ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Василий Бородин. ДЫШИ, ОГОНЬ

Василий Бородин. ДЫШИ, ОГОНЬ

Редактор: Евгений Никитин




Комментарий Евгения Никитина:

Вася Бородин собирал этот распадающийся мир, но он распадался быстрее, чем Вася успевал его собирать. В нем оставались прорехи, через которые по крупицам просачивался ужас. Многие, и я сам, принимали эти прорехи за  с м ы с л  работы. Но сейчас я вижу, что Вася занимался созиданием, и это было безнадёжное начинание. Но он продолжал этот Сизифов труд, на который была необходима невероятная нежность. Это усилие преодоления косности мира и делает его одним из крупнейших поэтов своего поколения. Но я думаю, это определение его бы насмешило. Я видел, как он меня читает, и никогда не понимал, зачем. За несколько дней до его смерти мы случайно встретились, и он сказал что-то вроде «привет, Женя-солнышко». Так не называл меня, кажется, никто. Он как будто показывал мне всё время, что не надо быть таким чёрствым. На равнодушие отвечал внимательностью, на иронию — теплом. И это, в общем-то, можно сказать и о его стихах — они сверхвнимательны: «помнишь жалость/ к инсулинке в замёрзшей луже среди/ вытянутых пузырей». Все мы очень хорошо знаем, как писать стихи. Вася не хотел этого знать и противился этому знанию, и у него доставало мужества каждый раз учиться ходить заново — неважно, что при этом можно споткнуться и упасть лицом в землю. Эта подборка составлена, в основном, из текстов, которые я откладывал последние два года в заметки в телефоне, на будущее, и вот, пригодились. Но лучше бы не пригождались.


Комментарий Ивана Полторацкого:

Стихи Васи Бородина - блюз и графика наших дней, о  них за последнюю неделю сказано столько, что ещё не скоро удастся перевалить через эту гору ненужных и нужных слов, отделяющих время, когда Вася становился стихами, от времени, когда стихи становятся Васей. Первое время завершилось мгновенно, оглушив всех, кто  понимал, а значит любил Васю. Второе время будет длится сколько ему угодно и, когда оно завершится, стихи вернут нам нового Васю и сами  станут уже не нужны, потому что всё, что в них вложено и так воплотится. Только представьте себе мир, где всё это не слова, а настоящий ветер, настоящие деревья, настоящий огонь. И Вася тоже настоящий, живой и добрый, как черепаховый кот или кладбищенская гусеница или кто угодно, знающий о любви и мире то, что знал Вася, что и было - и остаётся Васей.
Я повторяю это простое имя про себя как молитву, потому что счастлив жить в одном мире с Васей и не хочу это счастье как-нибудь потерять. Васины стихи  - оправдание бедной жизни нашего времени, значит оно хорошее, раз в нём нашлось столько любви и жалости, другими и словами - сострадания. Благодаря им мы знаем простой ответ на вопрос-не-вопрос “почему мы там где мы?”. И от этого становится понятнее зачем стихи. А ненужных слов не бывает, все слова нужны, стоит только сказать им об этом, пока ещё не поздно, пока не стемнело. На этом перевале времени все слова равны - те которые были сказаны до и будут сказаны после.  Спасибо, Вася, лети с миром.



* * *

краешек ветра продрог о ты
камешек время улёгся мне
в шаги подошв
в шутки надежд
в шорохи счастья

через всё щерится шум дышать
воздух — вода, её пить как быть
в доме ума
в дыме — он сгорел
и строить новый

 

* * *

голое деревце
везёт
в троллейбусе старик

и музыки ни в нём ни в нём
ни в нём –
музыки нет

ни в деревце
ни в старике
троллейбус тих как смерть

корни
в пакете белом спят
как «да не усну в смерть»

и морось
морось – точки врозь
как дождь-старик доро́г

каплей одной
с веткой одной
встретится у метро

 

* * *

из чего
взрослый человек состоит
сил толком нет
денег нет
родители еле живы
никакого ума нет
при том что нет и души
стёрлась как зубы
а лет впереди работы
ровно как лет жизни позади

чего там только не было
помнишь жалость
к инсулинке в замёрзшей луже среди
вытянутых пузырей
помнишь ужас
перед своим лицом в ночном зеркале —
показалось
что оно и без глаз, и без губ —
сплошной лоб ума
а вокруг него, как смертельный магнит — мгла, тьма

жалость не жалость к растоптанной
шариковой ручке
на весеннем асфальте —
там мелких осколков пыль
вокруг
осколков крупных, их сколов острых
ножей прозрачных, клыков,
в сам ход облаков
оскаленных,
прицелившихся, как
месть-вместе

 

* * *

почему мы там где мы?
каждые наши слова́ —
пепельные ватки тьмы
хотя как бы голова

добрым золотом полна
а как сердце нарисуем —
выйдет гранями рубин
угловато описуем

дух — как точка, а душа —
нерушимая прямая
— почему же в смерть дыша
и идя мимо ума — и

понимая это мы
плачем, как наши слова?
дом сгорел, и в щели тьмы —
си-
не-
ва
синева

 

* * *

попрекнул меня мой друг
тем что жив я то есть что
как бы труп но шевелюсь —
ну спасибо извини

ночь не скоро но темно
дождь баюкает батон
искра падает в трамвай
смерть баюкает страну:

«спи как самая любовь
я с тобой, но не пойму
мы везде, но иногда
нечем петь, нечем даже плакать»

 

* * *

мудильник!
надо на работу!
но я проснулся до него
и думал что-то думал что-то

бросок
рывок

налив в кастрюлечку воды я
для чая ставлю на огонь
с огнём мы были молодые
а стали — синие, седые

дыши,
огонь!

тяжёлое яйцо сырое
варёным лёгким стань яйцом
лицо тяжёлое сырое
стань чистым радостным лицом

 

* * *

роется смерть
в будущем и грядущем
эй, пошли выпьем поедим
ты, смерть, не годишься

ни в любовницы, пьющая галлюцинирующая старуха,
ни в собеседницы — ясно, что не читала самых простых, самых лучших книг

и тебя трясёт
смотрим вместе с тобой на весь этот дикий
жилистый и наведённый на
предпоследнюю резкость мрамор в метро

я сейчас решусь посмотреть на прекрасную и не меня ждущую студентку
вдруг обнимающую — сверстника, пошляка, явного дурака

но они уходят
за руку держатся и бодаются как коты
а мы с тобой, смерть,
остаёмся беседовать о цвете темноты, об об об об объёме тесноты —

не злись,
не плачь, мама!

 

* * *

в больнице у больных
халаты как времён войны
времён Гагарина, времён
пивных времён знамён

больные лицами дрожат
и жижей рук и кожей ног
как птицу бог разжал
а та уже венок

плывущий по реке к луне
а у луны глаза
как у сырых ночных камней
и надо плыть назад

 

* * *

если ты будешь водить парней
води и меня
води
и
меня
пусть они мужественней и сильней
води и меня

если ты будешь ходить в музей
возьми и меня
возьми
и
меня
пусть я тупей всех твоих друзей
возьми и меня

если ты будешь тупить в смартфон
кинь смайлик и мне
кинь
смайлик
мне
я надуюсь от счастья как гондон
в пустой тишине

о, если доподлинно этот мир
не солипсическая х**ня,
в здесь-бытие меня возьми
включи меня

 

* * *

сон ко сну прижаться может?
свет ко свету
тьма
ко тьме
ум к уму и ум в уме

и тревожное тревожит
или страшное страшит
но и общий воздух сшит
чем-то что уже не может
стать исходным «мы не мы»

 

НЕЗАМЕЧЕННЫЙ ШЕДЕВР

знаешь — каждый человек
незамеченный шедевр

ты — замеченный шедевр
на тебя дышать боятся
три-четыре человека
образованных как Кант

среди них есть музыкант

а обычный человек
тычется во всё как дятел
ищет сути в ерунде

и обнаруживает себя НИГДЕ

хорошо если у него не умерла собака
хорошо если он от ругани на работе голову пригнул
но не вовсе сошёл с ума
хорошо если его чистотой снега
и водой воздуха раз в жизни приласкала зима

он не знает стихотворения «ЯД, ЯД, ДЯДЯ»
не знает песни «ДЕТИ»
не слышал как
Анатолий Герасимов в прямом эфире играет на переделанном в флейту обрезке ржавой трубы
и не видит своей судьбы

а судьба его — долговечна, бесцветна, плотна, прочна, как пальто
молчалива, как флейта Тиля, когда она спит в чехле
и просвечивает корнями, как истинное ничто
чтобы, щенком уткнувшись,
уснуть в земле

уйти в метафизическое решето —
и вот тут павлиний
должен выпрыгнуть смысл — из всех главных линий
что, мол, каждый, любой из нас — вечный и живой
и какой-то есть танец пяток — вечный порядок
и счастливый должен быть свет
— а выходит вой

хорошо, это блюз:
я тебя боюсь, я себя боюсь
я впервые в своей жизни пячусь,
я прячусь, прячусь
я тебя люблю навсегда —
бегу в никуда

слышишь, как сирена
воет в ночь о том же, себе же даже

 

* * *

на поэтическую премию
мы купим лучшего вина
и ощутим себя вне времени —
как тень слона

трубящего победу истины
над бытиём —
и вот он носом чешет лысину
а мы поём

 

* * *

щупающий дорогу
ход усов
кладбищенской гусеницы
сияющий след слизняков
на мокрой изнанке
осенних листьев
три
горсти сырой земли

ёлочной ветки укол,
укус
рукопожатие
еловой ветки,
отрезан-
ной;
дождь стоит стеной
крутится ветер







_________________________________________

Об авторе:  ВАСИЛИЙ БОРОДИН (1982 – 2021)

Василий Бородин родился в 1982 году в Москве. Работал редактором, корректором, иллюстратором, грузчиком. Публиковал статьи о современной поэзии и визуальном искусстве. Выпустил девять поэтических книг. Публиковался в журналах «Воздух», «Новый мир», TextOnly, «Волга», «Урал», «РЕЦ» и других. Лауреат премии Андрея Белого (2015) за книгу «Лосиный остров» (сборник стихотворений 2005-2015 годов), а также премий «Московский счет» (2016) и «Белла» (2017).скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 610
Опубликовано 30 июн 2021

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ