ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Александр Климов-Южин. РУКОТВОРНЫЙ РАЙ

Александр Климов-Южин. РУКОТВОРНЫЙ РАЙ

Редактор: Роман Рубанов





* * *

Жуткой Израильской стужей –
Плюс двадцать два,
Выйду, рассветом разбужен:
Скверик, трава.

Тень вырастающей ветки,
Блеск от перил,
В спину мне с лестничной клетки –
Шубу забыл.

Радужный цвет бугенвиллий,
Клумба из роз,
Видно, они пошутили
Или всерьёз?

Шаркают тапочки-шкеры,
Стол, преферанс,
Шахматы, пенсионеры,
Но не у нас.

Плавится в теле истома,
День декабря.
Господи, как же знакома
Эта Земля.

Здесь на вопрос Московита –
Как или где? –
Враз переходят с иврита
На фрикативное «Г».
Тут г-образны куртины,
Дома дома.
В кронах торчат мандарины,
Значит – зима.

До Рождества – две недели,
Солнышко, – чиз.
Вместо заснеженной ели
Здесь кипарис.

Вот он вполне рукотворный
Рай на земле!
Кадр прокрутился повторный –
Ёлка в Кремле:

Край трудового упадка,
Доллар прогноз,
Где расцветает в лопатках
Стылых хондроз.



Гроб Господень 

За тысячелетия сколько страстей
И страждущих видела эта дорога,
Паломников Истрии и Пиреней;
Из Пскова, Бердичева, из Таганрога.

Затылок в затылок, сменяется род,
Живём во грехе и проходим почия,
Но длится у гроба всю ночь литургия,
А днём, как песок, нескончаем народ.

О, сколько ступало здесь скорбных сусал:
Сюда приходили великие тени –
Здесь Гоголь беззвучно молитву шептал,
Тут Готфрид Бульонский вставал на колени.

И здесь я взгрустнул перед гробом святым,
О ближних – далёких поплакал немного,
Что жизнь скоротечна, что вот невредим
Средь смертных, и нет пред собой мне итога.

Но что-то в моей завершилось судьбе,
Но пятясь спиною, застыл у порога:
В кувуклии видя отсутствие Бога,
Его обретая невольно в себе.



Назарет 

Город Назарет, город на заре –
Вспомнился Арбузов.
Это к слову, так. Город на горе,
Много пальм и друзов.

Мне араб в рядах продавал здесь дрель,
Я купил сыр козий.
До сих пор в ушах, как смешно Адель
Произносит – Ёзиф.

Пахнет куркумой, перцем, имбирём,
Камфарой, мускатом.
Спутница моя знает, что почём,
В меру торовата.

На губе пушок, тает на просвет
Розовое ушко.
Воздуха глоток, с табуреткой шкет,
Пахнет свежей стружкой.

Неужели стул, неужели стол,
Здесь Назаретянин
До зевоты скул ладил, что престол,
Как простой селянин.

Драгоценней стул был бы средь людей
Драгоценной яхты.
Обиходных, Им созданных вещей
Скрыты артефакты.

Библия, Коран. Запахи всех стран,
Кот на мягких лапах
С поднятым хвостом входит в ресторан.
Ах, какой здесь запах.



Иордан 

А Иванова помнишь? Ну, что за вопрос.
Вот она предо мной – Галилея.
Помню, как приближался с нагорий Христос,
Огнерыжий Матфей, справа – Гоголя нос,
Борода и тюрбан саддукея.

Я на гробе Господнем свой крестик святил,
И святил Вифлеемской звездою.
(Сомик рядом с цепочкой сверкнувшей проплыл)…

Оттолкнулся ладонью от мокрых перил,–
Иорданской умывшись водою.

Только как эвкалипт тут случился? Бог весть.
Или фон розовеющих тучек?
Мне сдаётся, что было всё это не здесь,
А на пекле, в глазах вызывающим резь,
Средь пустынных репьёв и колючек.

Где вода так желанна, как Новый Завет,
А трава – изумрудно-желанна.
Человек только был, и уже его нет:
Воздух ловит, хватает урывками свет
Под тяжёлой рукой Иоанна.



Ливень над Тель-Авивом

1
                  Леониду Колганову

Гром раскатился лаем,
С Яфы дыхнуло йодом.
Я понимаю – в мае,
Но перед Новым годом?
С красной строки секущий
Вдруг зарядил курсивом,
Неистребимый, сущий
Ливень над Тель-Авивом.
Двинуло, оглушило:
Вот она катастрофа,
И показалось, смыло
Улицу Дизенгофа.
Так, словно в минном поле,
Через потоки-реки,
Люди в воде по голень
Прыгали, как калеки.
Ливень над Тель-Авивом,
Ливень над Тель-Авивом…
Будь под зонтом раввином
Или всесильным джином,–
Всё до костей едино.

                               
2
                  Валентине Бендерских 

Грелись аперитивом,
Виктора ждали, Галю.
Ливень над Тель-Авивом,
Сети раскинул далью.
Ну, наконец-то – Дима,
С чем-то – Сусанна, Феликс.
Время необратимо,
Спешно за стол расселись.
Значит, вперёд, успели –
Снег над Москвой, куранты.
Пили, читали, пели,
Прополоскали гланды.
А разошлись, не помню,
Кажется, в пять. Счастливо…
Но не иссяк и в полдень
Ливень над Тель-Авивом.
Ливень над Тель-Авивом,
Мимо – театр Габима,
Булочная, олива,
Ливня в машине мимо,
Ливня над Тель-Авивом!
Ливня над Тель-Авивом!



Размышления об утерянном перстне
с авантюрином – звёздной ночью, в Чернаве,
в сентябре 2016 года
 
В небо ночное смотреть невозможно без риска,
В бездну свалиться и сгинуть как раз в сентябре,
Здесь да когда-то в Азове я видел так близко
Небо ночное, так близко об этой поре.
Сферы планет нависают и ныне, и присно,
Криком ребёнка разбужен, иду через сад;
Яблок доступных и влажных влечёт дешевизна,
Кажется, ветку наклонишь – а звёзды слетят.
Без телескопа скопления вижу и звёзды,
Кассиопеи туманной припомнил – дабл-ю,
В дуплекс латинский вбиваю незримые гвозди,
Существованьем подобен и равен нулю.
Призраки, брызги, сияние, гнёзда и грозди,
Млечных путей в темноте исчезающий свет,
Где, как на пляже песок, миллиардные звёзды,
Цифрой разнятся едва ль с миллиардами лет.
Жмётся к Чернаве сознанье моё крепостное,
Пусть не изведал я троп и отвергнул дары,
Всё же так близко увидел я небо ночное,
Всё же однажды узрел я иные миры.
С авантюрином когда-то красив и изыскан,
Перстень на среднем таскал до поры щегольско.
Только в Азове огромное небо так близко,
близко как здесь, как в крапленьях бессчетных его.



* * *

Чем мучиться, уж лучше в кому впасть,
С ликёром расплескать остатки воли.
Бисквитов поглощающая страсть,
И сахар не предполагают боли.

Он нужен склеротическим мозгам,
Они в Навруз хотят ракат-лукума,
Халвы на блюдце в пост, глядишь, а там
Кулич пасхальный волокут из ГУМа.

Они кричат: «Нам сахара скорей!»
В ущерб сосудам, печени и зренью.
Они умны и потому главней,
И предают конечности забвенью.

О, скоро я не буду ног таскать,
Ослепну по причине диабета
И буду в очертаньях вспоминать,
Как выглядит Татьяна и галета.

Чем мучиться, не лучше ль в кому впасть?
Бескрайнею, как белая страница;
Эклеров и безе наесться всласть
И хереса до икоты напиться.

Что предпочесть нам – сахар или соль?
Две антитезы, вкуса два и коли
От до-диез разбежкой к соль-бемоль,
От сахара уж лучше, чем от соли.

 

* * * 

И всё ж ты не моя, как не крои,
Вдыхал и нюхал волосы твои.
Ты говорила: тише, тише, тише.
За нелюбовь, за холода, за лёд,
За то, что дням своим теряю счёт,
Небесный сон ниспослан был мне свыше.

Бог соблазнений, погубитель жён,
Над всем царил незримо феромон,
(Так на него, на дурачка, всё спишем).
Мы шли и раздвигались зеркала,
Неудержимо химия влекла
Меня к тебе, тебя со мною – к нише.

Где, словно раб, припал к твоим ногам
И воскурил священный фимиам – 
Ты в темноте светилась и летела –
Весной разлилась, жаром обожгла
И молодость свою мне отдала,
Всё сущее своё, и просто тело.

Так наяву ни с кем и никогда…
Тут всё слилось в одном безбрежном – «да»,
И это было мукой, было счастьем,
Но голос декламатора чтеца
Мешал нам приземлиться до конца,
Вчеканиваясь в мозг, сквозь сладострастье.

И до сих пор я тяжело дышу,
Но он прочёл, что я сейчас пишу.
Итак, пишу: ты тяжело дышала,
Твой муж на тряпки разодрал покров
И в ярости проникнул в наш альков,
Но это вовсе нам не помешало.

Пусть водку пьёт, ты растопила лёд:
Открылись двери, повалил народ,
И мы на обозрении лежали,
Не ведая раскаянья, стыда,
С тобою – жизнь, обнявшись навсегда,
С тобою – смерть моя, в колонном зале;

Как памятник несбывшейся любви,
И пели в зимней хвое соловьи,
Качались люстры, пропадала зала…
Потом тебя я встретил на земле,
Тебя, с морщинкой лёгкой на челе,
Ты кисточкой по шёлку рисовала.



Эскориал

Гроб проплывает медленно сквозь строй
Немых солдат, ни флейты, ни фагота.
Стоп, маршал с непокрытой головой
Стучит скобою в медные ворота.

Они гудят, как колокол, внутри
Собора голос вопрошает – кто там?
– Я тот… монах, затворы отопри.
– Я тот, кто мыслил стать стране оплотом.

– Я тот, кто был испанским королём,
Я Габсбургов отломленная ветка,
Я, для кого в стене готов проём
Лежать кость в кость среди великих предков.

Но прежде разлагаться и смердеть
Я буду в тишине Эскориала,
А дух мой будет фосфором лететь
По коридорам и пустынным залам.

И вот приоткрывается портал,
В нём золотое плавится ретабло: 
«Теперь ты наш, и ты пришёл на бал»,
И губы улыбаются осклабло.







_________________________________________

Об авторе:  АЛЕКСАНДР КЛИМОВ-ЮЖИН

Поэт, родился в 1959 году. Автор пяти поэтических книг. Соучредитель газеты «Театральный курьер». Лауреат литературных премий журналов «Новый мир», «Юность», «Литературная учеба», литературных премий «им. Бориса Корнилова», «Югра», «Московский счет». Стихи публиковались в журналах «Арион», «Октябрь», «Новый Мир», «Дружба Народов», «Нева» и др. Живёт в Москве.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 042
Опубликовано 01 мар 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ