* * *
Стучат монеты, кости, спички,
на Лобном месте ночь и турки.
Полупустые электрички
катают в тамбурах окурки.
Ты обернулась и сказала,
про долгий-долгий путь сказала –
от Ярославского вокзала
до Ярославского вокзала.
Всего «пятёрка» – эдельвейсы,
смеются головы с помоста.
Платформа – справа, слева – рельсы.
Лосиный остров-полуостров.
Ты обернулась и сказала,
про долгий-долгий путь сказала,
что от Арбата до Арбата,
от Ярославского вокзала,
от Ярославского до прозы.
А у кремлёвского солдата
в шинели путаются слёзы.
* * *
Я обнимался с девушкой хромой.
В соломе спал, блуждал в тумане.
Я шёл домой и не пришёл домой
Из Палестины с фиником в кармане.
Я грелся у голландского огня,
Я пел баллады ветреной весною.
Кто знает жизнь — тот не поймёт меня,
Кто знает смерть — не встретится со мною.
Вот капли пота над моей губой,
Вот капли крови над моей губою.
И вольный каменщик за праздничным столом,
Когда идёшь под барабанный бой
Эпохи — с непокрытой головою —
Невольно заслоняешься крылом.
«ДЕНЬ ПОБЕДЫ»
…День Победы: синева,
над головою ангел-мститель,
любая женщина — вдова,
любой мужчина — истребитель.
Я видел Гитлера во сне,
ну а потом пришла Победа.
«Купи мороженого мне
плодово-ягодного, деда…»
Но дед не смотрит на меня,
ему давно пора обратно,
он превращается в туман
и говорит: молчи, болван.
Троллейбус, почта, магазин.
На рынке клетка с попугаем.
Идём по городу, скользим
и пропадаем, пропадаем.
Повсюду флаги и сирень,
в моей руке воздушный шарик,
тяжёлый шарик, красный шарик.
И я кричу: «Купи, купи
(и просыпаюсь)—
плодово-ягодного, деда…»
Над городом салют. Победа.
ТАКОВА СПОРТИВНАЯ ЖИЗНЬ
Она работает в ларьке и продаёт
импортное пиво,
шампанское 15 сортов,
а водку запретили продавать,
мол, не хватает им квадратных метров.
А что покойнику? Покойнику и так
сойдёт, мы в некотором смысле все
обречены. Студентка института физкультуры
плывёт по времени, а всюду жизнь ночная,
подростки подлые и пьяный «мусор»,
чеченец с фронта, в «опеле» блондинка,
идёт брюнет, и он – звенит ключами,
в двухкомнатной квартире пенсионер
убил ножом весёлую соседку,
и школьник, утонувший днём,
всплывает ночью посмотреть на звёзды.
Качается причал, и браконьер
«Прогресс» заводит, человек в очках
солнцезащитных прыгает с балкона –
и это происшествие уже
описывает лысый журналист,
чтоб по утрам бессмертная домохозяйка
могла быть в курсе всех самоубийств.
Вперёд, спортсменка! Всё не так уж плохо.
Ты станешь чемпионом, и тогда
в газетах твой появится портрет,
твоё лицо обветренное, злое –
и вспомню я, что был с тобой знаком,
и с интересом посмотрю на фото
БАЛ ГОСПОДЕН
(ремейк)
В этом городе погорели все карусели
и покончил с собою в зоопарке жираф.
Она хотела быть фотомоделью
или птицей французской Эдит Пиаф.
И чтобы о ней написали в газете,
а «Плейбой» напечатал бы её без трусов.
В этом городе нюхали клей дети
и чиновники убивали бродячих псов.
И какие-то люди, за водкой пришедшие,
в гастрономе махались, и работал вокзал.
Но однажды сбылися мечты сумасшедшие:
её фотографию телевизор показал:
«Ушла из дома, бесследно пропала,
чёрная куртка, молочный бидон».
А потом с принцем мёртвым она танцевала
менуэт, исполняла парижский шансон.
В этом городе ничего никогда не бывало,
только цирк лилипутов приезжал и поющий грузин.
Бал Господен начнётся в «горясщэм» Версале,
а потом наркоманы подожгут магазин,
и аптеку, и банк, и рынок цветочный,
и строительный трест, и центральный вокзал.
На маршрутном такси с бидоном молочным
она поехала к Богу – на сейшн, на бал.
ИЗ ПОВЕСТИ В СТИХАХ
...ещё асфальт от крови не остыл.
Не забывай красивую и молодую.
Не спрашиваю, кто тебя убил,
а только волосы твои целую.
Не забывай страну с беззубым ртом,
унылую многоэтажку
и абсолютно чёрный Белый Дом,
тюремный дождь и милицейскую фуражку.
Меня зовут, потом тебя зовут,
играют домбры, и стрекочут ложки,
бим-бом, бим-бом, часы двенадцать бьют,
два клоуна хихикают в ладошки.
Наш праздник — в облаках, в воде, в земле,
в ермолках, в кепках, в платьицах походных,
и Гурченко порхает на метле,
несут пирог весь в розочках загробных,
официальное лицо
в аэропорту встречает делегацию хлебом-солью.
Твои шаги — плащ, брошка и кольцо,
кольцо и брошка, плащ...
Все спят, и семьянину снится Троцкий
с рогами, жене — Кобзон,
а мальчику— перочинный новый нож,
старухе — человек, который вышел
с верёвкой и с мешком из дома — нет,
никто не думал засыпать, всё наяву.
Не наблюдатель, а скорее современник,
не провожающий — скорее проводник...
В одном мы танце кружимся, в одном
живём сыром заброшенном подвале
"на болоте у самого краюшка...”.
Один Бог, один Шекспир, одна
луна над бритыми затылками, и мандрагора
под нами пышно расцветает. Аминь.
Как разболелась голова —
глаза откроешь: кладбища и рощи,
кругом одна полынь-трава,
степь безнадежная, сельскохозяйственные кущи,
далёкий трактор, близкие столбы,
штормовки ветеранов одноногих,
татарские названия судьбы
на станционных зданиях убогих...
или как было: душный коридор,
ночная откровенная работа,
и длинный разговор —
чёрт ногу сломит, чеховская нота —
на детских стульчиках, с мотором в голове...
Полынь-трава и девочка в траве.
ЗАБВЕНИЕ САМО
Сидели, пили, хавали котлеты
забытые историей поэты,
а во дворе на золотых коньках
катался мальчик со свечой в руках.
Стояли женщины на маленьких балконах,
болтали критики за шахматной игрой,
на четырех слонах, на двух драконах
въезжал какой-то классик мировой
в бессмертный город. Мускулистый Маяковский
в кафе бессмертным ангелам хамил,
лепил снеговика Корней Чуковский,
и Фогельвейде трубочку курил.
В трамвае Пушкин проверял билеты,
и кто-то пел с пластинки о любви,
сидели в темной комнате забытые поэты
и перечитывали сборники свои -
там бабочек ладонями ловили,
там гладиолусы возлюбленным дарили,
ходили на индийское кино
и разливали красное вино.
* * *
Не строчками серьёзными и честными
Я победил, а радостью хмельной.
Мои стихи, не ставшие известными,
Отмечены свободою двойной.
Кто их прочтёт? Трава, деревья, ангелы;
Дома безглазые, трамвайное кольцо!..
Я задышал бессонною отвагою,
Я посмотрел забвению в лицо.
О губы красные, ресницы опалённые,
Остаток жизни и осадок дней!
Быть может, вещи неодушевлённые
Восхищены работою моей.
_________________________________________
Об авторе:
ЛЕОНИД ШЕВЧЕНКО
Родился в Волгограде. После школы год отучился в Волгоградском государственном университете на филологическом факультете, потом ещё два — в Литинституте (семинар поэзии Т.А. Бек и С.И. Чупринина). В 1993 году вышла его первая книга — «История болезни» (Волгоград). С 2000 по 2002 год работал журналистом в газетах «Вечерний Волгоград» и «Первое чтение». С 1998 по 2002 год регулярно публиковал рецензии в журнале «Знамя». В 2000 году составил, отредактировал и выпустил в свет первый номер литературного альманаха «Шар» (Волгоград). Вторая и последняя прижизненная поэтическая книга Шевченко «Рок» (Волгоград) появилась в 2001 году. Убит ночью 25 апреля 2002 года при невыясненных обстоятельствах в нескольких метрах от своего дома. Посмертные издания: «Мистерии», Волгоград, 2003; «Русская книга мёртвых», М., 2009; «Саламандра», Волгоград, 2014.
Погиб в 2002 в Волгограде.
скачать dle 12.1
