ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Борис Фабрикант. БЫСТРО И ОПЯТЬ

Борис Фабрикант. БЫСТРО И ОПЯТЬ

Редактор: Анна Русс





* * *

Пора прощаться, но не хочется,
Ведь позабудут имя-отчество,
И никого не убедишь,
Что ты на облачке сидишь.
Ах, это облачко далёкое,
И глубина под ним высокая
Без рыб и плеска, и зверей,
Без блеска дальних фонарей.
Я их запомнил, уходя,
И говорят, тут всё навечно.
А мне хотя бы полсловечка
Спустить по струночке дождя



* * *

Над городом летали души,
И нас они не замечали.
Они не нам принадлежали,
И мы не им принадлежали.
Они держались за мизинчики
И улыбались так счастливо,
Как будто утренние блинчики
Им дали в блюдечке красивом.
Как будто и не моросило,
Воротников не поднимали.
Нас ни о чём не попросили,
Мы ничего не пожелали.
Над ними зажигалось облако,
Как канделябр в концертном зале.
Они бы довели до обморока,
Случись, что мы их увидали.
А мы дышали с ними вместе
И тем же воздухом, всё те же.
Но не летали, много чести,
Всю жизнь всё там же и всё те же.
Ах, души, леденцы прозрачные,
Сквозь них мигали светофоры.
А мы густые и невзрачные,
Трамваи, сумки, снег, заборы.
Был зимний вечер, между прочим,
И фонари включили к ночи,
И тени улетели стаями.
Нам не спалось в домашнем сумраке.
На город опускались сумерки.
Но свет прозрачный не истаивал

 

* * *

Разбитая небесная дорога,
распятый воздух, мусор по краям,
упавший знак «деревня Мыубога»,
на камне краской: «Вы куда, а я?».

И никого, и тишина такая,
как будто похоронен, все ушли
и унесли ключи к воротам рая,
а говорили, вроде, не нашли.

Ключи — приманка, золотая рыбка,
мы друг за дружкой в очередь клюём.
На камне намалёвана улыбка,
напра-налево, мы куда пойдём?

Деревня без дымков и без порога.
Монету бросить, погадать на чёт?
Под камушком бумажка, подпись Бога,
над подписью оценка «незачёт»



* * *

И наступает рождество
По выбранным семьёю датам.
На площадях светлым-светло,
Картон и вечный снег из ваты,
Горячее вино, катки
И куколки из марципана.
И звёзд развешены мотки,
И главная горит, как рана.

Осёл, актёры, ясель шконка,
Волхвы с мешками за углом.
Звонит мой друг: «Мы за столом
И ждём рождения ребёнка».
Мой друг поляк. Открыты двери,
И каждый воздаёт по вере
Началу с чистого листа.

А площадь поутру пуста.
Орбиты и судеб изгибы
Надолго оставляют тень,
Минуты прибавляет день,
На нерест уплывают рыбы.
И завершая торжество,
Волхвы в потёртых желтых робах
Уносят с улиц рождество



* * *

Старые фотографии —
листья календаря,
фотоальбом — гербарий.
Первое января,
тоненькая заря,
черево на просвет,
пей ненасытный барий.
На рентгеновском снимке
каждый всегда один,
ни цветов, ни в обнимку,
не разглядеть улыбки.
Вот я тебя догнал,
значит, давай води,
хочешь, сыграем в прятки,
хочешь, сыграют скрипки.
В куче сухой листвы
смотришь в засохшее небо,
сухи черенки и черствы.
Видно издалека,
там, где пришиты к земле
небо и облака,
сухие расходятся швы,
и не размочишь хлеба



* * *


Спотыкаются, но продвигаются ноги,
поднимается в небо покойный убогий.
Он явился суда, пожилой оборванец,
за спиной не по возрасту маленький ранец,
собирался сюда, приготовил бумаги,
так когда-то отец, в пионерский лагерь
отправляя его малышом и впервые
без отца и без матери, и на кривые
раскладушки горбатые с рваным брезентом,
где вожатый, его называющий кентом,
издевался над ним тыча, в мокрый матрас,
каждый раз, каждый раз, каждый раз, каждый раз.
Как он плакал в кустах, как он маму просил,
как он маму молил, как он плакал тогда,
в день воскресный родительский, что было сил,
чтоб забрали его от стыда навсегда.
Так и прожил промокшую тухлую жизнь,
ждал мгновения, щёлк! — он и рыцарь и джинн!
И на жёлтом песке от воды вдалеке
он с принцессой гуляет рукою к руке.
Так и жил он красивою жизнью в ночах,
а с утра каждый день — как лоток кирпича,
без ладошки в руке, без царя в голове,
и без Бога в башке и туза в рукаве.
Он кривым и разбитым путём первый раз
шёл до места, где облака мокрый матрас.
Он пришёл в день воскресный, родительский день,
«Я ведь рыцарь и джинн?» — он спросил навсегда.
И коснулась его материнская тень,
и принцесса по вызову вышла сюда.
Там привыкли, что в тучах засохла вода,
и горбатого лепит каждый двадцатый.
С водяными на гербовой знаками «ДА!»
Справку выдали, чтобы увидел вожатый



* * *

Всё выросло. И уходя за угол,
Мы не меняем больше ничего,
И пустота затянется на узел,
Привычки отомрут быстрей всего.

Зелёный лес осыпется на осень,
Как дождь надежд, не сбывшихся к зиме.
Идя по бесконечной цифре восемь,
В тетрадку пишем, прочее в уме.

Не надо с дневником сверять оценки,
Годовики листать, жизневики
И вешать объявление на стенке:
«Я потерял свои черновики!

Найдёте если — цифры — позвоните,
Я знаю, что поправить добела.
А впрочем, как сумеете живите,
Ничто не изменяя до угла»



* * *

Пришла дурацкая тоска,
больная, тусклая, распутная,
сидит в душе с глазами мутными,
не поднимается рука,
её пырнуть железом жертвенным
под этим синим небом мертвенным.
Так в рыбной лавке серый фартук
кулак чешуйный оботрёт
и распечатает, как карты,
трески проваленный живот.
Всего две рыбы? Ветер свищет,
места знакомые не ищет
и убирается, трубя,
все жертвой чувствуют себя.
Сгребая потроха руками,
как в механизмах часовых,
мы разбираемся с грехами
под стоны песен хоровых.
Растёт цветок горелки газовой,
и я тарелкой одноразовой
всю кровь ненужную солью,
сливая с почвою струю.
Сгружу грехи в горящий жертвенник,
несут музыку за спиной,
и то ли страшно, то ли ветрено,
но всё не сбудется со мной.
Стихает ужас стада скотного,
гремят кимвалы блеска потного,
тамбурмажор счастлив в манёвры,
вся мокрая насквозь тулья.
Ушла тоска, поджавши нервы,
и дамы бросили манеры,
как вожжи в близости жилья



* * *

Я не писал, я долго не писал,
И прожил жизнь, да нет, ещё не прожил.
Я жил, вставал, ложился и бежал,
И скрёб себя мурашками по коже.

Я помнил ярко, быстро и опять
Цеплялся впечатлением за годы.
Всё по погоде мы живём, как знать,
Что зашифровано для нас в прогноз погоды?

Себя простим. Пока живой, прощён.
Пока я помню радости мальчишки,
Он мало изменился и ещё
Читает с фонарём в постели книжки.

И входит мама: «Спать давно пора!».
Край ночи снова тлеет на восходе,
А завтра в школу. Уплыла луна.
Он засыпает, счастлив, до утра.
И до сих пор не знает, что она
Уже не входит, никогда не входит.







_________________________________________

Об авторе:  БОРИС ФАБРИКАНТ 

Родился 09.04.1947 во Львове, окончил Политехнический институт. С 2001 года живет Москве, с 2014 в Англии. Публикации: «Эмигрантская Лира», «Что есть Истина?», «Поэтоград», «45-параллель», «Литературный европеец», «Этажи», «Литературный Иерусалим», «Менестрель», «Фабрика литературы», «Под небом единым», «Крещатик», «Новый журнал», «Интерпоэзия». Альманахи: «Литературные знакомства», «Кочевье», «Роза ветров» и др. Выпустил книги «Стихотворения», «Сгоревший сад», «Крылья напрокат». Первое место в номинации интернет-конкурса «Эмигрантская Лира», второе место на Всемирном фестивале «Эмигрантская Лира-2018», второе место на фестивале «Пушкин в Британии 2018». Член СРП.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
990
Опубликовано 23 сен 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ