Редактор: Иван Полторацкий
Комментарий Ивана Полторацкого:
В подборке представлены три больших кинематографических поэмы известной современной поэтессы и переводчицы Фаины Гримберг. В них, на фоне подробно детализированных исторических декораций различных эпох, разворачивается напряжённая и страстная борьба между эросом и танатосом, порой выходящая за рамки общественной морали и пугающая откровенными сценами, но неизменно завершающаяся победой любви над всем, что ей противостояло.
ПАРЕНЬ ИЗ АВЛАБАРА Художественный фильм
Мелодрама
«…кораллы красные…»
Авлабар – часть Тифлиса
часть тела Тифлиса
Маленькие дома сбиваются в стайки
сбегают слетают вниз по крутым улочкам,
как сестренка Парня из Авлабара,
сестренка Сона с подружками
ситцевые платьица в горошек пестры
две длинные черные косички-змейки за спиной
и мотыльковое трепетание улыбок
черных ярких глаз
Во дворах сильно пахнет душистыми съедобными травами,
соленьями,
свежеиспеченными лепешками
и вином,
пахнет едой и вином
Но еда бывает не у всех.
С балкона, с такой решетки витой вдруг свешивается ковер
Витые кудри балконов веселы
С этих кудрявых балконов обвевает лица прохожих
по церковным праздникам
неимоверно сладкий аромат бугламы.
В дни церковных праздников мать идет в церковь
Маленький мальчик крепко держится за подол
темного поношенного платья матери.
В церкви идет служба
ладан кружит голову
голоса подхватывают стройно
молитву священника
Богоматерь с младенцем над иконостасом
под самым куполом, далеко.
Отец его давно умер
был когда-то портным, но пил,
и пришлось продать швейную машинку Зингер
Мать нанималась то мыть полы, то стирать
простое белье
Младший брат был дурачок
Сестра, тихая девочка, мечтала выучиться на белошвейку
но никак не удавалось, не получалось
накопить денег на обучение у мастерицы.
Мальчику не было интересно играть в альчики-мослы
носиться наперегонки и схватываться задорно
и с детской злостью
с другими мальчишками.
Он бежал туда, где зурна и барабан
возвещали о свадьбах
Жадно смотрел на свадебное веселье танцев
и схватывал памятью тела движения жесты
Он уходил туда, где внизу быстро и шумно шла река,
и танцевал.
Кажется, он учился недолго в каком-нибудь двухклассном училище
Или не учился
Писать не умел
Мог читать по складам.
Тонкий палец переползал по странице
Мальчик прочитывал по складам два-три слова
не вдумываясь в смысл
И было непонятно, как попала очутилась книга
растрепанная, уже без обложки,
в бедном доме,
где не умели читать.
Но когда-то обложка была
и можно было прочитать название
Verk Hayastani – Раны Армении.
Молодой сосед носил новые сапоги гармошкой
золотая цепочка от часов выглядывала из кармана
нового архалуха – чтобы все видели!
Молодой сосед был кинто.
Он заметил, как мальчик пускался в пляску на свадьбах
сказал, что парню четырнадцати лет довольно бездельничать
поговорил с его матерью
и отвел его к хозяину одного майданского духана
получил за это плату от хозяина
Хозяин – верткий человек – над лицом папаха –
велел мальчику подписать договор о службе в духане
Мальчик выцарапал крестик.
Так стал он Парнем из Авлабара,
узнал, что за танцы дают деньги,
а за то, что чужой конец входил в его узкий зад
давали больше денег.
Он не противился.
В том маленьком мире вина, еды и танца, танца
так вроде бы полагалось.
Сестра Сона теперь стала ходить в белошвейную мастерскую
А он…
Он танцевал…
Он стал кинто
Он стал знаменитым кинто
С малолетства он привык
всю смутность своих мыслей и чувств
всю их спутанность и незавершенность
выражать, спрямлять, прояснять
движениями и жестами танца.
В кинто шли армянские парни из трущобных жилищ Авлабара
Духан – это было совсем не то что греческая кофейня
или азиатская чайхана
Духан – это называлось по-русски увеселительное заведение
Это было вечернее и ночь
ночь мрачноватого тревожного света лампового
Черные усы над чернотой черкесок
за столом длинным и покрытым белой скатертью
И подавали много сладкого горького горячего мяса
жареную на углях баранину
Бутыли бутылки тарелки вставали и лежали
на белой скатерти.
Бубны и маленькие барабаны уже работали в руках музыкантов
Большой барабан солировал
И среди инструментов, похожих на скрипки, мандолины
и длинные флейты, и дуды-дудуки,
стонала и пела бессловесно зурна…
Кажется, там уже был аккордеон. Или нет?..
Музыка начинала тревожность.
И выходил Парень из Авлабара.
Он выходил и торжественно прикладывал руку к сердцу
мерно бившемуся под черным сукном архалуха,
подпоясанного узким наборным ремешком.
Немного сверкало серебро ремешка
И заткнутый за ремешок красный платок
уже в нетерпении готов был к танцевым колыханиям-взлетам
Он был почтителен и показывал достоинство
Все его движения и жесты были преисполнены
этой странной почтительности
и в то же самое время
горделивым чувством собственного достоинства.
Он начинал танец.
Мелко дробно с быстротой он шел
как бы по нарисованному кругу
правильно быстро, как бы немного маршируя,
двигая опущенными и согнутыми в локтях руками
в узких черных рукавах.
Трудно было уследить за мелькающим взлетанием
маленьких стоп в черных мягких сапожках
Ноги в черных сатиновых шароварах одна за другой
стремительно выбегали вперед,
чуть сгибаясь в коленях,
быстро-быстро мелькали-взлетали.
Раскидывал широко руки
приглашающим, готовым к объятию жестом…
Музыка танцевала.
Это не был танец воина,
это был прекрасный непристойный танец
отдающегося рослому толстому пьяному мужчине
подростка, юноши,
Парня из Авлабара,
отдающегося телом, сутью тела,
телом, пропитанным странным опытом танца и отдавания…
Когда он делал такой полный изящества поворот кисти
правой руки,
и с немыслимым же изяществом поводил ладонью мимо лица,
и делал круглым плечом – вот так! –
и за столами раздавался стонущий вопль, вопящий стон…
Да что вы за люди! Проституток вам что ли мало?
А впрочем, эх! – какая женщина поймет загадку мужской плоти
А уж душу мужскую и разум – никогда!
А кому нужна проститутка и пиво, надо брать фаэтон
и ехать в Орточалы.
А дома ждут терпеливые жены,
будто срисованные с портретов оазиса Фаюм,
набеленные и нарумяненные,
с роскошными черными волосами-буклями
в богатых лечаки самого лучшего тюля,
самого бархатного бархата, самого шелкового шелка…
Тревожная музыка ритма вдруг сменялась открытым весельем
Широко расставив ноги подымал зубами красный платок,
перехватывал рукой
И краснота платка взвивалась и летела, летела, летала
Он не шутил, не острил грубо
Он никак не острил
Танец был его трудом, его истинной жизнью
Танец продолжался
Он не был официантом, никогда не был
Но за ремешок бывал заткнут наподобие салфетки
красный платок
И кто-то ставил бутылку вина на его темя,
то есть на самую середку верха картуза
И с этими раскинутыми в танце руками он приближался к столу
жестом птичьего сказочного крыла приподымал руку
снимал бутылку с головы и ставил на стол.
И странно весело, с тоской, тяжело и неподвижно глядели
из-под лакированного козырька черного картуза
его черные глаза,
черные глаза, по взгляду которых
узнаю́т его единоплеменников,
потому что эти глаза всегда так глядят –
и с детских лиц мальчишек,
играющих в дворовый футбол с азартными криками,
и с монастырских фресок армянских монастырей,
и с армянских евангельских миниатюрных красно-золотых
изображений святых и царей в разноцветных одеждах…
Он опускал глаза-очи долу,
прикладывал руку к груди
почтительно,
но и с достоинством.
И вдруг уходил, быстро удалялся.
Но он не мог уйти совсем, он знал.
Его ждали на улице
сажали в фаэтон и везли за город
в другой духан.
Колеса гремят, небо серое тревожное.
Глава застолья поднимал над тарелкой изогнутый рог
с бордового цвета вином.
Потом начинала хрипло петь труба граммофона
Официант в белом переднике приносил на деревянном подносе
новые бутылки.
Парня из Авлабара поили вином,
он много пил,
пускался в непристойный лихой разнузданный танец,
танец подростка, отдающегося мужикам,
со страстью.
И кто-то с глазами навыкате сажал его на толстые голые колени.
Парень из Авлабара начинал бессмысленно хохотать,
прерывисто громко,
словно громкое журчание родника.
Громко пел, вызывая восторженный грубый смех
и непристойные громкие похвалы…
- Так зачем мне зад мой милый
если брату не подставлю!
Так пусть сдохнет ваш Мартик, если вас не ублажу.
Выпьем, братья, все по полной.
В нашей ё.ле все мы сила.
В нашей ё.ле все мы сила,
а без нее как птица в клетке!..
Собственно, само слово кинто происходит от персидского
kunte или kundeh
и означает парня, подставляющего, дающего задницу…
Совершенно потеряв себя, он отдавался
каким-то вонючим толстякам с разбойничьими усами,
дикими зубами
и вытаращенными глазами
Ах да, у него было имя –
Мартик.
Но это имя не означало ни Мартина, ни месяца марта.
Оно означало Мартирос – мученик.
Дома он отсыпается на деревянной кровати.
Голова матери, замотанная в толстый платок, суется к нему,
горбоносая.
Он отдает матери деньги, много мятых бумажек.
И мать расправляет их на столешнице
заскорузлыми от многовечной стирки чужого белья пальцами.
Сестра смотрит настороженно и с жалостью.
Мать:
- Сона, в лавку сбегай, рис возьми, сахар…
Он сидит у стола, свесив локоть.
Брат младший, круглолицый плосконосый ласковый дурачок,
бросив на старом бордовом ковре с едва заметными черными узорами
тряпичную куклу,
обнимает сидящего
сзади за шею…
Надо забыть,
как медленно больно
и вызывая странное больное наслаждение
грубо шел, вдвигался в узкую щель его зада
чужой огромный клыр-х.й,
раздвигая его телесное…
Надо чтобы забыть
Чтобы в телесном пустота забвения…
Он был зарезан на узкой улочке,
на сбитой ступеньке, поднимавшей эту улочку.
Его черная одежда, серебро ремешка –
всё было измазано кровью.
И было удивительно почему-то,
какая кровь красная
__________________
Примечания
При написании этого стихотворения я использовала фотографии старого
Тифлиса, магнитофонные записи песен и танцевальной музыки, а также
старые документальные и художественные фильмы; сочинения Нар-Доса, Александра Ширванзаде, Агаси Айвазяна, Исаака Бабеля и других авторов.
Моя благодарность востоковеду, журналисту Олегу Панфилову за материал «Кинто – запретная тема?».
Майдан – район увеселительных заведений в Тифлисе, был известен гомосексуальными развлечениями.
Ортачалы – предместью Тифлиса, где предпочитала развлекаться состоятельная молодежь. Ортачальских проституток изображали на своих картинах Нико Пиросмани и Ладо Гудиашвили. Ортачальские развлечения поэтично описаны Григолом Орбелиани в стихотворении, переведенном Николаем Заболоцким.
Поезжай-ка в Ортачалы, посмотри, каков я есть.
Тамада в дыму табачном, посмотри, каков я есть.
Молодец в бою кулачном, посмотри, каков я есть…
«Раны Армении» - роман Хачатура Абовяна, первое произведение, написанное на разговорном армянском языке ( впервые издан в 1858 году).
Из армянской обсценной лексики:
клыр – большой х.й,
чочох – маленький х.й или х.й ребенка. (Закончено в конце первой половины июля 2021 года).
МАЛХОЛЛАНД ДРАЙВ«Катя в полунощен час
От един балкон...»
Калина Ковачева
Кончалась конференция
и далеко плескалось море
И летняя площадка ресторана при гостинице
светилась лампами и фонарями там внизу
Там музыканты в легчайших рубашках и темных брюках били в архаические бубны
играл аккордеон густым звучанием варенья сладкого из лепестков душистой тонкой розы
И музыкантам архаически совали в рот кусочки
халвы восточной и локума
как на свадьбе
в османском городе,
где высится прекрасный минарет
над куполом церковным византийским
Так было в эту ночь
А на балконе
стояла Катя
Вдруг я подняла глаза
я посмотрела вдруг
она стояла
напротив моего балкона
и она была
до пояса видна мне
И зеленое и легкое, почти древнеегипетское древнегреческое платье
летало в летнем ветреце
и схватывало тело, как рисунок
простым карандашом бросающий на лист бумаги...
Она стояла
опираясь на перила длинными и легкими руками
такими юными нагими
Так она стояла
Слова бежали и летели
быстрые ко мне
слова – «сияние», «сверкание» и «счастье»
слова – «отчаяние», «больно» и «светло»
Ветрец славяно-тюркский овевал
цыганское солнце – луна – озаряла
черные волосы гривой кобылицы сказочной взвивались
белые зубы улыбкой ласковой неизбывной улыбались
и шею девушки
и впадинку между ключичек
и ласковые черные глаза
Я тоже улетала, распадалась телом,
хотела никогда себя не видеть,
не представлять, какая я глазами разных
других людей
Хотела эти груди
такие выпуклые круглые
припасть и целовать
и целовать щекотно-нежно волоски подмышки
И знать, что надо мной глаза сияют чернотою светлой
Мы ели баницу – пирог приятный с брынзой
Мы странно угощались
пили пиво из огромной кружки
ликер кайсиевый лизали
и совали в рот друг дружке
поджаренные жаркие фисташки,
чтобы вкус горячих липких пальцев почувствовался
Рассмеялись мы
И щелкнуло окошко,
на столике коричневом чуть выпуклое засветилось
запело и заговорило и затанцевало
Начался прелестнейший Малхолланд драйв
И я пошла с корзиной вышивок по коридорам
вдоль разузоренных веселых стен
по галереям еле слышно я зашелестела
подолом, покрывалом,
так сияюще расшитым точечными блестками
И вот передо мной уже стоит
султанша Сафие
блecтя, сверкая бархатом и шелком,
корсажем, юбкой, перьями павлина,
румянами, отбеленным лицoм,
бровями начерненными
и чернотой волос
Она сияла
А вокруг сверкали и блестели разодетые служанки
И топал в платьице посеребренном карлик шут
и тонким голоском кидал остроты
которые не скажешь при мужчинах
И женщины смеялись белыми зубами
И вот она спросила:
«Как тебя зовут?»
Я поклонилась и ответила:
«По-иудейски Маликá – «царевна», а по-испански – Эсперанса –
«умýт» – «надежда»!»
И она склонила головы убор,
проговорила:
«Алафранга хорошо тебя зовут!»
Мы ели патладжаны и омлет с инжиром
А потом мы правили страной
империей
назло всем этим разным
послам венецианским и австрийским
Но это было всё равно
И мы сжимались в точку
в горячечный бутон Вселенной нерожденной
и распускались расцветали как планеты и цветы
Малхолланд драйв!
Малхолланд драйв
Вставай, любимая, ты умерла!
Вот так кончается Малхолланд драйв.
Но все равно ведь никогда не будет нас
а только на узорах красных золотых –
блик солнечный, легчайший полутон.
Я медленно вычерчиваю эти буквы:
«Катя в полунощен час
От един балкон»
«Катя в полунощен час
От един балкон»
Малхолланд драйв – безумные слова
Малхолланд драйв – волшебные слова
а не какое-то шоссе,
ведущее в никуда
(Закончено в апреле 2007 г.)
ОНА ПРИШЛАМ.П. и Д.Л.
Радостное пробуждение...
Одно стихотворение летит
вдруг
после многих дней усталости без стихов
оно моё.
И маленький ангел-ребёнок его прочтёт когда-нибудь
неведомыми взрослыми глазами юноши.
Она мне принесла стихотворение,
когда бежала под деревьями...
А после...
Через много дней...
когда я не думала, что так будет...
Она лежала очень тихо...
так и должно быть...
странно как-то...
на боку...
откинув голову с неловкостью...
И видно стало совсем, какая беззащитная открытая светлая шея...
Глаза ещё закрылись не совсем...
Не помню руки...
Жёлтый широкий свитер тёмный...
Юбка с цветами коричневая,
большая длинная
сбилась складками лёгкими...
Ноги подогнуты...
Колени очерчены немного...
Нет, запястье помню -
с таким широким кожаным тёмным браслетом...
Волосы как-то стянуты на затылке -
откинулись -
мягкие и светлые -
много -
светло-каштановые, совсем немножко волнистые;
лоб открытый светлый...
Смычок
в этих длинных сильных болезненных пальцах
не устала
держать.
И только перестала
недавно улыбаться и дышать.
И губы перестали говорить.
И больше не произносили милых цветочных пустяков -
как она это всё говорила -
- ... Только я не цветок...
... обичам...
... я не люблю Сарасате и Паганини...
... Вот Брамс...
... Нет, весело...
... Я тоже пролью чай, но я не боюсь...
И светло-карие глаза;
и что-то зелёное и светлое и странное;
зелёная странность какая-то -
зрачки светлые.
Глаза серьёзные спокойные
перестали иногда смеяться...
Нет, я ни в чём не обвиню людей;
Но кто мне запретит сопротивляться
и тихо, тупо
что-то делать...
Не надо...
Но это сделал тот Никто, который
останавливает сердца.
Оказывается, это красиво.
А я думала, что это страшно и ненужно.
А тот, который любил её,
он сможет что-то подумать?
Или он тоже умрёт?
И будет жить мёртвый,
и ему будет всё - всё равно...
Никто не мучил её,
она тихо лежит.
Люди не мучили её для смерти...
Солнце сливалось лучами, светом
с этой пылью, с этими пылинками...
Она лежала на полу...
так тихо...
и никто ещё не знал...
А окна были наверху,
большие...
На деревянном старом и нечистом полу она лежала...
нарядная и странная...
Нет, помню -
обе руки на одну сторону;
как будто ещё думала, хотела опереться по-детски
и привстать.
Но руки свободные,
в них ничего нет...
И на губах и на лице - небесная печать.
И чуточку ещё из приоткрытых глаз
на щёки под глазами -
шёл зеленоватый светлый тёплый свет...
Но не было ещё окоченения и страшного чего-то...
А может, и не бывает...
Вчера -
она сидела на маленьком низком детском стульчике.
Большие колени закрывались пышной широкой юбкой.
И ног совсем не было видно.
Она вытягивала длинные,
неярко накрашенные губы.
И маленький ангел-ребёнок
энергически улыбался ей...
Позавчера -
она держала маленькую скрипку,
совсем коричневую,
упирала под подбородком.
И получилось маленькое тёмное пятнышко,
уже давно.
И хорошая округлая шея, которую он,
осторожно приложив ладони,
после целовал...
тот, который любил её...
там билась жилочка...
тепло...
и дальше плечи светлые...
всё круглилось...
Он любил её...
Возможно, она думала иногда, что он её не понимает.
Потому что
он все её слова любил.
Любил то, что она прежде была маленькой девочкой
и на балконе в доме в большом приморском городе
играла в игрушки.
Любил, когда она гитару настраивала и пела;
и улыбалась от каких-то воспоминаний щемяще-умилённо;
и у неё был тонкий нос длинный
с чуточку вздёрнутым круглым кончиком.
Любил, когда она ела и откусывала хлеб.
Любил её прозрачность розовую чистых оттопыренных ушей
и большие клипсы круглые на мочках...
и губы и руки...
Любил, когда она трусики опускала...
как наклонялась...
тонкую струйку...
и то, что была нежная кожа на животе и бёдра и ноги...
Как она пахла
всегда любил...
Всё любил...
Никогда не думал о смысле её слов,
потому что любил...
когда улыбалась...
когда торопилась и бежала...
когда уставала и протягивала руки и надевал ей светлое пальто...
Любил, когда спала, и с нежностью не мог насмотреться...
Любил, когда говорила иронически;
когда чуть растягивала слова;
когда была всегда уверена в себе...
Любил
и всегда видел и чувствовал беззащитной и слабой.
И был прав,
потому что любил...
Когда знал, что ей что-то нужно,
шёл
и решался на самое невероятное
ради неё.
Но догадываться умел плохо,
а она сама не говорила ему...
Любил...
Когда ночью,
молча и дыша,
любил её...
и тело и лицо...
и не мог напитаться ею...
любил руками, глазами, поцелуями,
силой и болью,
и нежностью-нежностью
любил...
Целовал всё...
Когда надо было уходить,
сердце у него обрывалось...
Не ревновал ни к кому...
Только боялся за неё,
такую большую и беззащитную...
Её все могли обидеть...
Скрипка ранила шею,
клавиши рояля
внизу в подвальной комнате
сжимали судорогой милые пальцы...
Но любить совсем не означает понимать.
Любить означает любить!..
Разве она его не любила?..
когда утром улыбалась счастливо...
Любила...
У неё был тонкий голос, но, когда пела, грудной становился...
Не любила говорить о себе,
не жаловалась...
Была очень большая...
Глаза смеялись и сочувствовали,
светло-карие...
Когда играла,
закрывала глаза,
и,
как будто хищный грызун,
скосив рот,
обнажала один зубик...
будто вгрызалась в музыку,
хищная и довольная...
пока пианистка с тёмными стеклянными глазами
боролась медлительно с этими звуками из клавишей чёрно-белых...
Он всегда был очень высокий и очень худой;
думал, что нескладный.
Горбоносый и черноглазый.
Очень любил музыку...
ещё до неё...
И считал, что музыка лучше стихов...
Мог переносить все капризы музыкантов,
и глупость и самолюбие и самомнение и жестокость по мелочам...
Но её, её любил больше всего на свете...
как землю тёплую...
как свет...
как соль...
Любил...
У неё не было капризов...
Она была добрая...
Говорили, что обязательная...
Говорила что-то смешное...
Она, кажется, любила маленьких детей;
и, может быть, хотела, чтобы у неё был свой ребёнок...
Она была большая и высокая;
лицо светлое, округлое...
Любил...
как землю тёплую...
как свет...
как соль...
Любил её...
Одно стихотворение летит...
_________________________________________
Об авторе:
ФАИНА ГРИМБЕРГ (ГАВРИЛИНА)Поэт, прозаик, драматург, сценарист. Автор десяти книг стихов, более двадцати книг прозы, а также работ по истории Болгарии и России. Лауреат поэтической премии «Различие». По сценариям поставлено три фильма, получивших несколько премий на международных кинофестивалях.
скачать dle 12.1
