* * *
Вынимаешь рифму и историю вместе с ней.
Цедишь её по капле, как валокордин.
За что ни возьмёшься — фактура вчерашних дней,
Трапеции сонных льдин.
В складках холщовых прячутся фонари.
Северный Альбион. Но проще сказать: ни зги
Не видать. Говоришь вот: умри, умри.
А как умереть посреди строки?
В Невской лавре пекарня, сладкий дымок бежит
Медового воска и белоснежных просфор.
Крестик нательный прабабкой в подушку зашит.
Я нашла, он хранит меня до сих пор.
Снежноягодник белый — ягод нарву на бегу
Целую горсть. И утро с пустого листа.
Пятна сангины и уголь следов на снегу.
Всё кажется мельче. Если смотреть с моста.
* * *
Тоньше перо чертёжное, тени резче.
Переходя со звучащего на немое,
Чётче музыка ангельской речи,
Ветра пение горловое.
Час от часу ноша легче.
Быть счастливым как быть влюблённым
В звёздный свет, мерцающий на конечной
Красным. Потом зелёным.
* * *
Говорят за глаза и вешают за глаза
На нитке от ветки до ветки.
Висишь и сохнешь, и редкая стрекоза
Навестит тебя. И дожди редки.
Сохнешь по морю, поджав плавник,
Жабры открыв на просушку.
А вечер к пивному бочонку приник,
Льёт пену в стеклянную кружку.
Но если представить, что нитки нет,
Нет боли в прошитых глазницах.
И горе — не море. И горя нет.
И рыба — немного птица.
* * *
Пустая болтовня
Осоки и полыни.
Пушинки-семена
И бабочек пыльца
Летят через пустырь,
И свет идёт за ними
И ловит на живца.
И ты бежишь на слух
Охотником на выстрел,
Беглец и конвоир,
Овечка и пастух…
Но если Бога нет,
То кто тебя домыслил?
И вёл через пустырь,
И выводил на свет.
* * *
Лежать в траве, крутить калейдоскоп,
Сиюминутность взяв за постоянство.
И обнажённость душ, как оголённость стоп,
Как оголтелость веры в кафкианство.
Причастным быть к свободе в полключа.
И, удержав мгновенье от распада,
Смотри на свет, на ямку у плеча.
А счастье - ты. И большего не надо.
* * *
Так пахнет свет вишнёвой брагой
И на просвет красней
За ширмой с рисовой бумагой
И сакурой на ней.
Так тень бежит за край, так ветки —
В рубец бумажных швов.
Шаги случайны, звуки редки.
Театр твой готов.
Расти, цвети, не облетая,
Но облетая дом…
Кружится бабочка простая
С бумажным животом.
* * *
Треск и шорох - простой звукоряд.
Сладкий запах церковного воска.
Это ульи на поле горят,
И чернеет на досках извёстка.
И гречихи цветущей ожог.
Белый дым и кедровые смолы.
Это искры роятся у ног
Или мёртвые пчёлы?
* * *
Время дрова обнимать и нести неуклюже в дом,
Свет и тепло высекать из подмокших спичек.
Смысл неведом, но внутренним чувством ведом,
Пёс на платформу выходит на зов электричек.
Здравствуй, собака! Так лето нелепо прошло…
К спальным вагонам таранку несла и картофель
Девочка в гольфах, а бабушка - гжель и стекло.
Звон, отскочив, ударялся в гармонику кровель.
Бабушка пахла мукой и остывшей золой.
Девочка - щебетом птичьим и счастьем щенячьим.
Запах одной засыпали разбухшей землёй.
Запах другой увозили в вагоне гремящем.
Так пёс прибился ко мне, и так мы живём:
Ходим на станцию, связаны этой привычкой.
Воздух как жизнь обретает и вес, и объём.
С хлопьями снега, летящими за электричкой.
_________________________________________
Об авторе:
НАТАЛЬЯ ПОЛЯКОВАРодилась в городе Капустин Яр Астраханской обл. Окончила Литинститут им. А.М. Горького. Работает дизайнером. Живет в Москве. Публиковалась в журналах «Дружба Народов», «Новая Юность», «Интерпоэзия», «Знамя», «Урал», «Волга», «Новый берег» и других изданиях. Автор книг «Клюква слов» (СПб.: Любавич, Библиотека «Пиитер», 2011), «Сага о московском пешеходе» (М.: Арт-Хаус медиа, Библиотека журнала «Современная поэзия», 2012), «Радио скворешен» (М.: Воймега, 2016). Лауреат премии им. Риммы Казаковой (2009).
Фото Анатолия Степаненкоскачать dle 12.1
