ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 222 октябрь 2024 г.
» » Григорий Петухов. ЖИЗНИ СКОРОСШИВАТЕЛЬ

Григорий Петухов. ЖИЗНИ СКОРОСШИВАТЕЛЬ

Редактор: Анна Русс





* * *

В этом северном, этом болотном месте,
где плененное в камне - уже половина,
и, присутствуя в звуке любом и жесте,
та, другая, живая, неуловима:
ни в душе бесплотной, ни в красном мясе
нет ее. Как нетрепетна, как строптива
штукатурки сырой и чугунной вязи
бесконечная - жизни длинней - перспектива.



* * *

То ли серый двубортный сидит на тебе мешком,
то ли с харей свинцовой крышует тебя полкан,
то ли в Боинг – и к е***ям, то ли рвануть пешком
по святым местам, по затерянным уголкам,
где охрана снята, только звезды блюдут режим.
В общем, зря ты, топ-менеджер, подельников пережил.

Им покойно. Они теперь торф, перегной, персть.
Ты один в окруженьи нулей, порошка белей,
то яйцо золотое божишься снесть,
то хозяйке в дупу чаешь зашить брюлей
(как свинью-копилку под пальмы ее, в песок).
И когда на трибуне каешься в микрофон,
камнем падает, метя в затылок тебе, с высот
красноперый с мигалкой в глазах грифон.
И полковник весь в белом бредет через поле ржи,
говорит, улыбаясь: ложи за други своя, ложи.



* * *

Жизни скоросшиватель, смерти видоискатель,
речи окостеневший сустав и другие предметы –
все под рукой, их безрадостно передвигая
то познакомишь друг с другом, то раззнакомишь,
с мыслимой целью одной (ведь не ради же стихописанья) –
нервы хоть как-то угомонить, и в процессе
омерзительной праздности чувствуешь привкус
вплоть до момента, как осознаешь внезапно:
самый волнительный запах и самый нездешний
был не левкои, не Парма весной, не свиданья
запах – полынь и мазут на откосе
железнодорожном примерно в четырнадцать лет.



* * *

Колокольня в Предтеченье за ударом удар
гулкий кует громоздкий воздушный шар
без оболочки. Посадский люд
здесь однажды казенное войско вздул,
в честь чего хранит музей набор оловянных блюд,
револьвер, прокламацию, венский стул.
Но самих картузов угнетенных масс
в переулке снегом заваленном ни следа, -
сквозь щелястые ставни глядит на нас
толстожопая, в ситчике слобода.

 

* * *

Воду с лица не пить, и умом нища,
ничего, говорил, притерплюсь, фигня.
Батальоны тем временем просят огня,
а тылы (со слезой) - борща.

И застройка мыслей, подсобный хлам
обнажая, трещит под ножом.
Бедный мозг лучами добра сожжен,
но с утра под парами храм.

Лобовая о плиты стучит броня,
в полумраке горят сердца:
христом богом усатый портрет отца
умоляют: «ремня, ремня!»

Пилорамы работают, как в бреду,
ровный хлыст идет на распил.
И уже не видать никого из-за спин,
я, пожалуй, уже пойду.

Сквозь хрустальный воздух весны пойду,
сквозь июля навар густой,
если кто окликнет меня «стой!»,
я направлю его в п***у.

Потому что ждет меня звездолет,
твердосплавный в кустах Пегас,
потому что пора мне уже от вас,
ибо света мне недостает.

 

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ ПЛАХОВУ. О ТЩЕТЕ ВСЕГО И ОСОБЕННО ВЫСЕЛОК…

Вот жизнь вам белковая: эти гниют,
а те вот киряют у них на поминках,
Воронины в марте однушку сдают.
Бюджетно, но это в Кузьминках.

Со знаьем предмета рапсод-вагинист
истомы воспел и прелюбы,
Кузьминки, Бахтин бы сказал, это низ,
в том смысле, что нижние губы.

Прикинешь, и вроде бы пахнет сие
серебряновечной ванилью,
однако ж содержит топоним в себе
одну богомерзку фамилью.

Поскольку нам Гелиос светит один
из всякой прорехи и щели,
но выбрать неможно для жизни картин
Веласкеса и Ботичелли,

скажи мне из влажных глубин вагинист,
как в келье радеющий инок,
не бросить ли жизни исписанный лист
на пьяной помойке Кузьминок?



…И О ЛЕНТОЧКАХ

Служить в УНА-УНСО или в ИГИЛе
Д. Плахов мог,
но нету гнев воспеть его богини,
и смертной йок:
за Русский мир все посланы нагими
на передок.

Там профиля нежнейшего окопы,
и в масть - тылы,
к валькириям и гуриям влекомы
в штанах стволы,
из оберегов - только ленты да иконы
аятоллы.

Чем на коленях, нету жизни гаже,
о, Ганибалл!
Джерусалем с Калькуттой будут наши,
придет к грибам
рязанских ВДВ, с кортов привставши,
друг-Талибан!

Кто сердцем русский, тот ажиотажем
зря разогрет:
ведь это будет мир без синьки, скажем,
и сигарет,
где - два муллы - мы пестру ленту вяжем
на минарет.

 

* * *

Давно, усталый раб, побег замысля,
я посох мастерил из коромысла,
колол пенициллин от гонореи
и сухари сушил на батарее.

В распоротый матрац я прятал компас,
меня учил крестьянин лущить колос
и спать в жнивье, чтоб поутру пичуги
меня будили, а не вохра-чурки.

Туда, туда, где зреют померанцы,
где не волчок, а вспышка папарацци
внезапно щелкнув, вызывает гнев на лицах,
где нету звезд и терний на петлицах!

Где нет эпохи, коей нужен реставратор,
туда, где узкоглазый ресторатор
к столу подаст бамбук и жесткокрылых.
Пеллагры где и оспы нет на рылах.

Где к ближнему любовь есть чувств вершина,
какая, хоть с трудом, а достижима.
Пейзанин, отрывая взор от грядок,
глядит беспечно. И таков миропорядок.

 

ПРОЗА РАБОЧИХ РАЙОНОВ
               Сегодня ночью снился мне Петров
               И
Бродский 

Сын, умерший тому пятнадцать лет,
вчера явился заполночь старухе,
он был расхристан, подшофе, не в духе
и в комнату прошел, не сняв штиблет.

Она показывает снимки мне – на них
Районный загс, торжественный и мрачный,
в нем подписью союз скрепляют брачный
щеголеватый с баками жених

и щуплая невеста под фатой.
Вот-вот перо оставит в книге росчерк,
и государство их союз упрочит
своей тяжеловесною пятой.

Была счастливой – вероятно, да –
их жизнь в супружестве, но долгою – не вышла:
молниеносна аневризмы вспышка,
и вечной тьмы за ней белиберда.

Давно жених под гробовой доской.
Вся высохла и сморщилась невеста.
Оболтус их в тюрьме. Лишь гений места
коптит по-прежнему на Автозаводской.



* * *

В Эллизиум теней, чьи кущи
до умопомраченья зелены,
дубрав земных прохладнее и гуще
и праведниками населены,
меня не пустят: я стяжал и лгал;
среди любезных Богу на витрине
я оказаться не предполагал –
посмертно дайте мне очнуться в Риме.

Пускай расторгнут с плотью мой союз,
чесотку речи вынут из гортани,
тем я прочней с забвением сольюсь
потеком на фасаде Гаэтани,
отвесной тенью в переулке палача
(по имени меня не назовете)
в Трастевере – гардиною плюща,
лучом – на Фарнезины позолоте;
кудлатою лобастой головой
одной из площади заполонивших кукол,
или такой же точно, кучевой,
глядящей вниз сквозь Борромини купол.

Питомец Норда,  когти сбив о наст,
в зобу с холодным просом подрастая,
что жизнь в итоге понял только часть,
но есть и вечная, а не одна шестая.
С моста, где ангелы, в полупетле реки
угрюмсту денежному, скуке и безумью
с обех рук я кукиш адресую,
на Север обращая кулаки.







_________________________________________

Об авторе: ГРИГОРИЙ ПЕТУХОВ

Родился в 1974 году в Свердловске. Окончил Литературный институт имени А. М. Горького. Автор книги стихов «Соло» (М., 2012). Лауреат поэтической премии «Московский счет». Живет в Москве.

скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 218
Опубликовано 20 авг 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ