Владимир Зайцев. СЛЕДЫ ОТ ПАЛЬЦЕВ

Редактор: Сергей Баталов





Предисловие Сергея Баталова: в лирическом мире Владимира Зайцева всегда незримо присутствует что-то важное, то, что не видит, но постоянно ощущает герой. Эта мрачная тайна, осознание наличия тёмной, изнаночной стороны бытия только усиливают для героя ощущение полноты его жизни. И даже это постоянное ощущение тьмы поблизости никогда не мешает ему видеть свет. 



* * *

Зимний городишко под окном:
в маленькой уютненькой кофейне —
узкий подоконник. 
А на нём —
человечки, ёлочки и феи,
нежный снег пластмассовый
и свет
льётся из округленьких окошек.
Но и там есть чёрный кабинет.
Но и там есть у кого-то ножик:
у мальчишки, что бежит по льду,
у девчонки, едущей на санках,
разноцветной, словно какаду,
загорелой, будто иностранка…
Ведь не может пластиковый мир
— мир без слов, любви и хлорофилла —
не иметь хотя бы скромный тир,
чтоб на подоконнике 
правдивей было. 




ПОСЛЕ РАБОТЫ

С.Ф.

Промолвил Бог, что это — хорошо,
И я поднялся в старую «хрущобу».   
В футболку полинялую с «КиШом»
Переоделся, словно скинул робу.

И в зеркало гляжу, и не могу
Себя увидеть и себе поверить:
Что я как в детстве не стою в углу,
Не подпираю сказочные двери,

Чтоб не пробилась чёрная орда
С той стороны, где тяжко дышит что-то
И давит так, что слышен треск ребра.
Быть человеком — та ещё работа.

Включил кино и выключил кино,
И этой ночью как всегда не спится;
И слышу, как ударилась в окно
Ползущей тьмой разбуженная птица.



* * *

Крикливая возня у новостройки:
в сугроб бросают ранцы пацаны.
Их дома ждут уроки и «Спокойка»,
и женщины без срока и цены. 

Но вниз летят и шапки, и перчатки,
и в воздухе звучит: «Тебе каюк»!..
На лицах расцветают отпечатки
впервые ставших каменными рук.

И первой крови огненный стеклярус
сверкает на всклокоченном снегу,
и словно над волнами белый парус — 
полощется рубашка на бегу.  

А женщины чуть позже громко плачут,
из жалости к себе не прячут слёз.
Но мальчики не могут жить иначе,
ведь каждый, как горячку, перенёс

всю тяжесть непреклонной и всесильной,
невидящей, неслышащей любви,
и притворялся, что скрывает крылья
под школьной формой:
— Мама, не реви.



* * *

Постоянно на наши свидания
ты приводишь с собой мертвецов:
то они говорят из кустов,
то глядят из соседнего здания.

Впрочем, сам (не открою америки)
привожу за собой караван 
из случайных ларис и оксан,
хоть по ним и скучал до истерики.

Гнут обоих они в три погибели,
и тебя, и меня теребят
тени бывших (прокисших ребят),
будто чёрную метку нам выдали.

И плетутся за нашими спинами,
и кусают сердца и мозги.
Ты глядишь на меня: «Помоги!
Не спастись ни работой, ни винами».

Что ответить?.. Быть может, нечаянно
потеряем навек как не наш
наших прошлых ошибок багаж
и в случайном увидим — случайное?

Справедливо одно настоящее,
только то, что есть здесь и сейчас.
Посмотри, как приветствует нас
гроздь салюта по туче скользящая.




НА ОТКЛЮЧЕНИЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА 
В ДЕРЕВНЕ ПРОСЕК

Быть может, час, быть может, два,
и вновь картинки и слова,
звонки и пересуды
поскачут отовсюду.

Ещё полчасика и свет
включат в деревне, и «привет»:
прощай, блаженная дремота,
ты стала жертвою ремонта!

Электрика слепой рукой
медитативный снят покой,
и вновь Просек: частица мира,
опухшего от слёз и жира.

Но, может, срезать провода,
чтоб электричество сюда
вестей не приносило,
и чахнула мобила?

Просек бы ничего не знал,
был мир до горизонта мал,
кончался синим лесом
и речки Неи блеском!



* * *

Хорошо быть садовым гномом:
по утрам слушать птичий гомон
и червей разрубать лопатой,
чтоб кидать их братве пернатой.

Хорошо быть рождённым глиной,
бородой неприлично длинной
лезть под юбки вспотевших дачниц —
понаехаших неудачниц,

и во всём находить пустоты,
удивляясь себе: вот кто ты?
На глазах облетают краски —
вроде, гном, а не веришь в сказки.



ВСТРЕЧА

Плывёт по реке голубое пятно,
и в нём отражаются: небо и дно,
циничный мальчишка, ранимый старик,
и тот, и другой к водной глади приник.
Приник и глядит: как с другой стороны
сквозь рябь набегающей мелкой волны
светлеет чужое родное лицо,
то время случайно свернулось в кольцо
и стала иная реальность видна
внутри голубого речного пятна.
Мальчишка воскликнул: «Старик, расскажи»!
Но тот побледнел у зеркальной межи,
и только глаза зеленели, как ил,
так, словно мальчишка и не говорил.
Но вдруг водомерка промчалась! И враз
волшебный экран задрожал и погас,
двуликий обыденно стал однолик:
мальчишка исчез, растворился старик.
Но оба ладонями бьют по воде,
и брызги пронзают двойное: «Ты где?» —
сбивают с травинки смешного жука,
он в воду летит и плывёт в облака.



ВОСЬМИСТИШИЯ

порастаскали имя Бога,
едва читается оно.
и я возьму себе немного:
кусочек гладкой буквы «о».

я положу его в кармашек
и рукавом начну махать,
а рядом тоже кто-то машет
и не боится отлетать.

*
погода портится с утра,
но день пока что не потерян...
но дождь случился: зол и скверен,
и стало небо дном ведра.

уже кончается обед,
у бабочки прошло полжизни,
а туча дирижаблем виснет
и заслоняет солнца свет.

* 
оторванная лапка паука
шевелится. шевелится пока.
оторванное крылышко у мухи
ещё звенит в горячем мокром ухе.

засыпанный землёю командир,
изъеденный до откровенных дыр,
ещё бежит бесстрашно по траве
с железкою, торчащей в голове.

* 
Спешит экспресс, стучат колёса,
трясутся путники в купе.
За стенкой в снеговой крупе
мелькает силуэт без носа.

«Тук-тук, тук-тук!» Пустите, люди,
когтистый птичий силуэт!
И будет вам на всё ответ,
а больше — ничего не будет.

* 
А.К.

Кончилось время в песочных часах,
и над часами старьёвщик зачах.
Он изумлённо глядит сквозь стекло:
время в часах навсегда утекло.

Был ты иль не был, злосчастный песок?
Как ты из плена меж стёкол утёк?
Надо же сказочке произойти —
даже минуты никак не найти.

*
Вот — ты. Вот — я. Вот — наши тени,
они, в отличие от нас,
в обнимку, в радостном сплетенье.
Для них наш праздник не угас.

Ты вся в слезах и смотришь мимо,
а я молчу как истукан.
Слова попятились в карман,
и тишина — невыносима.

* 
как в телик в зеркало гляжу
и удивляюсь миражу:
чуть выше за моей спиной
растёт обрубок кровяной.

он тянет щупальца ко мне,
утробой вывернут вовне,
и вянут на свету кишки
как графоманские стишки.

* 
на поверхности реки,
у прохожих на виду,
словно чёрные комки,
рыбаки сидят на льду.

в лунках шугу шевелят,
словно рис, попавший в суп...
на крючки цепляет взгляд
подо льдом плывущий труп.

* 
Вот — каруселей заржавелых лом,
фонтаны, не попавшие в струю,
и женщина с оторванным веслом
тревожно смотрит в сторону мою.

Безлицый, колченогий пионер
сочувственно глядит из-за угла,
как я по жизни — людям не в пример —
гребу без спасжилета и весла.

* 
Ты — поэт, и ты живёшь
неприметно, словно вошь.
Щиплешь словом бытиё
как помятое бельё.

Убежал от бывших жён,
лезешь к чёрту на рожон,
но находишь голос свой
не в корзине бельевой.



* * *

взял в ипотеку однушку
на предпоследнем этаже хрущёвки

как это бывает —
с полинялыми
отвалившими от стен обоями
и корвалоловым запашком

как это бывает —
с битой сантехникой 
и ржавыми трубами

как это бывает —
лет на двадцать

взял в ипотеку однушку
и внезапно заметил
глядя в запачканное окно
что неявной крутости
однушке добавляет
бар
через дорогу напротив

его массивная дверь тонула в тени
между двумя световыми пятнами
от уличных фонарей

его массивная дверь манила
и я решился
— ну ладно! —
поспешно поставил закорючки
на ипотечных бумагах 
и размечтался:

буду заходить в этот бар
после работы
опрокидывать стаканчик другой
буду трепаться о всяком
с татуированной барменшей

буду этакий прохававший жизнь
герой голливудского триллера
мэттью макконахи
средней полосы

брюс уиллис
средней руки

чак норрис
местного разлива

барменша
с посиневшей розой на плече
узнавая меня по звуку тяжёлых шагов
будет спрашивать:
— как обычно?

и как обычно
не дожидаясь ответа
будет плескать на дно
прозрачнейшего стакана
какое-нибудь чертовски крутое пойло
и —
шшширк!!!—
толкать стакан по барной стойке
прямо в мою ладонь

улыбка барменши
будет плавать в клубах
сигаретного дыма

и так тепло будет на душе
и так горячо —
в желудке

но надо ли говорить
что как это бывает
я сначала
ездил после работы
по строительным рынкам

всеми вечерами
менял в однушке сантехнику
сбивал перфоратором советский кафель
и клал современный

сдирал и клеил обои
стелил линолеум
выбирал и собирал кухонный гарнитур
выбирал и собирал книжный стеллаж

и как это бывает
проходя мимо когда-то манившего бара
и видя всполохи огней в его окнах
думал:
свадьба
— ну, или там —
юбилей

видя неподвижные чёрные силуэты
молча курящие на крыльце
понимал:
поминки

или же просто
торопился домой
на очередной затянувший сериальчик
под магазинные пельмешки
в пространстве вечного ремонта

так и продолжалось
день за днём
день за днём

и как это бывает
в этот проклятый бар
до его закрытия на прошлой неделе
я так ни разу и 
не зашёл

не узнал
есть ли там
чертовски крутое пойло

не узнал
есть ли там барменша 
с растёкшейся розой под кожей

не узнал
есть ли там хоть что-то
ради чего я решился жить
именно на этой улице

именно этой
жизнью

не нашёл времени
сил
желания

не узнал
есть ли в мире хоть что-то
ради чего вообще-то
и живу







_________________________________________

Об авторе:  ВЛАДИМИР ЗАЙЦЕВ 

Поэт. Родился в 1984 году в городе Суровикино Волгоградской области. До 18 лет жил в деревне Просек Костромской области. Окончил Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова по специальности «Журналистика», самозанятый. В 2022 году стал финалистом литературного конкурса «Петроглиф». В 2022 и 2023 годах – финалистом Волошинского конкурса в поэтических номинациях. Публиковался в журналах «Пролиткульт», «Prosōdia». Живет в Костроме.
скачать dle 12.1