Инна Лиснянская. МЕТАМОРФОЗЫ

* * *

В угоду ходкой молве
Стою я на голове,
Крепка голова, что пень, —
Проверьте, кому не лень.
Под градом взглядов косых
Хожу на руках босых,
На самом деле я — псих,
И рук не ценю своих, —
Ладони тверже ступней,
А пальцы жизни длинней...
Но людям, людям видней.




У ЯФФСКИХ ВОРОТ
 
Я – твоя Суламифь, мой старый царь Соломон,
Твои мышцы ослабли,
                                         но твой проницателен взгляд.
Тайны нет для тебя,
                                         но взглянув на зеленый склон,
Ты меня не узнаешь, одетую в платье до пят,
Меж старух собирающих розовый виноград.

И раздев, не узнал бы:
                                         как волны песка, мой живот,
И давно мои ноги утратили гибкость лоз,
Грудь моя, как на древней пальме увядший плод.
А сквозь кожу сосуды видны,
                                         как сквозь крылья стрекоз.
Иногда я тебя поджидаю у Яффских ворот.

Но к тебе не приближусь. Зачем огорчать царя?
Славен духом мужчина, а женщина – красотой.
От объятий твоих остывая и вновь горя,
Наслаждалась я песней не меньше,
                                         чем плотью тугой,
Ведь любовь появилась Песне благодаря.

Ах, какими словами ты возбуждал мой слух,
Даже волос мой сравнивал
                                         с солнечным завитком...
Для бездушной страсти сгодился бы и пастух.
Но ведь дело не в том,
                                         чтоб бурлила кровь кипятком,
А чтоб сердце взлетало,
                                         как с персиков спелый пух.

Я вкушала слова твои, словно пчела пыльцу,
Неужели, мой царь,
                                         твой любовный гимн красоте,
До тебя недоступный ни одному певцу,
Только стал ты стареть, привел тебя к суете –
К поклоненью заморскому золотому тельцу?

В стороне от тебя за тебя всей любовью моей
Постоянно молюсь. И сейчас в тишине ночной
Зажигаю в песчаной посудине семь свечей,
Раздираю рубаху и сыплю пепел печной
На седины: Царя укрепи, а тельца забей!




* * *

Возьми меня, Господи, вместо него,
А его на земле оставь!
Я — легкомысленное существо,
И Ты меня в ад отправь.

Пускай он еще поживет на земле,
Пускай попытает судьбу!
Мне легче купаться в кипящей смоле,
Чем выть на его гробу.

Молю Тебя, Господи, слезно молю!
Останови мою кровь
Хотя бы за то, что его я люблю
Сильней, чем Твою любовь.




* * *

                     Дочери

Недалеко от бухты
В пору большого клёва
Я разбросала буквы,
Ты собираешь слово.

Быль это или небыль?
Возле воды — всё просто:
Я разбросала пепел,
Ты собираешь звезды.

Тысячелетий возраст
Около моря проще:
Я разбросала хворост,
Ты собираешь рощи.

Море. Метаморфозы.
Мысли, близкие к тайне.
Я разбросала слёзы,
Ты собираешь камни.


 

БРАТ

Осень была, как жар-птица, перната,
Знала наш тайный маршрут:
У твоего синеглазого брата
Мы находили приют.

Наша любовь не была бесприютной.
А в одиночестве жил
Нервный, и этим похожий на ртутный
Столбик, твой брат Михаил.

Ты говорил: в детстве младший мой братик,
Ангелокудрый блондин,
Всех очаровывал. Он математик,
Он не женат и один.

...Дни были тусклы, судьба не ласкала,
В смерти нашел он приют,
И над могилой оранжево-ало
Осени перья поют.

Я по нему, как по ангелу, плачу, —
Что же он знал на земле?
Артиллерийский расчет и задачу
Жить в человечьем тепле.




ПОСЛАНИЕ ФАЙЛУ

Ах, дорогой мой Файл, рыжий мой новозеландец,
У вас не погода, а вечнозеленый глянец,
Рванул не за тем ли ты в теплую зону мира,
Чтобы забыть, как в России зимою сиро?
Бывший наш Федя, мне нравится твой характер,
Легкий, как ветер. А у меня — что кратер, —
Выбросит лаву и сделает пеплом критерий:
Не горевать и не считать потери.
Еще я живая. Лишь мертвые страха не имут.
От страха я все наши беды пытаюсь свалить на климат.
Как же наладить нормальную жизнь в отчизне,
Если полжизни тьма и зима полжизни?
А для убийств и краж чем не погодка?
Так говорю, поскольку я патриотка.
Так и пишу из холодной в теплую зону мира,
Где ты не виршами занят, а варкой сыра.




* * *

Я столько глотала обид, что больше нельзя,
Я столько рыдала, что мне нельзя уже больше. 
Как будто змея, ползёт моя колея,
И если отвечу не я, то кто же, то кто же?
И то, что досталось мне, заслужено мной вполне,
И эта решётка в окне, и за дверями — двери.
Так могут жить и при самой малой вине
Не только люди, но даже хищные звери.




* * *

Бывает такое сиротство,
Такое — на выдохе лет,
Когда даже дней мимоходство —
Тебе и приют и привет,

И мимолетящие листья
Младенческой мысли милей,
И холод рябиновой кисти
Теплее каминных углей,

И снег, как само благородство,
Идет, нищету серебря…
Бывает такое сиротство,
Что ты и не помнишь себя.







_________________________________________

Об авторе: ИННА ЛИСНЯНСКАЯ

(1928-2014)

Родилась 24 июня 1928 года в Баку. Публикует с 1948 года оригинальные стихи и переводы из азербайджанской поэзии. Участвовала в неподцензурном альманахе «Метрополь» (1979), вместе с Семеном Липкиным и Василием Аксёновым вышла из Союза писателей СССР в знак протеста против исключения из него Виктора Ерофеева и Евгения Попова, в течение 7 лет публиковалась только за рубежом. Лауреат Премий журналов «Стрелец» (1994), «Арион» (1995), «Дружба народов» (1996), «Знамя» (2000), Государственной премии России (1998), премии Александра Солженицына (1999) — «за прозрачную глубину стихотворного русского слова и многолетне явленную в нём поэзию сострадания», премии «Поэт» (2009).

Последние годы жила в Хайфе. Умерла 12 марта 2014 года. Похоронена в России на кладбище в Переделкино, рядом с мужем Семёном Липкинымскачать dle 12.1