Павел Сидельников. ВОЗДУХ СЛОЖЕН

Редактор: Сергей Баталов





Предисловие Сергея Баталова: стихи Павла Сидельникова – носители детского мироощущения. Не в смысле наивности – а в том смысле, что для поэта ещё не застыли привычные связи между словами. Он не боится привычных образов, и не боится поставить рядом слова, которые ставить рядом не принято. Не боится гармонии, и не боится сломать её неожиданным образом или сбоем ритма. Слова в его стихах легки и податливы, и полны упомянутого в названии «сложного» воздуха.



* * *

Вот так смотри: чужого не дано,
а что своё – то в рамку и на полку.
И я смотрю и робко, и чудно,
подобно большеглазому ребёнку.

И взгляд далёк, он требует тепла,
родного дела, как стихотворенье
о том, что жизнь со мною не была,
хоть и она закончилась рожденьем.


* * *

Странно говорить о том,
чего и сам ещё не прожил.

Этот воздух – невесом.
И невесомый воздух сложен.

Слово – дышишь им,
живёшь,
как птицы в позабытых гнёздах.

Верю, человек, поймёшь
как дышит воздух



* * *

Вот человек – всего лишь человек
лежит, не размыкая сонных век.

Глаза его – прозрачные туманы,
как корабли,
как аэропланы.

Что снится человеку одному:
случайная жена и ночь в Крыму,
где тишины спокойней не найти.

О, женщина, за всё меня прости!



* * *

Ирине Ким

Ты – звук, который невозможен.
Я очень музыку люблю.
Я приходил к тебе – о боже! –
узнать загадочность твою.

И доставал я из портфеля
по нотной грамоте тома.
Наукой музыку не сделать,
она рождается сама.

Она рождается, как птица –
не птица, но ещё птенец –
в своём полёте окрылится
и станет птицей наконец.

Куда летишь, струной порхая?
И ты одна, и Бог – один.
Стоишь, как свечка восковая,
над тем, кто музыкой любим.



* * *

о тишина
о тихая
чудная тишь
пиррихиев

небесный звук
как дерево
телесный цвет
так серое

рождает то
которое
я говорю
просторами

я говорю
вершинами
моей любви
единственной

любовь моя
мы созданы
мы созданы
из воздуха



* * *

Не успев и себя увековечить,
ты становишься дымом – незаметным
и задумчивым. Пепельные речи
догорают на небе предрассветном.

Смотришь – и полумесяц одинокий,
как сутулый старик в пустыне Гоби,
поднимается к звёздам. Так далёки
караваны верблюдов одногорбых.

Как больная вода, всё тяжелеет:
и земля, и оставшееся пламя.
Вот окурок твой в пепельнице тлеет…

И только речь проглатывает память.



* * *

1.

Помню:
мы курили поздно ночью
и читали Блока наизусть,
и стояли – порванные в клочья,
сохраняя слово.
Ну и пусть.

2.

И вдох, и выдох
уже неразличим.
А.Б. прочитан.
Давай поговорим.

Светло на кухне,
и кухня – это рай.
Свеча потухнет.
Свеча, не потухай!

Конца и края
на свете нет. Речам –
свеча ночная,
прекрасная свеча.



***

поэту Арману Комарову

Кувшин, наполненный водой –
фильтрованной своей виной,
стоит, как ангел непочатый
над человеческой душой.

Я умер: это сон, виденье?
Передо мной, как привиденье,
возник смущённый надзиратель.
Он крылья держит на коленях.

И я закрыл свои глаза.
И вдруг открыл, когда из-за
угла раздался выкрик сжатый
Кружилась рядом стрекоза.



* * *

Горит звезда, но не во лбу,
как следует земным художникам,
а в небе – зимнем и воронежском –
в циничном цинковом гробу,

где и не спросят whoiswho –
одни глаза твои навыкате.
И не чирикает о выгоде
птенец, уткнувшийся в труху.

У страха – велики глаза,
но не величественней космоса,
где звёзды говорят вполголоса,
когда ничто нельзя сказать.



* * *

Вдруг, оказавшись не у дел,
услышишь – чайник подоспел.

Но ведь до этого не слышал
воды кипенье: пыш-пыш-пыш,

как дни недели.

Скрипит коническая крыша,
где Бог сидит – превыше крыш,

где мы сидели.



* * *

Силуэт отчуждения – парусник дальнего следа,
где прошедший сквозь облако, сквозь гипнотический сон,
с ветром мартовским бьётся.
                                И тлеет моя сигарета…
Сигарета, как память о мире – раскрывшемся, словно бутон.
Одиноко и страшно. Что завтра случится – не знаешь…
И откроешь окно, дабы с прошлым проститься: там двор,
игровая площадка, дитя. Постепенно себя вспоминаешь:
как затейливым мальчиком я забегал в пиццерию «Farfor»,
где работала тётя Лариса, с которой в машинки играл.
Я любил внедорожник с большими колёсами, стёклами.
(как водительских прав не имел, так на них и не сдал).
Это было давно. Дни казались такими простыми и лёгкими.
И пора бы задуматься о настоящем. О жизненном.
Например, мне устроиться бы в дорогой ресторан,
отдавать ползарплаты возлюбленной – безукоризненно.
И забросить курить. Лучше – ранневесенний купить тюльпан.
Своему детству его подарить.



* * *

Небо в Мичуринске кажется невозможным.

Ночью бессонной выходишь с платформы,
начинаешь подкуривать – закурил,
а до этого – говорил-говорил

о том, что любовь – это музыка.
И я предложил ей наушники,
чтобы вместе послушать какой-нибудь чарт.

Она отказалась.

И я пошёл пить чай,
крепкий, чёрный,
с имбирными пряностями
и тульскими пряниками,
смотря на ночное беззвёздное небо,
в котором теперь видел только любовь.







_________________________________________

Об авторе: ПАВЕЛ СИДЕЛЬНИКОВ


Поэт, эссеист. Родился в 2002 году в Тюмени. Учится на юридическом факультете Российского университета правосудия. Выпускник школы литературного мастерства им. В. Крапивина. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Урал», «Кольцо А», «Наш современник», «Сибирские огни» и др. Участник всероссийских совещаний и семинаров. Живёт в Воронеже.


скачать dle 12.1