* * *
С перепутья, не вынесшего
ни креста, ни крика, –
на круги своя, орбиты,
равноу-
ближённые от краёв:
кома, амок
Дно провала
в прирастающем ожидании
бережёт для следующих глаз
заколоченный в руку
мак: бледный флаг, ясный знак
неместа души
между мхом
и духом
* * *
Не то что легче –
не найден
вовсе, тесним стяжателями
тяжести,
не ищущими путей
лёгких, срывающимися
в родовые, на свет
изнутри
чудища, чучела, помещённого
на виду, –
в формалин
излученья Алголь
Когти дыма
с полей тростника,
расколотых на сигнальные
оазисы,
вязнут
в воздухе;
линией
наподобье Нила
вслепую
следую,
упасая
непроявленное движение
неотверзнутых уст
* * *
Цветшее поле
зрения
свёрнуто в несколько
наблюдательных
зёрен, оцепленных
напутственной землёй из про-
зревающих
глаз беженцев
и паломников
к тёмным
местам твоего
совпаденья с собой: головам
змей, восшедших
к единому
черепу, – восстановленной
сети всего рас-
сеянного,
пропитанного
жжением
в колбах и трубках, канопах
из воздуха с примесью
Нессовой крови,
в системе камер-
язв,
слагающих
пространство, испаряющее
тебя в числе
других камней
над свободным смещеньем
широт и планет
* * *
У слепого
солнца
без глазу,
беглец
в строжайший
из орденов:
от
радости
пострига, принятого
вне яви,
стены
мира
слипаются:
весь простор –
погребальная
камера,
где, сжавшись в луковицу
лампы,
оберегать зеницу
шрама, саднящего
сошедшим
в погоню и рассеявшимся
светом, –
чтобы прочесть
письмена
в повторенье обетов, данных
не пару даже
* * *
Кривыми,
без слов описавшими
казавшееся
невысказуемым, –
ложносвобод
филигранный график, –
загнано к окровавленной
стенке, в красный
угол себя, освещаемый
лампадою мысли
о сроке,
я
становится мне
горящим
мостом –
на сторону
охотников, заводящих
время на грань
вымирания: иссякаемую
массу, магму – в проломы
сознаний:
ключей
от всё новых
эпох, удушающих
каждая – предыдущую
прижизненной
маской,
до полного
изглаживания черт
* * *
(сон об огне)Промедление тигра, обманутого
маской на
затылке у жертвы, – и
уже тигровая
лилия
опередила его, жестом
анестезиолога
облепила лицо, листья-
ланцеты
кровь отворили, продёрнули
через огненное кольцо –
в измерение
пламени, на изнанку
времени,
где под щёлкание бича,
потрескивание дров
вновь горят в тебе, несгораемы,
все сожжённые:
Жанна,
Жак де Моле и Джордано Бруно,
Аввакум, Ян Гус и Савонарола,
все безымянные
раскольники, ведьмы, еретики,
все горючим облитые на потеху
бездомные и животные
и другие, –
можно
говорить с ними,
им молиться,
переводя свои речи
на язык
хвороста, щепок, костей, –
когда же
отойдёшь от дурмана,
а швы огненные
рассосутся, –
останется
одна-другая
фраза, буква –
обуглена, но не в пепел:
подновлять
полоски на шкурах,
окроплять
ржавь соцветий
* * *
Эти охлёсты,
проступающие на коже, нанесённые
не мне, на раденьях
не здесь, подчинены
тем же лекалам, тем же
бичам, что сбивают
в круги и спирали –
стаи и травы:
мы с ними щепки
в общем пламени,
не признающем
остатков, кислота же
именования
способна
на одни ожоги,
обугленное
неопознанное,
скруглённое
число, вчерне под чернотой
нацеленное в несбыточную
точность
* * *
Глина и дерево
не у дел
в каменоломне
истории, откуда мир
пылью
воззвал к поющему, что,
встретив взгляд
им оживлённой
горгоны, стал
крошкой каменной крови
на головы паствы, –
где и твоя, –
и
свободным умом
обезглавленной статуи, познаю'щим
ту музыку, которой ищешь
Лёгкие выстланы
гипсом,
предельный
вдох:
корсет
переломам и вывихам
воздуха,
крест
тебе, –
атом-атлант
в основании, –
пока
бесценною
трухой
вавилонской памяти
не облетишь на золото
ног, что бесцельно выстояли
в страдательный залог
перед взрывным прибоем
завтра,
не покинешь
себя
сквозь трещины в хрустальной мути
волдырей
тяжёлого ожога
будущим
* * *
Разум, переведённый
на осадное время, равняет
расстояние от
каждой своей
точки
до
цели: не выронить
ни доли вовне;
вывлекаясь, выпутываясь
из гибкой вязи
язв,
неразборчивой
в зыбко-зрении-
ощупи,
ящеричного
остатка –
безголового, безголосого –
тоска
по родным узорам
дышит выдохнутым
кристаллами,
переходит
в отчётливость точёных шрамов
на стене
малахитовой цитадели:
вмерев,
приживается
в будущий щебень –
зелень,
срастущуюся
по свершении
* * *
Восьмое таинство
таяния,
свершаемое над скелетом –
льдом:
опутавшие всё
окостеневшие волокна
отмокают
в ткань
повсеместной давящей повязки,
наложенной на творение,
скрывающей кровь
и крапиву,
саднящие швы,
кишащие вшами, –
и, застывая,
оказываешься вшит
в один из них,
и мир, тобою
заножённый,
ссыхается, заживая,
заращивая
тебя – шов и шрам –
витками
терновой проволоки
настоящего, свиваясь
с тобой в отравленное
веретено,
что остаётся в ожиданье
случайных рук, взыскующих
синих цветов и камней
в заскорузлых волокнах
трав и руд
* * *
Алый брак
воды и
звезды, метеоритный
сахар
падает,
сбит загаданным,
в исполнение:
ил
Прозрачный, проточный,
ад
орошает поля
тростника, свекловицы:
чистый, сверкающий
Ни рубиновой, ни изумрудной,
ни алмазной:
бамбуковая,
травяная, древесная, в бусинах
доразумных сердец, поражаемых
вне сени
темени, времени
В пеленах
полудвижения,
непроявленной жизни
побеги, кривящиеся
на свет
_________________________________________
Об авторе:
НИНА СТАВРОГИНА Родилась в Москве. Окончила Московский государственный университет. Публиковала стихи и переводы скандинавской и польской поэзии в печати и в интернет-изданиях. Входила в длинные списки премий "Дебют" (2010), "ЛитератуРРентген" (2011) и имени Драгомощенко (2014, 2015). В 2016 г. вышла книга стихов "Линия обрыва".
скачать dle 12.1
