* * *
ничего, ничего, мой милый,
всякий горюющий ужасен,
как первое лекарство,
всякий скорбящий светел,
ангелолик.
а мы с тобой потанцуем
под ветер берёзовый,
под скрип окна,
во весь рост стоящего,
в огромный мир:
там великанские зданья,
там согбенные старцы
и младенцы с отменным голосом,
и всякие вещи,
и всякой вещи своё место,
всякому месту своё сердце,
всякой любви — имя и память.
а ты спи, мой милый,
береги радость
для новой жизни,
какой ещё не бывало.
* * *
у тебя в груди воздуха
на целую планету большую
и горит-поёт красно солнышко,
и глаза светлы светом ангельским,
моё горюшко.
накормлю тебя молоком: спи, радуйся.
так летучей улыбки вспыхнет цветок,
дёрнется нитка — зазвенит колоколец:
первый смешок комариный.
кем населять станем планету нашу?
пусть же первыми будут деревья,
потому что они огромны,
вторыми — букашки разные,
потому что едва теплятся:
легче лёгкого раздавить.
и конечно, цветы и птицы,
и глубоководные рыбы
с туманным оком,
и всякие звери,
большие и малые,
непременно добрые,
с глазами кроткими,
и будем мы, мама и сын.
хочу тобой любоваться
в нашем новеньком мире,
а после мы выйдем
к тем, кого любим,
и скажем: это мы!
и всякое я будет мы,
и твоё-моё будет наше,
и любовь будет наша с тобой и всеобщая,
большая, как чаша терпения кротких,
как сердце верных.
* * *
боюсь, что и вовсе закончатся люди,
останутся эти, качаемы ветром,
берёзы в серьгах,
останутся наши испитые чаши
добра.
- я не боюсь смерти! —
кричали мне дети,
ходили походом на мы,
кричали коням: но!
кричали своим: пора!
эх, поехали
по полю поодиночке
верхом на своих сердцах.
красный конь, стой!
отвечай, почём нынче свобода?
а он копытом о землю —
и во всю прыть.
а на пригорке берёзы
как девки хороши,
ветер их бьёт-бьёт
и волосы треплет,
но ветер устанет и сгинет,
а берёзам стояти
во весь рост и белеть лицом,
коням — бежать и хрипеть,
нам — погибать и петь —
в последний раз
на ветру надрывая голос.
* * *
господин человек, эти стены
цвета больничного,
цвета привычного, разбелённого,
это твои стены.
это твоя кровать,
будешь в казённое одеяло
себя заворачивать, укрывать,
как младенца бессонная мать:
подоткнуть под бочок и — молчок,
спи, а не то приидет волчок,
во лесок, под кусток.
ну что ты как маленький!
нету здесь маменьки,
батарея бела, рукомойник бел,
и сам ты, поди, как мел.
мил человек, это твоя радость —
в окошко сплюнуть, выглянуть, покурить,
окно закрыть, продолжать жить
младенцем болезным
с ногой сорокового размера,
мальчиком, девочкой,
непрекращающейся свободой
любоваться
нельзя потрогать.
* * *
у меня пистолет,
мне пять с половиной лет,
здравствуйте!
у меня ничего нет,
нет у меня лет,
нет у меня пистолет
и вовсе меня нет,
и заплакал.
а ветер завыл:
- я был,
а вы?
а нам не поднять головы
из речной травы.
* * *
я иду, над собою не чуя лица,
будто только земля среди нас.
на травинке зелёная гу-се-ни-ца
никому-никому не видна.
я её раздавлю, наступлю каблуком,
я пройду, как проходит любовь.
если колокол бьётся, то под языком
у меня колокольная кровь.
прикусила язык, он под небом азы
постигает: ага и агу.
пол-любви до себя, как до близкой грозы,
и лица отвести не могу.
* * *
спи, моя ясноокая
тихая кукла,
поздний ребёнок
в старых больничных пелёнках.
это улыбка блуждает
на нашем последнем небе,
гикнет смешок,
как птичий внезапный присвист,
а за окном в рост человечий,
глянь-ка, весна набухла
спелою грудью,
а погоди как брызнет.
там, в глубине,
как под молочной плёнкой,
столько любви,
что нам не хватит жизни,
чтобы друг другом
налюбоваться вдоволь.
* * *
я полюбила мужчину,
он стал восковой фигуркой,
можно поставить на полку:
пойди полюбуйся, руками не тронь,
даже пыль не сотри,
сиди и смотри —
— и я полюбила ребёнка
за то, что смеётся звонко,
за всё, что хрупко и тонко,
за то, что пречист и светл,
и бьётся родник в его голове.
* * *
и выйдет любовь и скажет
одно верное слово:
мы.
и вмиг повредятся умы,
станут светлы,
сдвинут столы,
сядут и молча вкусят
Божью огромную милость,
самую первую радость.
_______________
сколько б на себя ни смотрела,
ничего такого не вижу,
кроме разве седых междометий
вдоль исписанной чёрной тетради.
только, Боже, зачем этот возраст
догоняет, петляет, догонит,
в нём ни мудрости нет, ни величья.
если радость, то малая, птичья —
на протянутой детской ладони
со стола Твоего — горстка крошек.
и любовь, от которой нет силы
убежать и остаться нет мочи,
и глаза ярко-сини
у третьего сына.
_________________________________________
Об авторе:
ОЛЬГА ЗЛОТНИКОВАПоэт, переводчик. Родилась в Минске, живет там же. Училась на историка, философа, библиотекаря, ландшафтного дизайнера. Автор книг стихов «Паства» (2016) и «Радогощенский дневник» (2018).
скачать dle 12.1