Полина Корицкая. ГОРЬКАЯ БУКВА

Редактор: Сергей Баталов





Предисловие Сергея Баталова: стихи Полины Корицкой — это широкая партитура эмоций — от отчаяния до надежды. Это осмысление мира в состоянии трагедии и поиск выхода в окружающей тьме. В этом поиске поэт перебирает разные варианты спасения и находит в себе мудрость отличить истинные от ложных. 



* * *

Всё горевала о птичьих правах,
Всё говорила, и вот —
Горькая буква навязла в зубах,
И провалилась в живот.
Горькая буква пустилась бежать
По натяжению вен.
Острой главою (почище ножа),
Перелицовкой систем.
Горче и мельче дрожание рук, —
Только не вытрясти, нет, —
То, что на свет не достанет хирург,
Не выбьет дубинкою мент.
Так что целуй меня, только гляди,
Предупреждаю вперёд:
Горькая буква стучится в груди.
Больно по каждому бьёт.



* * *

А если завтра нас убьют,
Припомни перед этим:
Какое небо было тут,
Какое море было тут,
И всё, что кроме смерти.
И валит слева серый дым
Среди холмов и тропок.
И тянет холодом с воды,
И тянет тяжестью с воды:
Так пахнет мокрый хлопок.
А я замру на пять минут
В бесформенном покое.
Какое небо было тут.
Какое небо было тут.
Какое море.



* * *

«Нас повело неведомо куда...»
А. Тарковский

Целовал меня без счёта,
Говорил, что я — поэма,
Демонстрируя на фото:
Справедлива теорема.
Справедливо моё царство,
Правосудье непреложно...
Ты последнее лекарство
Подносил столовой ложкой.
И пила я эту меру,
Полумер не принимая.
Ты держал в ладонях сферу,
В ней меня приподнимая.
И река, и, боже правый,
Таз, кувшин, простые вещи —
Неспособные на правду,
Стали резче.
И — ни следа за вратами
Алтаря, где я уснула.
Лишь вода стоит меж нами,
Зла и снула.



* * *

Между прошлым и нынешним — пропасть,
Послезавтра не знает ключей.
Мэраба*, моя новая совесть,
Разобщённость природы вещей, —
В кой читается лишь раздвоённость
Языков, инородных сердец.
Тешекуль**, уязвлённая гордость,
Есть у каждой развилки конец.
А точнее — концы. Две дорожки,
Две дуальности местных куруш.
Как же воют турецкие кошки.
Как же мне не хватает беруш...
Рядом спит незнакомый мужчина,
Что женой называет меня.
Над Аланией плач муэдзина
Будет литься до Судного дня.
Я ныряю в транскрипцию ночи,
И купаюсь в горячем поту.
Хошчакал***. Эта пропасть короче,
Хоть и очень похожа на ту.

22.08.2022
_______
*здравствуй (тур.)
**благодарю (тур. разг.)
***прощай (тур.)



* * *

Я скажу себе вчерашней,
Завтрашней скажу себе:
В мире может быть не страшно
Даже в страшном сентябре.
И сентябрь бывает кошкой,
Безмятежно голубой.
Можно облако есть ложкой,
Объедаясь на убой.
Но убоя здесь не будет,
Здесь — как будто бы не там.
Улыбаясь, ходят люди,
Говорят тебе «тамам*».
Отвечаю «чок лезетли**»,
Ничего не убоясь.
Надо мной сплетает ветви
Мандариновая вязь.
Только память выползает
Чёрным аспидом из них.
Я слежу за ним глазами.
Он, как ревностный жених,
Оплетает подсознанье,
Проникая до ребра...
Как же хочется незнанья
И забвенья серебра!
Я скажу ему: не правда,
Что «тамам» совсем не там,
Что не вера, а бравада
Там сопутствует устам.
Что совсем я не сбежала,
Видишь? — вовсе не бегу!..
Аспид мечется кинжалом.
Сердце крутится в дугу.
Но — шепну себе тихонько:
Будет мир по всем домам,
И трубой Иерихонской
Протрубит большой Тамам.
И тогда-то я припомню
Без какой-либо вины,
Как вкушала я истому
Неприсутствия войны,
Как, без лести и без мести
(Солнцу — лоб, глаза — горе),
Я жила в красивом месте,
В беспечальном сентябре.
________
*хорошо (тур.)
** очень вкусно (тур.)



* * *

Не придавая лишних значений,
Время идти вперёд.
Что мне качанье любых качелей
После таких высот?
Что мелководье — песок и тина,
После таких глубин?
Будто бреду в полотне картины,
Сплошной череде картин.
И накрывают волной каскады,
Скрыли совсем уже.
Тысячу лет в желтизне наскальной
Движется мой сюжет.
Вейся, верёвочка, длись, качанье,
Время, шаром катись, —
И продолжай начинать сначала,
Неотвратимо — жизнь.



* * *

никогда говорю всегда
и последний скажу смеясь
я несу на плече кота
не боится мой кот упасть
кто-то косится срамота
я всегда хоть немного ню
я держу на плече кота
и его я не уроню
котопадов ушли года
и безвременно унеслись
я несу на плече кота
мы носы задираем ввысь
там на небе свои стада
кучерявый пастух пасет
я держу на плече кота
не пойму кто кого несет


 
* * *

Я всю ночь держала тебя за лапу.
Я боялась просто прикрыть глаза,
И поэтому не выключала лампу,
Хоть не выключить было её нельзя.
Я всю ночь держала тебя за лапу, —
И сама держалась за этот жест.
И ты слабым был, и была я слабой,
Только это было. Лишь это есть.
Я всю ночь... ...Боли у кого угодно,
А у котика — Господи! — не боли.
И тянулось, тянулось моё сегодня,
Как деревья тянутся из земли.
Отменялись пол, потолок и стены,
Если не вздымался, казалось, бок.
Кошки, люди, — всё на Земле растенья,
И бок о бок с нами взрастает Бог.
Помоги же нам, если вправду — Папа...
Не суди, пугая или браня, —
Пока я хватаюсь рукой за лапу,
Пока лапа держится за меня.



* * *

В бубны бьют шаманы, молятся святые.
Пробудились кости мёртвого Батыя.
Труден острый холод чёрного набата:
Брат идёт на брата. Брат идёт на брата.
Брат идёт на голос, а потом обратно,
Голубем взмывает до военкомата.
Будет тебе, жено, будет тебе, мати,
Положу живот свой я в военкомате.
Не бубни, сестрица, не хватай запястья,
Не бывает в мире никакого счастья.
Лишь азарта буря, сонная бравада:
Брат идёт на брата. Брат идёт на брата.
Брат наставит дуло: «Где таился, Авель?»
И поймёт, что Авель «лепесток» оставил.
Брат на брата будет — волоком и волком.
...Войлоком застелет воинскую койку.
Не буди, покуда не бела холстина.
Бабы молят Бога — не родить бы сына.
Бродят тени дыма по челу Арбата —
Это в отдаленье брат идёт на брата.
Слушай, засыпая, проводы солдата.
Брат идёт на брата.
Брат идёт на брата.



* * *

Я хочу быть совой. Поднимите меня и подбросьте.
Я забуду про голость, про голод, про голос,
И про гордость — пока истончаются кости,
И пером обращается волос.
Я сова. У меня не глаза, а полушки.
Мои когти скребут по душе деревянного бога.
Я сейчас улечу, улечу, что мне ваши ножи и воздушки:
Ваша речь однонога.
Ночь такая, что хочется пить её воздух...
Вам же - водка и кровь, кровь и водка, и больше не надо.
Я устала, я стала совой, устремившейся к звёздам, —
Но не тем, что застыли в зрачках у камрада.
Я не знаю, как надо. Как не надо — я тоже не знаю.
Совы знают лишь то, что и так на духу, на слуху.
И вот так я сижу, и пол ночи твержу заклинанье:
«Ухожу, ух-хожу я, ух-ху-ху. Ух-ху-ху. Ух-ху».



* * *

Не справляется со тьмой Ершалаим.
И чужой становится своим.
И своим становится чужой.
Каждый не справляется со тьмой.
Никому не справиться со тьмой.
Ей с собой не справиться самой.
И проходит ветреный нисан,
И не может справиться он сам.
Не справляется со тьмой Ершалаим,
Хоть и помнит небо голубым.
Хоть и помнит: тут стоял Пилат.
И не помнит, был ли кто распят.
Ни чужого у него, ни своего.
Он себя не помнит самого.
Всякий тут рождается слепым.
Не справляется со тьмой Ершалаим.
В этой тьме промелькивает жизнь,
И ползёт, и стонет «отступись».
И ползёт, и тонет, и ползёт...
Что корова языком лизнёт.
И пока мы, убаюканные, спим, —
Не справляется со тьмой Ершалаим.  



* * *

когда истекают последние сроки
утекают последние силы
ускользают ресурсы
иду по стеночке
как по мосту над бездной
не вижу вершин
только камни из-под подошв
тогда возвращаюсь в кухонный сад
и начинаю взращивать
костыли
вышивка крестом
голубые цветы
белые цветы
красные цветы
разноцветные костыли
вымытое окно
витражная пайка
блик фацета
ловец радуг
прозрачные костыли
тонкие ветви
ребристые листья
неслышные голоса
зелёные костыли
на обратном пути
мне есть на что опереться
одной рукой
и что целовать
глазами
а если вянет цветок
рвется нить
бьётся стекло
я зажимаю осколок в ладонь
и делюсь с ним своим дыханием
тогда я тоже костыль
белая кость
их и своя одновременно
а пока я беру иглу и прицеливаюсь не глядя
в это время я вижу себя
вшиваю себя в себя
играю в кости
со смертью
крестики-нолики
морской бой
мать-и-мачеха
скоро лягу мам
только закончу костыль
к завтрашнему уроку



* * *

В мире так много страшного и больного,
Что выживает крепкое до стального.
А мне остаётся выть, зажимая голову.
Господи, я не железная, я из олова.
Господи, руки мира горячие, как пожарища.
В них истлевают хлопковые товарищи.
Пепел их собирают, бросают в ящики:
Девочки в красных, а в синих мальчики.
Просто смотреть и ждать - перевал отчаянья.
Господи, пожалей ты нас, мы нечаянно.
Мы не хотели, и даже не знаем, чего наделали,
И почему продолжаем гореть и гореть неделями.
Рыба гниёт с головы, а я начинаю плавиться
С правой руки, фаланги пятого пальца.
Я истлеваю, кажется, я изчезаю,
Но оловянными плачу пока слезами.
Плачу за тех, кто ещё не коснулся жара,
Кто был не готов ко встрече литого жала.
За глупых жильцов Твоего голубого шара —
Глухонемых, сутулых и слепошарых.
Я и сама не ангел, я олово, я солдатик,
Меня потерял когда-то мой младший братик.
А я укатилась в кухню, к подножью печки,
Лежу и смотрю, как сверху дрожат колечки.
И знаю, что скоро-скоро истлеет сказка.
Прости меня, братик, ты тоже наследник лязга
Печного. Смотри, как блестит заслонка.
А теперь не смотри.
Я быстренько. Я тихонько.



* * *

А ведь мы могли с тобой, уехав,
Как не доводилось никому,
В царстве винограда и орехов,
Побеждая снега седину, —
Просто жить. Сменяя дни недели,
Как бельё меняют перед сном, -
Жизнь бы через голову надели,
Воздух перепутавши с бельём.
И, глотая полными горстями
Воду пребывания вдвоём,
Мы её делили бы с гостями,
Освещая этот водоём...
Это "бы" ломает все дороги,
Не вмещая никаких дорог.
Я смотрю на собственные ноги,
И не замечаю своих ног.
Вижу только землю. Только землю.
Там без всяких "бы" нас точно ждут —
Год. Десятилетие. Неделю.
Нам с тобой билеты продадут,
И придётся всё равно уехать,
Только даты нам не сообщат.
Земляные горькие орехи
Никому не щёлкать сообща.



* * *

Сколько раз просыпалась мёртвой,
А всё-таки глянь — жива.
И болит по-живому честная голова,
Торчащая из-под кофты.
И скребёт, царапает тот же нож,
И опять не спасает чужое "но".
Задолбало, конечно, одно кино,
Но замкнуло чего-то. Что ж.
Не обманывай душу, не восемь лет, —
Но не ври, мол, намотано восемьсот...
А на то, когда кто кого спасёт, —
Твоего разуменья нет.







_________________________________________

Об авторе:  ПОЛИНА КОРИЦКАЯ 

Поэт, прозаик. Родилась в г. Томске. Выпускник Литературного института им. А.М. Горького (семинары Ю.П. Кузнецова, Г.И. Седых). Победитель фестиваля молодой поэзии «Филатов-Фест» (2019), лауреат премии «Начало» Союза Писателей Москвы (2019), лауреат Волошинского конкурса в номинации журнала о поэзии «Prosōdia» (2021), дипломант премии «Болдинская осень» (2021), лауреат литературного конкурса партии «Справедливая Россия» (2021). Опубликована в альманахах «Сибирские Афины», «Тверской бульвар, 25», в газете «Литературная Россия», в журналах «Российский колокол», «Кольцо А», «Литературный оверлок», «Подъем», «Юность», «Начало века», «Сибирские Огни», «Наш Современник», в других изданиях и в коллективных сборниках. Автор книг «Самокрутки» (проза, контркультура, 2014), «Симптомы быта» (поэзия, 2019), «Плакать в самолёте неприлично» (поэзия, 2022), «Посмотри, Одиссей» (поэзия, 2022), «Демоверсия» (роман, 2023). Член Союза писателей Москвы.скачать dle 12.1