Редактор: Анна Русс
***
Лине
Рояль, одетый ослепительным молчанием,
и заговор сияния увидели,
и млечно-дымный загород —
обители,
покинутые августом
на время радости.
Побудь отчаянно
далёким от погибели,
зачинщик, выдавший себя
случайным замечанием,
о вечере,
с его напевами прощальными
и синевой его, негаданно
удвоенной,
как в честь усталости.
В ней дача вспыхнула таким огнём диковинным,
что люстра отшатнулась одичалая —
от пламени,
от каменного прошлого.
Ладони огненных любовников, похожие
между собой,
нечаянно узнавшие...
Похожие бесстрашием
на листья мёртвые,
они слетаются к пустой, счастливой утвари.
Их участь высветится пламенными буквами,
заранее из книги жизни стёртыми.
***
чувствуешь тело?
— нет только голову
косность к щеке
недольнувшего льна
местность вещей
среди коих под пологом
было забыто
в преклонных веках
тело на лёгкой перине
беспамятства
тыльное слово
на трех языках
перебежало
от наглости
к старости
и схоронилось
в укромных
песках
... еже писах —
позабыл.
но останется
пепел венчающий
выбывший пыл
незамечателем ясной
опасности —
молнии гнева
над полем пустым.
КАТЮША уходила с берега катюша,
уносила песенку с собой (с)
Всецело зазвенело, расцвело,
спокойно вроде, белым —
только голос
слегка дрожал, срываясь за стекло,
в заполненную грешным делом полость
больного дня.
Да будет гневный храм!
Родная ревность, приступ пыльной астмы,
что впопыхах ступает по пятам
и нервно курит треск катапетасмы.
Всё пополам —
достойное житьё
и слово непокорное — разделит.
Затем уже не выложить её
и не узнать, о чём во сне пропели,
твои ранения, осколочный жених.
Твои сигналы присно волевые глушит
усадьба, свадьба в судьбах кружевных,
где повторяют снова яблони и груши
как выходила молча на́ берег крутой
как при тебе чужбину раздевала...
Храни последнее твоё карман пустой!
Начни с конца,
усталый запевала.
РЫБНЫЙ ДЕНЬ Геннадию Каневскому
Тень прожитого по правилам.
Поплавок весёлый, сеть.
На ловитву ночь наставила,
стало легче рассмотреть
пары фар. И разноцветные
карамельки бон пари —
то ли рыбки, то ли бедные,
но родные фонари,
оттеняемые безднами
до рассвета. Весь графит
графоманы су́ще, бездари
расточили. И сгорит
первый цех, как напророчили
им со станции в горах
патриарх, синод и прочие.
В пусто место божий страх
пусть бежит. А вы, синоптики,
предскажи́те новых бед.
Имя новое в синодике
и котлетки на обед.
В детсаду, в четверг, на выданье
из единого окна
всем ребятам счастье рыбное,
раздобытое со дна.
НОВЫЙ ГОДБросьте беспомощные тычки —
нет голубой лагуны.
Были опасны родные смычки,
лопнули струны.
Скрипки венчальные не в строю. Что недопето —
кольца разрозненные допоют,
пыльные флейты.
Шарканье тапок, хохот румян
сунут под нос, пожалеют.
Кто прослезится (так как был пьян)—
выйдет живее.
Здесь же, откуда считать не начни —
глухо и тупо.
Прежних искали? —да вот же они,
загнаны в угол.
Надо бы вспомнить, как было встарь,
головы — пеплом.
Или, как этот последний фонарь,
доброе небо
густо посыпать снегом. Зане´
так им светлее.
...смотришь-шагают, будто во сне
люди, не звери.
***
постаревшее тело
всеми отвергнуто
даже собой
но и его нет, не выдадут
не отдадут
тихо очертят мелом
оставят лежать —
вот как бесценно оно
вот и стемнело
на
передовой
дальше — лишь ждать
ах, рядовой ты мой
рядовой
ухнувший в темноту
отвечай же
изволь отвечать
«я тут».
тот, кто открыл рот
как открывают люк
что — то сказать
кто сказал:
«люблю»
и пропал —
тот не врёт
говорю тебе, тот
не врёт.
***
На гремячей цепи у горя
долго злобному троллю сидеть.
Он и горем почти раздет,
он и мыслью почти что голый.
Ни знакомого имени
не услышит,
ни от темени
не бежит под крышу —
только цепью гремит и воет...
«Есть ли в горе
как в доме,
окно слуховое?»
— Если есть,
то оно открывается в лес,
и всегда зарастает — травой ли,
хмурой хвоей ли...
Стайка чудес
укрывается ряской,
исчезая в воде,
в золочёном песке,
или в почве ховается тряской.
Повисает на волоске
злая сказка
о замкнутом слухе.
И витает
собравшийся с пухом,
дух, приставленный к немоте.
ПЕСНЬ ГИПЕРТОНИКАЗаключённая кровь горячо
бьётся в крупных сосудах. И жизнь
в несвободе её так поёт,
так шумит, когда в устье слились
две реки — руки, Тигр и Евфрат.
Междуречье с заученных карт
между шеей лежит и плечом.
Средней школы забытый урок:
там где родинки — нефть в глубине
(знаю, как добывают тепло
помню цвет его черный ...)
Восток
словом алым проснулся — к войне.
Умирать без тепла тяжело,
легче — в этом весёлом огне.
***
холодно ли? — нет, горячо
так уж и быть, сгоряча
так уж и быть, я ещё
подставлю тебе полплеча
полуслова не жди, совсем
приучайся себе молчать
хвойный лес говорит во сне
собирает колючую рать
поднимает против ветров
заступается за тебя
кто угодно, только не я
за тебя вступиться готов.
***
помолчал, поредел
и упрятал в суму
отчего вместо тел
нам дано по уму
обрести в глубине
потянулась рука
тех при жилистом дне
в дне святого сурка
как там славный зверёк
ещё раз посмотрел
он его уберёг
и почил от всех дел
а о нас и не вспомнит
на что мы ему
день сурка тихий омут
позорный хомут
***
годы
налево
ходил
за красным вином
вдовых
направо водил
за белым хлебом
бегал
во сне
тяжести
влажным бревном
бил
тебя
свет
ты же был
крепок
спи
предстоит
остановка в солёном пути
время разделит на глаз
острая стрелка
сердце — не — камень
которое ты упустил
встанет
только сейчас —
на сторону снега.
BROTHER SPARROWзримому удивляясь, карие тени мягко теснит
медленно расширяется тёмный внутри зрачок
радость прии́дет, слышится , радость не закоснит
день попадается светом в гигантский лесной сачок
дюжий лопух, ветру послушный велий репей
воинство воздвигай на защиту всех позабытых щедрот
свет процедили весь но не найден на свете брат воробей
дом его слеп и никто здесь давно уже не живёт
смехом колобродит эхо противоречит
ему лопух
звуки ворочая сонно шершавым своим языком
слава репейного войска явь претворяет в слух
время с щербатых ступеней смотрит одним глазком:
вглубь воробьиного дома прячется голос сестры — росы
песня обещанной радости тающий тянет след
выйди же в этот день пока он ещё не остыл
выпей себя за брата которого больше нет.
AURORA вышел месяц из тумана (с)
горе
бесстрашие
кормит с руки
корни
отращивает
рисует круги
курит и спрашивает
что ты стоишь
страхи
вытряхивая
из голенищ
встанет
в тумане
на одной ноге
на другой
тянет-
потянет
длинной рукой —
вытащит солнце
заставит сиять
вытянет ствол
и прикажет стрелять.
ANNA От пьяной женщины
согласия
не нужно.
По венам — трещинам
веселие уплыло.
В чьей подключинной
ямочке теперь могила?
Причинно —
следственные связи —
ложны.
Не помнит козлик, где попил из лужи,
она — не помнит как поела
редких яблок.
На небе летнем облака
бок о бок...
Увы, и ей отказывает память-ева.
Свет убирает меч свой в ножны —
точно!
Вот здесь,
на выходе из летних рамок,
был обыск ветра.
Крикнул быт натужно —
о детях,
о долгах — надолго
казённой ватой забивая уши
впрок, до икоты пичкая
тревогой.
Сон чиркнул спичкой —
вспыхнуло, погасло...
Не открывая глаз на кухню,
по привычке.
Босая Аннушка несёт
в сосуде масло,
наощупь подбирает
нужную отмычку
к входным дверям.
Зараза-ночь!
на полке
с крупой
скребётся мышь...
Пусть холоднее и темней теперь — ты только
не доверяй отнюдь скупой
улыбке лампы.
Не доверяй
шагам часов нисколько.
Не попадайся снова в те же лапы.
Не наступай на те же грабли,
что´ ты
не помнишь разве
прошлых слёз?
— Не помню;
меня на лампочке учили в детстве
штопать.
Не огорчаться,
если рвётся
сердце
учили быть ответственной
и взрослой.
Встречайте трубы
выдох дома углекислый
как невесомый признак новой эры.
Метла под утро
прячет лета струпы
под слой тумана —
в нём все мысли серы
и страхи разбегаются как крысы.
Скажи, что этой ночью пахло серой?
Что рассказали напоследок листья?..
***
л.с.
здравствуй, любимый
большая вода
правда не тонем мы
не горим
но
приближается к нам никогда
телом твоим
покрывается дно
устный и письменный
мысленный
ил
слово моё
небольшой водоём
ты объяснил
одиночество
им
имя без отчества
в нём
оправдал
спи мой любимый
большая вода.
***
андрею чемоданову
у нас в саду за старшего
полярная сова
а что такого страшного
идёт игра в слова
всего одна поправочка
метнуться тенью ниц
и отдыхай на лавочке
на сотню тысяч лиц
смотри как ходят толпами
не глядя мертвецы
не шаркают не топают
какие молодцы
а ты давно здесь? помнится
и я таким же был
привыкнешь быстро, скромница
я даже полюбил
порядки эти строгие
зато не думать как ...
гляди- ка этот, в смокинге
смакует наш коньяк
какого чёрта?! — лысого!..—
ответил и допил
закончил? перелистывай
кто там кого убил?
калитки скрип-калигула
идёт
посторонись
всплакнула темень всхлипнула
что смотришь? — отвернись
пришёл сюда с окраины
а постоялый двор
гудит: «позор собянину»
калигуле — позор
вчера другого встретили
уже в который раз
сегодня он на вертеле
и вместо углей — газ.
_________________________________________
Об авторе:
МАРИЯ АБЛОВАРодилась в 1983 году в Москве. С 2008-го года живёт с семьёй во Владимирской области. Писать нравилось с детства, но никогда не писала стихов. Первый стихотворный текст появился не раньше 2017-го года. В 2019-м состоялась первая публикация стихов в альманахе «Артикуляция».
скачать dle 12.1
