Редактор: Евгений Никитин
Комментарий Максима Дрёмова:Неотъемлемая черта поэтики Славы Рачинского (1995–2017) — её принципиальная эклектичность, которая может поставить читателя в ступор, но эта эклектичность может быть понята прежде всего как непрекращающееся усилие по пересборке субъекта и художественного мира, никогда не замыкающееся в готовых формах. Ситуативно достигаемая полная ясность (которая, в свою очередь, распадается на цепи интуитивных ловушек, провоцирующих на новые интерпретационные усилия) никогда не становится самоцелью, но лишь временной стоянкой на пути к выходу этих во многом самозамкнутых текстов (Рачинский описывал это взаимодействие автофикциональности и метаописательной герметичности как «автореферальность) за границы говорящего как внутри текста, так и в литературной реальности. Несколько наивная идея группы «Иоза», в которую вместе со мной входил Слава, состояла в прагматичной выработке групповой «метапоэтики» — и образцом интенсивной и обогащающейся смыслами работы в приближении к неосуществимой трансгрессии для нас являлись в том числе и эти тексты, увы, не получившие концептуального завершения.Комментарий Евгения Никитина:Мое впечатление от стихотворений Славы Рачинского — это взгляд человека постороннего: я не был с ним знаком и ничего не знаю о творческих поисках внутри группы «Иоза». Но мне эти тексты совсем не показались эклектичными. Наоборот, в них как будто присутствует глубокая цельность, внутреннее единство. Если назвать авторов, которые приходят на ум в связи с этой поэтикой, то это Вася Бородин, Андрей Гришаев, Денис Крюков, Василий Савельев. Общее у них — это, наверное, создание разного рода смещений в каждой строфе — звуковых, смысловых, ненавязчивая работа с тонкими нюансами. Можно сравнить «я заморосил/ размножился в каплях/ стал отражаться вокруг// кто бы меня скосил/ если бы сам не упал я/ с воздуха на траву» у Рачинского с «я в деревне, как в посылке,/ гулять пойду,/ и рюкзак возьму —/ на обратном пути выгулять еду.// в магазине прочитаю/ продуктов имена/ и случайно вспомню,/ что сухая половинка хлеба/ грустно дожидается меня» у Савельева и «спокойно мне от хлеба на прилавке./ он дышит ровно, молодец.// ботинок, прохудившись, стал/ похож на крысу./ но дышит ровно, молодец.» у Крюкова. Отдельное наблюдение — то, что в этих текстах субъект и пространство, тело и пейзаж могут меняться местами, антропоморфизироваться и овеществляться, собираться и распадаться. Всё это вещи, которые возможны только в поэзии и, отчасти, в мультипликации. Я благодарен, что друзья Славы Рачинского сохранили для нас эти замечательные стихи.Этоэто
же не вы
журавля сняли вчера
с облаков над женевой?
*
я спросил у мамы
мне сегодня приснился храм
нет же глупый!
это только твоя рука
львиный череп
спрятался под травой
это цветок
настолько лёгкий
насколько же и слепой
это хлопок и лён и весёлый мак
и другое многое от чего пока
ты можешь не знать имен
но они у них есть
опусти
лепесток в кобылиный след
головой своей светлой землю смой
она тоже была здесь
это гости
которые ходят к лошади всей семьей
*
я заморосил
размножился в каплях
стал отражаться вокруг
кто бы меня скосил
если бы сам не упал я
с воздуха на траву
***
север
похожий на арбалет
я просыпаюсь
тело
сейчас от меня отлепят
чувствуешь зависть?
яблоко
мира большой кулак
ставлю на голову
поверху
леса дремучий вакуум
щёлканье волка
в левую
руку горячий хлыст
мокрые пальцы
север
прикажет тебе проснись
не просыпайся
***
двадцать один — это просто большая
полость
в которую ты кидаешь
двери и книги
а потом по желанию
открываешь их и закрываешь
двадцать один — это маленький чёрный шарик
который ты всюду с собой таскаешь
как гирю
и даже если захочешь —
не выбросишь, не потеряешь
двадцать один — это клемма в боку и датчик
который светится и звучит только тогда
когда сам ты светишься и звучишь
а все остальное время
он мёртвый
двадцать один — это сладкий машинный выхлоп
от которого даже деревья
падают в летаргию
это не ты и не мог быть ты
и даже не кто-то другие
***
тремор иголки
стенография рисовых зёрен
контрапунктом швейного хора
едва уловимое
абсолютно белое тело
охра
смелее и гуще
каждый охотник желает
***
что это над ключицами,
в теплице надбровных дуг
молчаливо зреет?
непривычный жест
пустотелый стебель
и в теплице надбровной дуги
там куда приходят на водопой
все лесные звери
и куда приходят на водопой
в теплицу надбровной дуги
все цветы и звери
там она растет — и не будет такой другой
там они растут — и не будет таких других
там они растут
молчаливо зреют
вот и вот
от огня до огня бедуин
прикрывает собой немногие остатки
***
пробуждение
зыбко
как мокрый песок
непослушные шпили
полотенцем босым по стеклянным ступням проходили
но шаги
невесомы
а между шагами темно
как в колодце
заплеталась косой
над покорной землёй
пятернёй безголосой
перебежчицей
в тонком плену
восковых беспокойных объятий
а за ней
тишина громовая тянулась
и руки прозрачные гладила
_________________________________________
Об авторе:
СЛАВА РАЧИНСКИЙ Слава (Вячеслав) Рачинский родился в 1995 г. в Уфе, большую часть жизни провёл в Москве. Входил в группу «Иоза». Покончил с собой в апреле 2017 года.
скачать dle 12.1
