-что ты был влюблен в дороге,
Ты-там-где-те кого не предал ты.
* * *
Что-то было обещано:
Прилетев из-за туч,
Луч, родившийся женщиной,
Превратившейся в луч,
Трепетал и приплясывал,
Расширялся и гас;
Ветер мял и подбрасывал
То ли тюль, то ли газ.
Время было не связано –
Расплеталось назад;
Что-то было предсказано:
То ли снег, то ли град;
Что-то было отмерено:
Сколько лет, сколько мук;
Что-то было потеряно:
То ли свет, то ли звук.
* * *
Наткнуться в сумерках на солнечную нить,
Похожую на луч, пробившийся сквозь время,
Где радужная взвесь в полупрозрачной теми
Порхает тихая, не в силах не светить.
Увидеть, как во сне, что явь и значит свет.
Беззвучный, сказочный, внезапный и нечастый;
Экклезиаст сказал: «Все суета сует»,
Нам нечего сказать Экклезиасту.
И не о чем просить, пока не давит даль
И ужасы не встали на дороге,
И колесо плашмя не рухнуло под ноги,
И не разбит кувшин, и не зацвел миндаль;
И темь не обернулась темнотой,
И на конце луча, как бы в волшебной точке,
Сверкает серебро серебряной цепочки
И золото повязки золотой;
Пока кузнечик не отяжелел,
И стерегущий не окаменел,
И у коня не лопнула подпруга,
И глубина воздушна и упруга,
И высота мерцает, как свеча ..,
Пока ты сам на острие луча,
Как сеть дождя внутри лесного круга.
ОДУВАНЧИК
Жизнь моя в столбе бесплотной пыли,
В облаке, расплывшемся от слез,
В зеркале, которое разбили,
А оно очнулось и срослось.
В комнате, как в солнечном осколке
Озера, сверкающего сквозь
Листья и ослепшие иголки,
Пляшут пряди солнечных волос;
Рыбаки спускаются по склону
По траве, блестящей от росы;
Папа говорит по телефону,
Обреченно глядя на часы.
Даже в зимней обморочной давке,
В стеклах между варежек и шуб
Тонкие секунды, как булавки,
Падают, не разжимая губ;
Но не зря в серебряном конверте
Нас бесстрашно держат на весу –
Как от ветра, спрятавшись от смерти,
Одуванчик светится в лесу.
ДЕНЬ ПРОЗЫ
Мама смотрит в шкаф – там ночует свет.
Под землей шумит поезд.
Время держит речь, но не слышно слов,
И тогда – сейчас – что-то происходит.
И вообще слова – жухлая трава,
Мутная река – тонешь.
Помнишь солнце, дверь, подоконник, снег,
Мама смотрит в шкаф – слов не помнишь.
А теперь того, не пойми чего:
Рюмки, что твои слезы,
Тенькают, лучась, – добрый КГБ
Отмечает День прозы.
Говорят слова – горе не беда,
Буквы говорят, звуки…
Мама смотрит в шкаф – свет, который там,
Освещает ей руки.
* * *
В трухлявой Аркадии, в царстве прогрызенных пней,
В компании гусениц и сизокрылых громадин
Жуков, в лабиринте сосновых корней,
На шишках, присыпанных хвоей, нагревшейся за день,
Под стрекот кузнечиков, возле дороги, почти
У остановки, но с той стороны, у забора,
Ведущего к пляжу, мы ждали автобус, который
Приходит из города в пятницу после шести.
И он приходил, и, нагнувшись, я видел в просвете
Над черным асфальтом и пыльной дорожкой за ним
Ботинки, сандалии, кеды приехавших этим
Вечерним автобусом солнечно полупустым.
Потом громыхало, стрижи рисовали грозу,
Но нас не давали в обиду бессмертные боги.
Мы были живыми на этой зеркальной дороге,
Бегущей вдоль сосен над речкой, блестящей внизу.
* * *
— Благодать — не морошка, её не бывает немножко,
Отлетела — и нет.
А когда отлетит, нас бросает и кружит, как ворох
Жухлых листьев… Монах отражался в глазах, как в озёрах —
Перевёрнутый свет.
Не шагнёшь — не поймёшь, что к чему под чернильной водою:
Торф ли там, или ил.
Что ж стоишь, словно ты — новоявленный дедушка Ноя,
Юный Мафусаил,
И не несколько жалких "ку-ку” и сомнительных "охов”,
А века и века
Будешь зорко бродить по лесам, как писатель Набоков,
Разве что без сачка…
Мимо бабочек-шахмат, сквозь отсветы, вспышки и блики,
Уходя на войну,
Заскользить, замечтавшись — о чём? — по-над морем черники,
И очнуться в плену.
Ведь неважно, кто ты на доске: ферзь, король или пешка, —
Продырявлен твой щит.
Чёрный поп в клобуке, соловецкий монах-головешка
Знал, о чём говорит.
* * *
Мама под снегом ведет ненормальную дочь.
Это нормально; земля обрастает сугробами;
Дом вверх ногами висит в опрокинутом небе –
Кто-то расчистил каток; сны, мешаясь со злобами –
Любит-не любит? – положены всякому дневи;
Случай гадает, не зная: помочь-не помочь?
Голос бормочет: "Заря новой жизни", "побег
В царство свободы", "мужайтесь", "да будут отложены
Все попеченья житейские", "верьте", "терпите"...
Время стоит у окна и в слезах, завороженно
(Каждый нежданно-негаданно в центре событий
Собственной жизни, как минимум) смотрит на снег.
ЭТА ПЬЕСА
По телевизору показывали,
Как человек в котелке,
Вор,
Влезает в дом,
Как он думал,
Пустой,
А там – хозяйка.
И она –
Вероятно, это было хорошо сыграно –
Влюбляется в вора,
То есть,
Вскоре после их нечаянного знакомства –
Начинает смотреть на него
Особенным образом:
Без водевильной плотоядности,
Но так, что даже я, восьмилетний,
Догадался,
Что эта женщина в сарафане,
С голыми плечами,
Нежной шеей
И немножко глупыми кудряшками
Хочет, чтобы этот мужчина с усами
Поцеловал ее,
Помог ей выбраться из сарафана и…
Тут мое воображенье буксовало,
Но я отчетливо помню,
Что «особенные» взоры актрисы
Сулили «неизъяснимы наслажденья»,
Причем
Не столько вору,
Сколько – вот именно – мне.
Не исключено, что
Согласно авторскому замыслу,
Вор должен был сначала
Попасть в дом,
Потом – в женщину,
Потом – через женщину –
Провалиться в самого себя,
И затем самоликвидироваться
Как вор,
А, скорее всего, вообще,
Потому что никем другим
Он быть не мог,
А проваливаться дальше –
Во всяком случае, внутри этой пьесы –
Было некуда.
_________________________________________
Об авторе:
ДМИТРИЙ ВЕДЕНЯПИН
Родился в Москве. Закончил Институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Работал ночным сторожем, рабочим в геологических и археологических экспедициях, преподавателем английского языка. Читал лекции по русской литературе, переводил английскую и американскую поэзию и прозу.
Был близок к группе Московское время. Первые поэтические публикации состоялись в начале 1980-х годов в самиздате и тамиздате. Начиная с 1987 года публиковался в журналах «Новый мир», «Континент», «Знамя», «Октябрь», «Иностранная литература», «Студия», «Постскриптум», «Новая Россия», «Новая Юность» и др. Лауреат премии «Московский счёт» (за книгу стихов и прозы «Между шкафом и небом»). Стипендиат Мемориального фонда Иосифа Бродского.
Библиография:
Покров. — М.: Русский мир, 1993.
Трава и дым. — М.: ОГИ, 2002.
Между шкафом и небом [стихи и проза]. М.: Текст, 2009.
Что значит луч. М.: Новое издательство, 2010
скачать dle 12.1