Андрей Пермяков. ФОТОГРАФИЯ

* * *

Не тоска – какое-то другое.
Словно на зеленом серебро:
плащик старомодного покроя
на пустом сидении в метро,

Сылва, где оранжевые клены
огоньками ледяных костров.
Очень-очень старые иконы.
Очень-очень поздний Гумилев.



                                
МАЙ

Стройка была похожа на слоновий скелет.
От железяк и от крыши невероятно жарко.
Через окошки падал ровный церковный свет,
Пахло карбидом, пахло электросваркой.

Мы уже видели в книжках два непонятных слова: «запах распада».
Возвращались живые или цинковые афганцы,
Наши в тот год не поехали на Олимпиаду,
Потому что в Москву перед этим не поехали американцы.

Кто-то из пацанов — не помню — крикнул: «Андрюшка!»
Мы отошли в самый угол, за ржавые трубы.
Анька сказала: «Насонов сожрал лягушку!».
И сразу спросила: «А ты целовался в губы?»




ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Лица на фотокарточке мелкие, постные,
едва различимые в глухом коридорном свете.
Школьная форма цвета фингалов, многое цвета крови.
Вот этих детей били взрослые,
вот этих детей били дети,
а этим прилетало от представителей обоих сословий.

Дорога из школы лежала мимо столовой «Уют».
Далее всё получалось согласно нечитанному ещё поэту:
сегодня тебя побили, завтра меня побьют,
и так примерно от октября до самого лета.

Прячу в карман фотографию, выхожу из этой столовки
в город, похожий на морг — оттого, что деревья голые,
такие голые, что прямо неловко.
И вдруг самая толстая ветка,
на которой невесть отчего сохранилась листва,
лупит по стенке весьма постаревшей школы,
лупит чаще и много сильнее, чем этого требует ветер,
а также другие законы, так сказать, естества.

 

КАРЬЕРНОЕ

А потом, как писали в коричневых книжках, вступаешь в лета,
копишь обидные, но честные поражения.
Бреешься, глядя в зеркало ниже линии рта
и вообще избегаешь своего отражения.

Вдыхаешь особенно горький по случаю осени дым.
Утешаешь себя: в сущности, всё не даром —
ну, не получилось умереть молодым
ничего страшного: умрешь старым.

Или вообще не умрешь, или умрешь, но не весь
Вроде неглупый человек написал чего-то такое.
Вот получилась тебе золотая лесенка. Пожалуйста, лезь.
Это твой вариант воли и – ты не поверишь - покоя.




СКАЗКА ПЕРЕД СНОМ

«Однажды морские быки покинули морских коров.
Вставили кольца в ноздри, превратились в морских волков
Каравеллы переворачивали, всяко еще играли.
А морские коровы медленно вымирали.
Превращались в обычных коров,

Собирали морскую капусту, готовили борщ, готовили плов.
Кормили морских телят.
Морские телята уплыли на поиски пап,
А коровы, как грустные облака, на берегу стоят.

Маленькая, засыпай. Ой, а уже уснула.
Сейчас закрою, чтобы не дуло,
Выпью лекарство, ты еще смеялась, когда прочитала: „конь-як”.
Тихо-тихо, не просыпайся, ляг.

Нет, это просто тебе некрасивое облако снится».

Капельки моря на длинных ресницах.




* * *

Город позорных фасадов, но правильных линий
осенью кажется чем-то навроде кроссворда;
каждый четвёртый троллейбус по-прежнему синий,
долгий маршрут до вокзала всё так же четвёртый.

Выжить в эпоху комфорта значительно проще:
что им до нрава и прочих ошибок природы?
Выйди у мэрии, сядь на автобус до рощи.
Пусто в салоне? Похоже такая погода.

Между последней и пивом пристало подумать о мести.
Urbi et orbi: Стоять! Нифига я не сдался!
А просыпаешься в поезде или в подъезде
и паучку на плече: "Ну, чего, дурачок, привязался”?




* * *

Почта на окраине Кунгура.
Синим: "Не воруйте карандаш!”.
Под крылечком гемширские куры,
Тридцать лет, а все один пейзаж.

И дедок с бровями де Фюнеса,
Суетный, что майская гроза:
"Я тут рядом… первый дом от леса…”
Спинжачок, дежурная слеза.

И давай за Кизел, семь на восемь,
Силикоз, разбитое плечо,
Слушаю, гляжу в окно на осень,
Улыбаюсь тихо, мне-то че?

Ну, добавлю. Сколько не хватает?
Да, понятно. Пьянство не порок.
Бабка заругает? – Хай, ругает.
Только вот не надо "Я бы мог…”

Я бы, ты бы… Да кому какое
Что у нас по жизни не срослось.
Было время липким, стало злое…
Свет в окошке, как в ботинке гвоздь.




* * *

Думал, никогда и не читала
(Да-да-да, стишки – они для дур),
а вчера: "Зачем ты про вокзалы,
про Закамск и станцию Кунгур?”
Объяснять стишата – скулы сводит,
но пытаюсь навести мосты:
"На вокзалах что-то происходит.
Остальное так. Для красоты”.




ИЮЛЬ

Это очень смешно и просто,
точно в речку с тарзанки на спор.
— У тебя уже такой возраст...
— А зачем ты смотрела паспорт?

В безупречном касании рук,
В белом сумраке незамечания
Самый лёгкий на свете звук
Безошибочного молчания.

А потом наступает предел.
Очень правильно, очень скоро.
— «Разлюбила?» — «Да нет — надоел».
Из подслушанного разговора.




* * *

Лиственниц унылые, ломаные лапища,
голые акации, как запястья вдов.
Улица Веселая — значит рядом кладбище:
злая топография старых городов.

Золотом по трауру: «Сыну Анатолию…»,
катафалк от «Статима» длинный, как паром.
Через 200 месяцев, может, чуть поболее,
ляжет фотография в серенький альбом.

Там друзья от солнышка слабоумно щурятся,
А я еду медленно, как аристократ,
под смешную музыку по Веселой улице,
по Веселой улице головой назад.




* * *

Марию звали Марией, а Марфу – Натальей.
Звали, зовут и долго ещё будут звать.
В июне по всей России – северная Италия:
Реки, закаты, кукушки, прочая благодать.

Барышни, кажется, мало любили друг друга:
Это бывает у девушек нежного возраста.
Маша четыре раза сказала: «эта подруга...»
Эта подруга тихонько ходила за хворостом.

Отражённая церковь в тонкой реке плыла.
Я обернулся быстро и, в общем, нечестно.
Маша с Натальей сидели с одной стороны стола
и между ними зияло пустое место.

Только ни слова, пожалуйста, об онтологии зла.
Жить невозможно, но правда ведь интересно?







_________________________________________

Об авторе: АНДРЕЙ ПЕРМЯКОВ

Родился в Кунгуре Пермской области. Окончил Пермскую государственную медицинскую академию. Кандидат медицинских наук. Работает в фармацевтической промышленности.

С 2007 года публикует стихи, прозу, критические статьи в журналах «Арион», «Воздух», «Волга», «Дети Ра», «Знамя», «Новый мир» и др., а также в ряде альманахов. Организатор различных литературных проектов в Перми и других городах России. Участник и один из основателей товарищества поэтов «Сибирский тракт».

С 2008 года жил в Подмосковье. В настоящее время проживает во Владимирской области, работает в Международном биотехнологическом центре «Генериум». В 2013 году в Санкт-Петербурге вышла книга стихов «Сплошная облачность».

скачать dle 12.1