Редактор: Родион Мариничев 
Предисловие Родиона Мариничева: в своих стихах Юлия Закаблуковская словно вглядывается в саму себя, пытаясь увидеть себя “чужими” глазами. И этим же взглядом, такой вот “обратной” оптикой, смотрит на остальной мир. * * *
ступаю по половицам
на цыпочках.
я не скрипну.
сердце в дырочках,
память в горшочке.
как дурёха в ночной сорочке,
ускользнула горючим сном,
обернулась пьяным цветком —
ни букетом назвать,
ни венком.
только ветру вернуть,
отдать полю.
ты завоешь, родной?
я завою.
* * *
моя певчая мёртвая птица,
ты ужасно поёшь,
ты ужасно ужасно поёшь,
и ужасней тебя,
пожалуй, пою только я.
но как мы с тобо[ю]
божественно пели,
как волшебно мы пели вдвоём:
са-мо-заб-вен-но.
и само-рожден-но:
рождённые в фартуке, в фарше,
в тракти́ре, на тракторе,
в бодром нетраурном марше.
господи, это ужасно —
и слова мои эти,
и глаза твои те, но не тут.
вот неловкий какой
человек-червячок —
ледоход, ледоруб.
улетела летуче[ю] рыбой
под божий холодный бочок
безголосая, лучшая, странная,
радость моя поперёк.
я, конечно, останусь
вот здесь,
до конца, до отца, до крыльца
(словно я и не знаю,
что есть лишь
шуршащая блёсточек пыль,
да летящих пыльца).
но стою.
и сколько смогу —
попою, побубню, постон[ю],
моя певчая мертвая птица
счастливого мертвого часа
(со льдом),
нечитаемой радости радости
(улыбнувшимся ртом),
самой Юной
из вечных
печалей
[Ю-ей]
* * *
когда я так смеюсь —
я исчезаю вся, совсем.
ничем я долетаю
до ванкуверских детей
десятой, сто двадцатой,
предпоследней —
я становлюсь той девочкой,
ласкающей свинью
у светофора в полдень
в четверг, зимой.
или самой заласканной свиньей,
ее непереваренным зерном,
нулём.
когда я так смеюсь —
я заглушаю вой.
я так смеюсь?
я засмеюсь.
КАЖДЫЙ ВТОРОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ РОЖДЕНИЯ(обычно после полудня)
Я снова слышу этот страшный сладкий треск
в заполненной грудине
и вижу прорывающиеся
и облака, и дирижабли-ледоколы
и ленты, ленты слов за ними:
«Любви всё больше»
«Во мне любви всё больше»
«В каждом очень много любви.
И каждый красив».
Как выдра —
Сама по себе ослепительна.
Сама по себе смешна.
Из первых уст вся вытекла.
И не утекла.
И я в раю была и буду (пока не мертва) —
такая, как уродилась — не выдра и не трава:
В поле гуляют куст
и маленький Маяковский:
— Я верю.
Я НЕумершвляемо верю,
что человек возможен.
Возможен
и так прекрасен,
как даже
и НЕ представлялось
в этом твоём раю.
А старая выдра плывёт и плывёт.
А старая выдра на пузе катает
чужих выдренят.
2 мая 2024
* * *
В моей гардеробной висят 13 рубашек.
7 из них — белые.
4 из 7-ми — белые шёлковые.
белая шёлковая рубашка —
это и не рубашка уже,
это хранитель моей сущности,
как сказал однажды Лёшка.
я в белой шёлковой рубашке
такая какая-то я. нынешняя.
а, может быть,
и не только нынешняя...
1268 год. 29 октября. Неаполь.
Я — Конрадин Гогенштауфен.
моя пятнадцатилетняя голова
валяется на рыночной площади
и смотрит на обрезанный ворот рубашки —
из него торчит обрубок шеи.
мне уже не больно.
только грязно всё.
и воняет.
1600 год. 17 февраля. Рим. площадь Цветов.
Я — Джордано Бруно.
мокрая веревка прорезает
горизонтальными рядами тело.
огонь подступает снизу.
успеет ли услышать мой нос
запах горящего белого шёлка?
но я отправляюсь в рай.
1797 год. 22 февраля. Боденвердер.
Я — Карл Фридрих Иероним
Фон Мюнхгаузен.
на мне белая шёлковая рубашка
с отложным воротником и
со спущенной линией плеча.
пахнет духами Марты
и горящим порохом.
через секунду я улечу на луну.
но точно вернусь.
1837 год. 29 января. Чёрная речка.
Я — Саша Пушкин.
я весь на снегу
в чёрном распахнутом пальто.
очень больно.
на белой груди виден
кровавый след от руки.
почему сегодня я надел
именно эту рубашку?
ведь я не надевал её
с тех пор, как венчался с Наташей.
жалко её.
и холодно.
Март. Четверг. Макондо.
Я — Аркадио Буэндиа.
прорастает рассвет.
я стою у белой стены.
на меня направлены десять чёрных
круглых металлических глаз.
на мне чистая белоснежная
рубашка. моя. та самая.
в ней как будто и не страшно.
в ней я был счастлив.
пли.
1968 год. 21 августа. Прага.
Я — Вильшик Мельчик.
я лежу на мостовой.
на моём левом белом манжете
масляные тёмные следы
от танковых гусениц.
когда-нибудь
это станет отличным
принтом.
2020 год. 18 мая. Москва.
Я — Юля Закаблуковская.
я стою перед огромным зеркалом
в джинсах, рубашке,
туфлях на каблуках
и спешно наношу помаду.
я иду в театр.
но что-то не так —
из носа вытекает
тёплая красная жидкость
и капает мне на грудь.
чёрт!
моя любимая рубашка!
чёрт! я опоздаю!
так, спокойно, Юля, спокойно.
ничего страшного —
это всего лишь капли крови
на белой рубашке.
их у тебя ещё шесть.
просто надень другую,
вон ту, парижскую,
с длинными широкими рукавами
из японского шёлка.
и всё.
нет, всё-таки хорошо,
что ты не родилась
в этот раз мужчиной,
иначе бы ты, как обычно,
рано и плохо кончила,
Юля.
и не забудь замочить рубашку —
свежая кровь отмывается
просто холодной водой.
с мылом.
* * *
голые грязные ноги торчат из-под одеяла.
даже если ты омоешь их тёплой водой
и укроешь, как младенцев, с вечера,
утром они будут снова голые и грязные.
каждую ночь, каждую ночь они куда-то бегут,
шлёпают, ползут. пока ты тру́сишь,
пока ты спишь на своих высшего сорта
сатиновых простынях.
даже если ты укутаешь их в меха,
наденешь на них пуанты,
втиснешь в красные лаковые туфли,
это не спасёт их от жизни.
помнишь, ты проснулась и плакала,
не зная почему, а ноги были ледяные,
хотя был август?
быть может, ты вновь рожала
белобрысого мальчика и смотрела в окно,
за которым падал и падал снег?
быть может, ты шла по Вознесенскому мосту
в декабре, задрав юбку, и смеялась?
а дети вокруг бежали и кричали:
«Матрона Босоножка!
Матрона Босоножка!»
и каждое утро тебе теперь страшно.
но это только камни, песок и трава.
иногда вода, иногда вино. не бойся —
это всего лишь бог
щекочет тебе пятки веточкой.
* * *
мой дедушка был татарин
мой папа его не видел
мой папа был полутатарин
а я — непоймичего
теперь надо вспомнить бабушек
одна не читала не пела
но рубль всегда давала —
смотри смотри
не прошмонькай
другая читала читала
учитель литературы
а вечерами учила
гадать на косточках вишни
но я всё однажды забыла
так жаль
я и про деда забыла
(второго)
похоже он был не очень
жил где-то один на Волге
всех бросил
наверное русский
но дедушка дедушки дедушки
был знатный еврей-портной
все бабушки были блондинки
отец и мама — брюнеты
он — физик
она — биолог
а я — непоймичего
у меня ни сестры ни брата
но когда я смотрю на дворняжек
я думаю — это они
мои милые пёстрые сёстры
мои бесстрашные страшные братья
хочу броситься им на шею
и всё
всё рассказать
но я всегда убегаю —
я трус
или кот
СОБАКА КАК РАССТАВАНИЕмое сердечко, говорят, умное.
не то что бы оно чемпион мира по шахматам, нет,
оно словно кошкины усы
или покусанные уши Каштана,
друга моего несуществующего.
был хороший хозяин —
стал плохой,
был плохой — стал еще хуже.
все расстаются и расстаются —
с мужьями, с домами,
с коммунизмом —
мы лаем и прячемся
в чуланах и чужих дачах.
мы находим всё новые, усечённые,
первородные поводы для радости:
о, сиренька зацвела!
о, душа не болит!
о, меня погладили!
прощайте, великие цели,
прощай, мать, прощай, отец,
прощайте, любимые все...
здравствуй, животный страх
и одиночество.
но я всё ещё не исключаю,
что именно это
и сделает меня счастливой —
в самом конце всех концов:
уход,
как безусловное возвращение,
как новая,
от меня чудом оставшаяся жизнь.
и всё-таки так хорошо
валяться и маяться здесь,
на примятой прохладной траве
под старой мамкиной грушей
и думать о тёплых глупостях —
а вдруг мой мраморный дог,
мой герой Каштан
теперь бессмертный таракан?
и как было бы хорошо
и таракана повидать
и с тараканом повидаться.
_________________________________________
Об авторе:
ЮЛИЯ ЗАКАБЛУКОВСКАЯРодилась и выросла в Иркутске, сейчас живет в Москве. По образованию космофизик. Работает дизайнером-витринистом. Стихи начала писать в 2019 году. Публиковалась в журнале «Прочтение», в альманахе «Артикуляция», на сайте «полутона», в «Литературной газете». В сентябре 2023-го в издательстве «Стеклограф» вышла дебютная книга Юлии «У Джози убежало молоко».
скачать dle 12.1
