Редактор: Роман Рубанов
Баллада из БайронаЭто было в другие, другие года,
Под Тюменью работал завод.
Незнакомые люди там жили тогда,
А теперь там никто не живет.
Там игрушки плели, отливали и жгли,
Отжигали в глубокой печи,
Под спиной и в живот им вставляли завод,
И к нему полагались ключи.
Это клоуны были, и мавр, и монах,
Белоснежка, царевич и гном,
Офицер в камуфляжных пятнистых штанах
И лягушка с ужасным лицом.
Но однажды прораб в дверь вошел и ослаб,
И от крика тряслись кирпичи:
Где железный араб? где игрушечный краб?
Склад ограблен, и пусто в печи.
Глубоко под землей они вырыли ход
И плелись вереницей сплошной,
Шли, пока в животе не кончался завод,
Тарахтел механизм под спиной.
***
– Что, товарищ, свобода – та же неволя,
Каждый должен жить, как предписано его роду,
Вот великаны проходят, допустим, вровень
С кипарисом, и солнце позже заходит в воду,
И не страшны таким опасные звери,
Даже палач, искусный в пытках, таким не страшен,
В доме рабочий слон или тигр домашний,
Только клетка теснее, и ключ от нее потерян.
Ты жалеешь меня, ведь сердце твое не камень,
Руки мои, ты прав, стеснены в размахе,
Тягостна цепь и барсу, и росомахе,
Песня застревает в хищной гортани.
Только и там, где вы гуляете с ветром,
Невысоко можно уйти под крышу –
Помиллиона, может быть, километров
Взять с плазмосферным ветром, никак не выше.
Ты здесь стоишь, не подозревая правды,
Свободен от знаний, многих, как видов отравы,
Путь твой рассчитан, дом отмечен на карте,
Куда улетаешь с пищей твоей кровавой. –
И Прометей закрывает глаза; товарищ подходит ближе,
Смотрит на шрамы то правым, то левым глазом:
Сам он считает жестокость богов излишней
И утомлен он пищей однообразной.
***
Он в час или в два или, может быть, между
В прихожей оставил пальто, как надежду,
От люстры, от зеркала прячется он,
В гостиной не нужен, в проходе смешон.
Шелка под рукой ускользают проворно,
Любовь папильонами тычется в горло:
Без воздуха бабочки прут напролом
И перекрывают трахею крылом.
Вальс. Ритм по заказу, как брак по расчету.
Соперник из черного паруса соткан,
Зачем в беспощадном тумане парчовом
Здесь водят стальными плечами красотки,
Бубенчики-груди звенят, и скрипят
Атласные туфли, составлены в ряд?
Кто ищет успеха, танцует на совесть.
Судьба обернется, вошедшая в поезд,
Покажет глазами, мол, чур не игры,
Три четверти такта, и стукнут колеса,
И рельсы изогнуты знаком вопроса,
И сердце, как камень, срываясь с горы,
Экспрессом проследует в тартарары,
И быть ему в щебень дорожный разбитым;
Мой друг, ваш портфель начинен динамитом,
Над бабочкой злая висит стрекоза,
Любовь – это родины злые глаза,
Осталась минута, танцуем на совесть,
Судьба – это кнопка, зашитая в пояс,
Секунды, как ягоды в белом меду,
Как плечи блондинки в четвертом ряду.
***
Кто-то входит в черной накидке, давясь мацой,
Произносит "троллейбус идет..." – и заходится в кашле,
Кто-то пьяненький, страшный – так, здесь у нас будет лицо –
Продирает свой глаз и ползет представляться домашним,
И парадом к границе сквозь мрак напролом трактора,
Расступается мрак, группируется в роты и взводы,
Семенит оппозиция, все на подбор фраера,
Где-то снова нанюхались вашей и нашей свободы,
Но белей порошков, всеохватней машинных дорог
То, что бьет в ритме сердца, живот ужимает до колик,
То, что в передовицах между заколдованных строк
Не читает никто; то, что знает любой алкоголик,
Имя смены сезонов на вечность – читая роман,
Ждешь, что кто-то не умер, но все-таки он умирает –
Так чуть слышно на цыпочках ядерная зима
Шелестит балериной, одна на радарном экране.
Кто-то в черном плаще, от стены отлепившийся бог
То бренчит в переходе, то движется с галками вровень,
То ли рэп, то ли на трех аккордах слежавшийся рок,
Мы с тобой одной крови, такая у нас группа крови.
***
Прекрасное Далёко смотрит большими глазами,
И Коля Герасимов в них ясно читает судьбу:
Запьет с пацанами, собьется в опасные стаи,
Пропустит удар и уже не очнется в гробу.
Что будет с тобою, Алиса? Тебе никогда не родиться!
И видит он ясно: она это знает сама,
В подвале у неба, под сводами скреп и традиций,
Дождливыми будут и лето, и ночь, и зима,
Но надо прощаться. Тот взгляд, и угрюмый, и нежный,
Уже обвернулась вокруг временная петля,
И гулко грохочет тяжелая поступь надежды,
И в яму за ямой ныряет минорное "ля":
Проваливай в небо, тебя не удержит земля.
***
"Что ты мне поешь, Буратино, скворечная голова,
У меня здесь в каждом углу деревянная мумия,
На скамье Пьеро обрывает с рук рукава,
Умирает от голода и безумия.
Посмотри, они сами лезут ко мне в чулан,
Накажи, мол, нас, научи нас считать удары
Кожаного кнута по горячим нагим телам:
Я твой Карл, я у Клары украл для тебя кораллы,
Если Некто встанет опять на моем пути,
Я возьму себе кровавые яблоки его глаз,
Подойди, голубые волосы расплети,
В полутьме чулана погладь этой плеткой нас." –
"Я пою тебе здравствуй, Мальвина, моя дорогая,
Синеглазая девочка, здравствуй и снова прощай,
Я смотрю на тебя, я ударов кнута не считаю,
Выдавай же меня и за это перо получай,
Ведь Пьеро оборвал рукава, и теперь его точны движенья,
В горло входит перо, как в поэму "Двенадцать" Христос,
Но тебе в этот раз не отделаться шрамом на шее,
Помнишь, как мы с тобой – нет, не помнишь ты, что за вопрос".
И вздыхает Пьеро, и стоит паровозом на рельсах,
У красивой молодки отнявшим пропащую жизнь,
И механик его разбирает до скрученных жил,
И сокрытый в нем двигатель переставляет на крейсер.
***
Спит придорожная жена,
Не купишь снега у цыганок,
Так покажи нам из окна
Хоть станцию, хоть полустанок,
Был город, в городе луна
Скакала между крыш, и город,
Но опрокинутый, без дна,
Был черным озером расколот.
Где ивы для отвода глаз
Друг друга трогали неловко,
Горячий поезда каркас
Проследует без остановки,
Пускай зовет его вокзал,
Он стрелки обогнет проворно,
Он свистнул, грубое сказал,
И покраснели семафоры,
В купе подхватят этот свист,
А мы дочитываем повесть
Про то, как умер машинист
И навсегда покинул поезд.
_________________________________________
Об авторе:
ЮЛИЯ ФРИДМАНРодилась в 1970 году в Новосибирске. Работает научным сотрудником в Курчатовском институте в Москве, с 2001 года сотрудник редакции детского журнала "Барсук". Печатается с середины 1990-х. Подборки стихов публиковались в разные годы в журналах "Новая кожа" и "Yep", переводы двух детских поэм Доктора Сьюза в соавторстве с Дмитрием Маниным выходили в издательстве АСТ в рамках проекта Ники Дубровской в 2008 году. Стихи переводились на болгарский и английский языки. Живет в Москве.
скачать dle 12.1
