Редактор: Сергей БаталовПредисловие Сергея Баталова: стихи Майки Луневской – ещё один вариант реакции на ситуацию, когда «мир прекрасен, а человек умирает». Ситуацию, реакция на которую и рождает поэтов. Это бесстрашное в своей честности исследование собственной души и последствий от её столкновения с окружающим миром. Столкновения, травма от которого не убивает, но становится основой собственной идентичности. * * *
Напиши об этом, напиши об этом.
Остальное всё уже написали.
Как хотел отчаянно стать поэтом
и не стал поэтом. И что вначале
было слово, а после него молчанье.
Напиши – хотел научиться зренью,
чтоб суметь зерно отделить от плевел.
И хотел подобья, не повторенья.
И любил стихи, а счастливым не был.
Суета. Об этом в Екклезиасте.
Между вдохом-выдохом жизнь, как минус.
Напиши, как сильно хотелось счастья
и горящий куст перед домом вырос.
Напиши, как было на самом деле,
что смотрели ангелы с верхотуры.
Что писал стихи, а они горели,
что они не стали литературой.
* * *
День как кофе растворимый,
чёрный с сахаром.
Снег с землёй. Как ни посмотришь,
снова сумерки.
Выйдешь в сад – там воробьи
летят на сакуру,
а зайдёшь в пустой сенник –
там гуси умерли.
Пух летит и снег летит,
а жизнь тяжёлая
не летит, не поднимается
по лестнице.
И луна висит печальная
и жёлтая,
потому что в сад луна
пришла повеситься.
Потому что день и день
похожи лицами.
Не судьба, а результат
слепого метода.
Вот и дерево молчит
и смотрит птицами,
потому что время есть,
а деться некуда.
* * *
Выкручена лампочка в торшере –
так с лицом опущенным стоит
до зимы оставшийся подсолнух.
От других остались только стебли,
в корни уходящие штыри.
Впереди кончается оврагом,
а внизу обугленные о́льхи,
вечно воскресающие тра́вы,
под водой замёрзшей пузыри.
Скоро ночь и день часы сравняют,
этот свет ненужный и последний.
Белый цвет у чёрного внутри –
шелестит лузга, торчат штыри,
кость уже лежит в земле соседней.
Видишь смерть людей и жизнь растений?
Не смотри.
* * *
Переизбыток леса, немыслима асфиксия.
Никто не окликнет и не предъявит лика.
Дальше-то что? Дальше опять Россия –
красный солдатик, синяя ежевика.
Воздух стоит – мы ноги ему связали.
В деревянных одеждах смиренны братья.
Тёмные круги под голубыми глазами
неба. По справедливости не поделишь.
И земля, как на вырост платье –
ждёт, когда ты его наденешь.
* * *
Стоят следы в осколочной воде,
у лужи сходят корки ледяные.
Прав пессимист – в возникшей пустоте
он видит смысл, не то что остальные.
И бьётся лёд, как билось бы стекло, –
нельзя же не проверить прочность брода.
Прав пессимист, ему не повезло,
есть в этом притягательное что-то,
что можно упиваться пустотой,
ломать и разрушать себя, поскольку
и это тоже значит быть собой,
не вам судить о целом по осколку.
И ближе, чем чужой самообман,
уныние своё, свои надломы.
Как в воду лёд и как вода в туман –
мы травм круговорот, известно кто мы.
* * *
Ноябрь от слова "ныть", точнее "но́я".
Кто может подтвердить, что был со мною?
Никто не может, я была одна.
Осадки осаждали тёмный город,
весь день хотелось спать, болело горло,
в упор смотрела жёсткая стена.
Была любовь, а оказалась липа.
Рай в шалаше гостиничного типа.
Сознание определяет быт,
где в тесноте, но и при том в обиде.
Ты жил со мной, но ты меня не видел,
и этот взгляд о многом говорит.
Сжималась, растворялась, уменьшалась.
Я к той себе испытываю жалость
и многое хотела б поменять,
но прошлое противится: "Нечестно!"
Пять лет я исчезала и исчезла.
Что может пепел фениксу сказать?
* * *
и солнце в дозах небольших и небо как жених
в костюме светло-голубом кто не мечтал о ком
такая видишь тишина что снег и тот притих
как лодка в водах грунтовых со спящим рыбаком
принять как данность как женьшень настойки на спирту
теперь бессмысленность всего полнейшую причём
что разрушается эмаль и даже речь во рту
я человек сам на себя на что я обречён
что всё кончается быстрей чем можно уловить
лежи спокойно под землёй плыви во сне рыбак
что я никто никто никто три раза повторить
и больше вслух не говорить но знать что это так
* * *
В середине пути вспоминаешь, куда ты шёл
(не за этим).
Вес иллюзий, когда их скинешь, тогда тяжёл,
а пока несёшь – незаметен.
И не то чтобы всё потеряно, свет не мил
и упущен шанс,
просто знаешь, каким подающим надежды был
и какой сейчас.
А они говорят: "Посмотри, как лежим в земле
беспробудно либо
посмотри на живых и, найдя себя в их числе,
за одно это скажи спасибо".
А они говорят: "Что значит потенциал?
Какого ещё рожна?
Взял за талию жизнь, немного потанцевал,
она тебе ничего не должна".
* * *
Зрачок у неба веком не прикрыт,
сплошной камыш ведёт к лесным озёрам.
Там треугольник дерева стоит
вершиной вниз, золой для чернозёма.
Длиннеет шаг, споткнувшись на воде.
И воздух узнаёт, зачем он замер.
Там смерть лежит у рыбы в животе,
и лёд глядит прозрачными глазами.
Пространству словно вырвали язык –
кто знал, что тишина такой бывает?
Там лес сгорел и заново возник,
но больше он пожар не вспоминает.
* * *
Когда заканчивался минус
и вверх подпрыгивала ртуть,
я замечала: жёлтый вырос,
и шла гулять куда-нибудь.
А город, к празднику готовый,
уже стоял навеселе.
На остановке пахло сдобой,
собаки спали на земле.
Летали в воздухе пакеты,
бумажки плавали в грязи,
и мальчик, в лёгкое одетый,
садился в белое такси.
Во всём предчувствуя удачу,
смеялась юность и ждала
(не так, как ждёт больной лежачий,
а так, как крови ждёт игла).
Я шла по набережной к парку,
там музыкант для денег пел,
а ворон всем бесплатно каркал,
пока на дереве сидел
(оттуда было видно трубы,
в другую сторону – вокзал).
Я подставляла солнцу губы,
а мне их ветер целовал.
С тобой не встретившись ни разу,
я шла, сверяясь по звезде.
Весна была – как метастазы –
не только в лёгких, а везде.
Я шла и шла, земля кончалась,
"вчера" звучало как "пчела".
А в парке девочка качалась
и нежность розовым цвела.
* * *
Нельзя не зайти по дороге в кэбэ –
доступное счастье разлито в стекло.
Отсюда – в парк Дружбы, а хочешь – к тебе.
И лето не помню какое число,
и вечер такой, что на лодке по Цне.
Нельзя распивать, но мы взяли вино.
Я прыгаю с лодки – а что там на дне?
И весело сердцу, и речке темно.
И вот мы идём на Саратовский мост,
и поезд так близко, что руку мне дай.
С какой стороны нумерация звёзд?
Как поезд пройдёт, так и ты пропадай.
Исчезни со всем – как сухое в пустом –
и лето, и лодка, и мальчик с веслом.
* * *
то ли ей плохо видно
(не пользуется очками)
то ли бабушке всё равно
на варенье вишня давится
с червячками
заодно
как бы странно мне ни казалось
вида не подаю
но пенки снимать отказалась
не пробую не плюю
к вечеру поливали себя и корни
водопровода нет есть бочка и буровая
майонезным ведёрком (я же не посторонний)
нагую бабушку поливаю
в городе перед домом в кустах малины
вдруг кто увидит но бабушке наплевать
как говорится жизнь оказалась длинной
теперь-то чего скрывать
я раздеваюсь за домом
везде соседи
сразу неловко потом веселюсь с водой
горячей из бочки холодной из буровой
вдруг кто увидит уже не волнуюсь этим
стыд с меня что ли смылся волной в ведре
вечером летним видится в новом свете
родинка на бедре
родина во дворе
ягодное варе...
_________________________________________
Об авторе:
МАЙКА ЛУНЕВСКАЯПоэтесса. Окончила Тамбовский государственный технический университет по специальности «юриспруденция». Работала помощником аудитора, оператором аттракционов, бухгалтером, артисткой в детском театре, юристом. Участница Форума молодых писателей России и семинаров Союза писателей Москвы. Стипендиатка Фонда СЭИП, победительница премии «Северная земля», лауреат международного арт-фестиваля «Провинция у моря». Стихи публиковались в журналах «Знамя», «Юность», в «Литературной газете» и других изданиях. Живёт в селе Берёзовка-1 Тамбовской области.
скачать dle 12.1