* * *
С каждым днем сильнее полдень жизни,
В грозовой столь гулкой тишине
Чуткой бельевой веревкой виснет
И стоит в раздавленной волне.
Будущее — темное забвенье…
Как лоснился ветер темных плеч…
Брошенный купальник в черствой пене
Под равниною деревьев может лечь.
Переправа смутного мгновенья
Сильною раскатится волной,
Будущее, полное сомненья,
Не прожив, забыли мы с тобой.
БРОШЕННЫЙ ЗОНТ НА УЛИЦЕ ДОБ В ПЕШТЕ
Никто не подымет
Зажженная спичка при свете солнца
Никто рукою, как ветер,
осенний лист не подхватит
Пламя почти незримо
Многоугольный
И сквозь него видна уходящая вдаль фигурка
Взглядами не восстанет, не восстановит
то, что сейчас совершается
Если оно не торопится убежать
Если изломанный зонт
загорится вторично как солнце-витраж
Если не выразить –
значит не выбросить его
никуда
потому что в печурке осенней
разгорается будущее
повторенное так, что не скучно
жить ему –
сейчас лишь перерыв в бытии
* * *
В остановившемся лифте
где панически моргающий свет
звуки все прекратились
и свет стал тускл
взгляду не на чем остановиться
стены светлы
видел только двустворки белой
ничем не запятнанной двери,
без единого пятнышка или нацарапанной надписи
вспомнил почему-то надпись на белой колонне часовни
семьи Эрлангенов:
«Эрланген, помоги мне обрести
высокооплачиваемую работу»
полчаса скуки, но вот кому-то ты руку уже
пожал вовне
* * *
Ты включил свет в потемках чужой души
Но чья-то рука его выключила не медля
На тебя устремились голубые глаза
этого человека
Ты успел пробежать между ними
И когда они повернули назад, ты был уже далеко
* * *
Ты был равнодушен к себе
Пока не встретил в своей голове
незнакомца
Он шел, держа педаль от тормоза или газа
в руке
Машину он бросил
Аварии не было – он уверял
Но явно был не в себе
И тут ты понял, что ты не менее дорог себе
чем тот
Ты за столик усадил его
Унял его дрожь в другой руке
И попытался сосредоточить
его глаза, блуждавшие где-то в снегах
и он взглянул
в твои глаза
Стал говорить хорошее о тебе
И тут ты ему поверил на слово
* * *
Он пришел домой, как всегда.
В душной ванной стояла все та ж тишина,
В темном доме меж камня
Проходила в колены вода.
И присев на изгиб чугуна,
Слушал он… Вентиляторской рамки узор
И замазка отколотой смальты —
Все ему говорило:
Будь правдив хоть сейчас до конца.
Промелькнуло в далекой воде… родина…
Республика терм, в тунике над жиром,
Подлокотники ванны зеленой.
Что же серные дыры вмещали
Весь хрип ораторской сорной груди?
Разве вьюшку поставили в горло,
Заплели ход в просторную грудь?
Капель полная грудь,
Упадающих в теплую воду
Раз за разом по тысяче лет.
Откуда ты?
Двоящий пиджак на груди.
Темная ниша одежды,
Мокрые наплывы базальта
До чешуек далеких невидимых ног,
Что лепечут и бьются вовнутрь плавниками.
Только слушать во тьме тишину
И воронки вьюнок водяной.
И газовый штифт шевеля,
Только слушать,
Как внизу ревут по сторонам,
Закрывая жаром помост,
Четыре конфорки — твоим крематорским
подгробьем.
Только слушать… Какая стоит тишина.
То машина ль в ушах прошумит,
И обломится смеха медный стаканчик.
Кафельный потолок отразится в воде,
Молчанье слуха во тьме твое,
Редких капель паденье,
Отраженье воды о воду
Замыкают крови во мгле объем.
СИНЕЕ ВЕДРО С БЕЛОЙ РУЧКОЙ
Синее оно или голубое
между ними
прозрачная вода неназываемая
и в промежуток вошла смерть-эвфемизм
Голубовата она вода и назвать ее
тяжесть ее несравненную несметную
назвать и глубина ее имени
именно этой оставшейся нашим лицом воды
ЗАНЯТИЯ АРХЕОЛОГИЕЙ
Откуда знаю я, что живы мы.
Как отличить мне месиво живое
От Геркуланума пустот?
И я ходил по берегам реки,
Вступал в людские разговоры
И любовался первозданной формой,
Готовой стать иль домом иль дворцом.
Под трактором холодные борозды
На грязи свежей раннего литья
Запечатлеть, выпарывая ветошь
Из темной телогрейки под кустом.
Едва сдувать оранжевую пыль с ресниц,
Окрашенных египетскою охрой,
И цвета синего дворового заката
Ткань рубчатую собрать со всех.
Не сверху у ворот в Микенах
Заглядывать сквозь толщу ила,
Но снизу сквозь решетку тротуара
Сухого пресного под львиными вратами
Решеток бывших английского клуба
Читать о распорядке ночи: да, закрыто
по субботам.
Писать об этом можно без конца:
Ведь свиток я пишу и сам читаю:
Как в подворотнях довоенный шепот
И хвойный трубный голос роз военных
И сон послевоенных мавзолеев,
Когда, чтобы через болото перебраться,
На ичиги прикручивают генеральские погоны.
Не торопиться в описи вещей,
(Себя не позабыть среди других…)
Рукопожатий крепких, как цемент,
И поцелуев — пятен на граните,
Сверканий тех огней иллюминальных
И ненависти безымянных дней.
Всем зорким старческим дыханием дышать, —
Чтобы не пыль, — пыльца золотозмейки
По правую бы руку отходила
И становилась тяжестью земной.
Отрывок из поэмы «БЕССМЕРТИЕ ПОВСЕДНЕВНОЕ»
Голоса мне слышны ваши из под купола моря,
Вещи вещей
И друзья мои все...
Будто эхо меж скал раскаленных:
Ты... и ты... и ты
Голоса, замершие в августовской тишине,
Словно дымный медузы листик вянущий
Как же назвать мне вас,
Чтобы вы погрузились во вре́мя,
Чтобы ты не ушла из него однажды
с гремящею галькой подножья?
Разве очки твои хрусталевидные
С огненной панорамой
Не были раньше в мире
И не старше медуз,
Созданных из парашютного шелка?
Разве не дети твоих волос золотистых
Деревья остроконечные эти?
И генуэзской крепости холм над летним плечом твоим
Слово молчит,
И время между иллюминаторов спит.
Серою цифровою медузой
Безвидный корабль слепит свой защитный торс.
Влагой иной и пыльцою пронизаны
бабочки крылья фанерного
у выхода сада морского...
И никуда не отписаться
От воды с прозрачной щекой
Под плоскою мискою денег...
И чебреца расписка в безвре́меньи слова.
* * *
Лошадь брошенная пасется
У моста, у истоков Нерли.
В сумерках скрыты болотца
В голубых отвалах земли.
И эта лошадь из этих отвалов —
Только прихоть природы,
Так когда-то земля отпускала
Свои губы, глаза и воды.
ОКНО МЕДАНЫ
Йелке и Младену
В комнате царило окно
Мы держали ставни, разведенные
в ширь наших рук
деревянные ставни,
нагретые незнакомым солнцем
Нам была видна Медана вина
Обернувшись
мы увидели за спиной другое окно
кто-то вглядывался в комнату
с внутренней галереи
как художник
близкого Ренессанса
В темную комнату
где контуры и мерцанье
брошенной на кровати одежды
И окно, что мы распахнули, как зеркало
Где была дана Медана вина
но мы знали: из сияющей этой равнины
наши лица на глухой амальгаме
в темноте этой комнаты почти не видны
только проблеск глаз словно чрно вино
Мы открыли… мы снимали… слой за слоем
убегающие в даль виноградники
нестройные голоса поэтов
или то чудится эхо
из боковой ванной --
донесла гроза
из окна
так что комнатный ливень
сливается с шершавым
по тихой бумаге
шуршаньем дождя
в комнате, где парило окно
Мы еще и еще раз приближали к глазам
эту местность
в линиях виноградных блуждали
но вода смыла пульс прожилок листьев
с пропыленного винограда
где Словения, где Италия?
тщетно
не было швов и границ
Фрагменты соединяли вино
Из глубины, изнутри мы увидели
мы видели
сияющий день
отступали как будто глазам не веря
потому что окно открылось как свет
в мир огромный
который хранился
в подземном пространстве
Дорогое вино в глубине
раскрывался слой за слоем времен
медленно через прозрачную прочность
сквозь крепость вина
свет его изменялся в лице
и долина раскрывалась все глубже
Но окно в воздухе оставалось и когда
стемнело вокруг
Мы вошли в промежуток меж стен
во тьме на старинном буфете
светился портрет
юной девушки здешней
с цветами вкруг глаз
Испарялось вино
меж трех деревянных стен
здесь жила тишина морская
хотя не было моря за ближайшим углом
машины далекие
вечернюю обозначали долину
высох клей под отогнутым
уголком Европы
несколько насекомых пересекли
нить взгляда
что вернем
дорогому другому другу
такому же
на дне ящика тумбочки с тонкостенным днищем
что колеблет руки
пятна исчезнувшего вина
что оставил нам письмо несказанное
стертый пятак евроцентовый
незакрытый замочек от чемодана
и переложенный на словенский «Ладомир»
* * *
Свет в решетку течет.
Снег решетку сечет.
Чет. И нечет. И чет.
Сад нечетных камней,
Сад нечетких детей,
Анемии теней
Из огромного времени вызванный.
Летний свет
Сад — и нет.
Здесь кончается склад.
Тени школьных оград.
И ребят вводят в сад,
Бреют в ряд под баянный обряд.
А за школьной листвой начинается кладбище.
Твой мучительный взгляд.
Через весь вертоград
Ты проходишь в белесом платочке —
Проницая сетчаткой листвы решеток скользящие сети.
Здесь
На свете.
_________________________________________
Об авторе:
ВЛАДИМИР АРИСТОВ
Родился и живет в Москве. Окончил МФТИ, доктор физ.-мат. наук.
Публиковался в журналах «Студенческий меридиан», «Родник», «Юность»,
«Волга», «Комментарии», «Арион», «Воздух», «Новый мир», «Ураль-
ская новь», «Новый берег», «Окно», «Журнал поэтов», «НЛО», «Во-
просы литературы», «Гвидеон» и других изданиях.
Автор девяти поэтических книг, эссе, статей, рассказов,
романа «Предсказания очевидца» (ОГИ, 2004),
пьесы «Театр одного философа (Прогресс-Плеяда, 2013).
Стихи переводились на другие языки, входили в различные антологии.
Лауреат литературных премий, в том числе им. Алексея Крученых
(1993), им. Андрея Белого (2008), премии Различие (2016).
скачать dle 12.1
