ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 224 декабрь 2024 г.
» » Ия Кива. ИЗНАНКА ЯБЛОКА

Ия Кива. ИЗНАНКА ЯБЛОКА

Редактор: Евгений Никитин





Комментарий Евгения Никитина:

В текстах Ии Кивы обозначается и остро переживается разрыв межу реальностью и виртуальностью. По умолчанию человек живет в грибнице соцсети, а «реальность» предстаёт отдельным, жутковатым пространством, куда нужно сначала попасть. «Выдвинешь голову из социальных сетей/ в липкую подворотню реальности», «вышли на площади как грибы на поверхность». Здесь очень точно передаются отчуждение и изоляция современного человека, ещё больше усилившиеся в период пандемии. Это отчуждение обусловлено — и даже в первую очередь — политически: в соцсетях возникает микросообщество левых поэтов и художников, живущее новыми смыслами, в то время как на самом деле «мы не живём — мы жуём/ пустые кишки диктатуры». Стихотворение «Беларуская полночь» сближается с текстом Дарьи Серенко «Сибирь горит»: у Ии Кивы «как спички с красными лицами мы загорелись над лесом/ и зайцы медведи и волки нас прочь понесли на руках», у Серенко — «Сибирь горит — и из огня выходит/ моя семья: у мамы на руках/ притихший заяц/ у папы на плече/ лисица мёртвая». В одном случае звери выносят людей из огня, во втором, наоборот, люди — зверей. Ясно одно — человек снова тоскует по природе, но это тоска не колониально-романтическая: зверьки должны спасти нас от власти (в широком смысле), а мы их — от нас. Пауль Целан незаметно возникает на полях этих стихотворений в строчке «пей молоко этого времени». «Чёрное молоко рассвета» у Целана по общепринятому убеждению символизирует Холокост: санитар Освенцима Йозеф Клер достает себе молоко нелегально, оттого оно «чёрное». «Молоко этого времени» у Ии Кивы — ужас антропоцена, выраженный в языке. Можно наблюдать, как эти стихотворения себя простраивают, собирают, нащупывают свой смысл — и так же разрушаются, освобождаются, отрываются от означаемого, ускользая от власти языка.



* * *

кто соберёт тебя человек-позвонок
из оперений бумажных
расправит и снижет

вон ты какой вымахал свяжут
и в долгий кулёк завернут
чтобы плевать в потолок
или в присутствие нежности
скажем

а ты ни рукой ни ногой
ни хвостом позорным
тварь такая

 

* * *

совсем не выходишь не ходишь
но если находишь значок выхода непременно парк
в котором гуляют белки и малыши
упакованные в рассеянный сентябрьский свет
в цвет то ли песочный то ли горчичный
в ожидании спелых мандариновых корок
и ступаешь мягко чтобы у земли ничего не болело
это балетный лёд и балетный мёд
и что ни движение то цыпочки на цепочке
дайте мне точку опоры говоришь и трогаешь волдыри
и не приходишь в себя до самого дома



* * *

выдвинешь голову из социальных сетей
в липкую подворотню реальности —
там снег раскрывает леса зажатые губы

волк-строка выбегает на паперть
и стоит вздыбив шерсть нищенской кружки

пей молоко этого времени
пока земля не кончилась

распевай футбольное поле жертвенности
распахивай пальто разрушенного квартала
унося фотографии деревянную пуговицу

от щеки к щеке протягивай чёрствый хлебушек
пока речь тебя не остановила
и держи чёрные ножницы у самой рубахи
чтобы тело твоё никогда не разделось

у фантиков этого города цитаты солёные



* * *

детство — это потоп
байдарка на кончиках крыльев
несущая дом как воланчик для бадминтона
в рослую тень звериного крика

это отец
убегающий от вишнёвых косточек диктатуры
на одной деревянной ноге

это мать
уводящая в ночь одними корнями
раздвоенного языка

это ты
уносящий во рту золотую рыбку
разбитого насмерть аквариума

это мы, детство
так крепко стоим на ногах
и раздвигаем воду губами

это мы… там

 

БЕЛАРУСКАЯ ПОЛНОЧЬ

ты помнишь вчера мы назвались людьми
и вышли на площади как грибы на поверхность

как спички с красными лицами мы загорелись над лесом
и зайцы медведи и волки нас прочь понесли на руках

над полесьем встаёт новый воздух —
так думали мы — а вслух повторяли: чернобыль
вспоминали партизан и карателей

мы не хотели войны но она хотела нас так
как человек переживший блокаду мечтает о хлебе

это смертельно — думали мы —
но смерть утонула в брестских болотах
и теперь нас некому съесть

мы не живём — мы жуём
пустые кишки диктатуры
как шахтёры, заполняющие тело земли
гнилыми апельсинами касок

революция — это гудящая в животе беларуская полночь
ад, молоточками бьющий нас по губам
пока мир разрывает нам глотки смычками молчания

это музыка голода, звенящая в зубах будущего,
начинающего репетицию прямо сейчас

 

UNDERGROUND

I.

сон вдевает себя в день первый
и в фольгу забытья
в тесноту воздушных пространств
в облаков длинные чётки

мы здесь молимся так
смерть ублажаем
сооружаем великий подземный город
собирающий подать янтарную

ночь напролет пассажиры опаздывают
лежа в земле и двигая землю
набивая камнями очи отверстые

сколько доньев глазных здесь пересохло
как мы богаты корнями

но прежде грехом чревоугодия
сабельными ноготочками
илом цыганских иголок

II.

сон вдевает себя в день второй
в петли душного дёрна
в подкладку детских песочниц

мы играем здесь слышите
эй там наверху мы поём и играем

номадическая авиация нашей речи
перевозит чернильные пятна
как нефтяные угодья

слышишь времени скрип корабельный
точёный хор лесопилки

эти пни на краю
наши папа и мама
эти ямы подвздошные
угольный ход наших объятий

III.

сон вдевает себя в день третий
и в зелёные головы берега мелового

прядильщики местночтимых сюжетов
заполняют подвалы бумагой
пишут и режут
подвязывают и пугают

оплетают пустоты ложными листьями
разрыхляют фундамента кривой позвоночник
разъедают мясистые складки горечью винограда

что за славное время к нам подоспело
как голод ложится в мешки восковые
сколько яда у нас за щеками

IV.

cон вдевает себя в день четвёртый
и в колодцев разбитые зубы
в траектории убывания и распада

и земля волдыри натирает от бега на месте
и земле мы натираем старые раны

как посеянный ветер удачно распространился
как пронзительна музыка мёртвого поля
как прекрасен ландшафт вечных перемещений

V.

cон вдевает себя в день пятый
и в памяти потные пятки
в скользящие царственные удары

посмотри как на досках почёта разлеглись парадные черви
как прогнили повязки больничные объявлений
как с гвоздями казёнными покойно и ладно

мы здесь были мы не были здесь
по небрежности и болезни

у разбитых зеркал такие толстые стёкла
для очков материала хватит надолго

VI.

сон вдевает себя в день шестой
в лезвия движущихся повторений
в перерезанные проводки коммуникаций

в деревянные головы спичек
в фонарей горящие глотки
в бесконечные бельевые верёвки

мы рисуем нотные линии новой карты
учимся равенству жестов и криков
точим точность на ощупь

VII.

сон вдевает себя в день седьмой
и в остатки присутствия

что мы делаем здесь?
мы приручаем животных

говорят у нас получается гореть хорошо

 

ИЗНАНКА ЯБЛОКА

История — пыль под глазами шахтёров. Хочешь увидеть в зеркале гладко выбеленное лицо — выноси яблоки из чужого сада. День за днём, ломая деревьям ноги, потому как бегство с места преступления сладостно. Кто из нас не преступил запрет между веком и ресницей? Кто не вглядывался сквозь пылающие шторы вымысла в беззащитную спину своей жизни? Что это за чёрное пятно с подвздошной стороны стены, чей это крик издевательски впивается тебе прямо в зрачок?

Это зверь о двух головах, разбивая глиняный лоб времени, мастерит на костях земли колодец с кривым позвоночником. Каждый, кто заглядывает в него, видит родительский дом, опустошённый дыханием ночи. Пятки, бьющие в закрытые рты покосившихся дверей. Травы, выходящие навстречу взгляду в алых платках. Червей, которыми кишат выпотрошенные глаза города, название которого каждый день звучит по-другому.

Чем заполнить тишину, опрокинутую беременным животом в рощу птиц, кружащих над черепами границ? Нет меж ладоней воды. На изнанке пальцев топорщится чешуя мертворождённых дней. Напрасных, как пустые луковицы движений на месте. Беглец перелистывает дороги и не находит на них ни одной своей фотографии.

Он вдет в запястья детства, разжигающего костры его памяти. Он запечатлён везде и нигде. Он ведёт речь к кладбищу, которого не существует. Потому что каждое его слово — камень, и каждый камень меж зубов его — постукивание ресниц, удаляющихся на костылях мгновений прочь от того места, где его только что видели.

Что это за звук? Чьё это сердце раскрывается розой в угольном воздухе? Что за работа змеёй ложится на плечи? Это шёпот имен — тебе называть их.







_________________________________________

Об авторе:  ИЯ КИВА 

Поэтесса, переводчица, журналистка. Родилась в 1984 году в Донецке, закончила Донецкий национальный университет (филология, культурология), также изучала графический дизайн. С лета 2014 года живёт в Киеве. Пишет на русском и украинском языках. Стихи, переводы и рецензии публиковались в журналах «Воздух», «Крещатик», «Волга», «Интерпоэзия», «Ф-письмо», «Цирк “Олимп”+TV», TextOnly, «Двоеточие», «Критика», Asymptote, «Новый мир», альманахе «Артикуляция», на сайтах Soloneba, Litcentr, «полутона» и др.; в антологиях Ukraińskа nadzieja, «Антологія молодої української поезії III тисячоліття» и др. Поэтические книги «Подальше от рая» (2018) и «Перша сторінка зими» (2019, на украинском). Стихи переводились на 12 языков.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 702
Опубликовано 10 янв 2021

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ