Редактор: Иван ПолторацкийКомментарий Ивана Полторацкого:
Новые стихи Екатерины Ким – это горячая речь человека, который долго молчал, и наконец нашёл возможность говорить о своей любви и о своей боли: “Что я тебе сделала, что ты бьешь меня вот уже третий раз?” (Книга чисел, гл. 22, ст. 28)В этой подборке силлабо-тоника чередуется со свободным стихом и твёрдые формы выглядят более травматично, словно лирическая героиня постоянно ударяется об острые углы языка и бьётся о выступы рифмы. Верлибры же выполняют врачевательную и терапевтическую функцию - дают понимание ситуации и возвращают к любви.Объединяет их перформативная динамика - тексты Екатерины Ким в первую очередь кинестетичны, мысль не всегда успевает за движением тела, зато язык поэзии позволяет разъять каждое движение на множество деталей и запечатлеть его ускользающую красоту. Стоит добавить ещё пару слов о кинематографичности этих стихов, не только ссылающихся на многие и многие прекрасные фильмы, но и буквально воплощающих операторскую работу в слове.***
всю жизнь зарабатывала право
любить то, что мне на самом деле хочется любить
не закаты рассветы мотыльков
а безупречную радость свободы
когда выкидываешь в мусорку последнюю оставшуюся от этих дел пачку
в твердой уверенности
что она больше не пригодится
или наоборот, упорство поражения
когда раз за разом отказываешься от чего-то безусловно важного
что предлагают, потому что это несомненно нужно
но той меня, с которой это сработало бы
обнаружить не удается
внимательный читатель ждет в этом месте слияния тезы и антитезы
не буду его разочаровывать
тем более, кому это ещё и может быть адресовано
как не ему
когда мне удается отплыть от берега достаточно далеко
чтобы забыть мир труд май любовь и доброту, привитые с детства
я скидываю с себя всё то, без чего мне не выйти обратно
и остаюсь наедине с тобой
***
целочка человечечка
ломана переломана
тёлочка или овечечка
звёздочка или мадонночка
ивовых тонких прутиков
резано перерезано
сколько историй мутненьких
сколько сапог железных
шарик сферический в вакуум
детской ладошкой брошенный
мы навидались всякого
месива марева крошева
вызвездит многозвёздное
нам в заводной игрушечке
целый огромный непознанный
пальцами непослушными
клеится переклеится
видится не развидится
над человеческой глиняной
звёздная белорыбица
***
в моей коробочке под кроватью
хранится список изъянов
всех, кого я когда-то любила
иногда я о ней забываю
и это дни мёда и сладости
но довольно часто
особенно по вечерам
одно неосторожное движение
наталкивает меня на прохладную звонкую жесть
мне не нужно смотреть, чтобы помнить
мне не нужно вспоминать, чтобы помнить
мне не нужно носить её, чтобы нести
мама-папа, дорогие, любимые
нет ни одного места, в которое
вас бы бог не поцеловал
кроме трещины между
принцем хаоса так и становятся
запечатывают её в лабиринте
своих личных теней
а любовь остается на воле
безупречная и беспощадная
верит в силу, сочувствует слабости
знает, что всегда победит
пианистка моя, пианисточка
добровольная ордалия чудом
из-под крышки взлетают цветы
но мария целует их раны
как будто свои
убегай, а то титры догонят
***
позади наших детских обид
есть окно
в нем пылает горячечный шар
и нам кажется — прошлое будущим
предрешено
а в руках наших утка
а в утке тупая игла
мы стоим перед дверью
не в силах играть эту роль
а мы снова стоим
и опять и опять виноваты
и мне мессенжер скажет
спокойно, возьми и уволь
этот шар эту утку и домик под ёлкой из ваты
высыпается облако мелкой канвой конфетти
тридцать девять и пять
это время теперь а не пламя
и под ёлкой из прошлого кто-то под дверью стоит
и никто и никто кроме нас
не стоит перед нами
***
я не знаю, как к этому относиться —
прекрасное решение любой непонятной жизненной ситуации
философское в некотором плане
пока незнание длится
ты ей смотришь в глаза
полные птиц
видишь тревожные искры
волну подступающего страха
внахлест перекрывая
что делать? кем быть?
я сегодня слегка раненый аксолотль
недоросль человека
нам не уберменш выход из нео-тени
а хотя бы просто обычный ответственный добрый заботливый взрослый
пока длится незнание
можно выпить, позавтракать, сходить на работу, вернуться в себя
попасть на перформанс
прочесть книгу и краткие восторженные отзывы на обороте
пока можно не относиться никак
всё становится как-то не связано
с тем, к чему не нашел отношения
и можно какое-то время не быть
вместе с тем, чего нет
пока не придется себя обнаружить
***
где поцеловал
там же и обжёг
в сердце то завал
то сплошной ожог
то черна рука
то черно плечо
то во весь экран
чернотой ещё
кто не доигра
тем сейчас игра
кто не дострада
тот не умира
черных плеч ряды
кто зальёт слезой
и рука ползёт
к нашему с тобой
радио веща
выходи с веща
выхода ища
из пожарища
***
господа присяжные заседатели собрались и порешили:
свой собственный голос и его воспроизводимость —
это практически мера профессионализма в поэзии
что ничем не отличает её от остальных
параллельных и перпендикулярных ей вселенных
то же самое говаривал мне мой супруг
когда был скорее в духе, чем вне его
"у тебя есть твой голос, птичка, это главное"
прелесть моя, да неужто теперь мне так и сидеть взаперти
шаг влево, шаг вправо — охрипла?
что же делать, куда бежать
от этого внутреннего голоса?
косплеить всех тех, кого
чарльза свет нашего буковски, и караулова, и жданова, и павлову
и ни в коем случае не бродского
смирнова косплеить кишка тонка
аллой я просто восхищаюсь, в сторонке, по-рыцарски
а лилию переписываю в блокнотик
что касается современной фем-поэзии
задолго до того, как известное слово
сошло с известного заголовка
и пошло гулять по закоулочкам
я мечтала перепеть на свой лад монологи того самого
но семья, дети, знаете, не до того
впрочем, тот, с кого все мои косплейные замашки начинались —
несомненно, старина хэм
сколько лет, сколько зим
со времен всепоглощающей зависти
к оплоту патриархата
хорошо, что тогда я была о себе невысокого мнения
и не стала даже пытаться
а теперь может и до своего голоса речь дойдет
ужасно любопытно, какой он
РИДЛИЕсли бы на каждой изнасилованной женщине было бы "здесь был Вася",
если бы это было в её, а не васиной власти,
или во власти высших сил, присматривающих за нею,
что-то я немножечко сатанею,
если бы в каждой церкви было бы "здесь был Бог",
сделал, всё, что смог, а потом что не смог, то не смог,
если бы поперек нашей карты было бы "здесь была память",
вот тогда бы...
не было бы никакого тогда бы с нами,
и уж точно не писали бы мы поперек ада:
здесь мы были, и есть, и большего нам не надо.
***
кому-то должно быть иудой
сюжет не полон без него
и входит в кадр искариот
и говорит "вали отсюда"
вали как с яблони приплод
как с небосклона валит солнце
иди туда где тебя ждет
отец как сына-самозванца
я сын ничей и дух ничей
я остаюсь здесь разгребаться
один один в нашей ничье
вали вали куда собрался
я буду жить и буду знать
что где-то там за поворотом
судьба твоя, старушка-мать
зовет домой искариота
кто сын отца, кто сын судьбы
то знать не нам и не под силу
ходить от счастья по грибы
в чужом лесу искать могилы
***
Переломы судьбы
заживут и срастутся неровно,
лишь фрагменты любовной,
никем не опознанной речи —
воздух птичий,
ах, нет, человечий —
выдыхаю,
и солнце слепит.
Фото Вячеслава Ковалевича
_________________________________________
Об авторе:
ЕКАТЕРИНА КИМРодилась в 1980 г. в Алма-Ате, живет в р.п.Кольцово Новосибирской области. Окончила филологический факультет Алтайского государственного педагогического университета. Работает учителем английского языка. Стихи публиковались на интернет-портале журнала “Реч#порт”.
скачать dle 12.1