ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Адам Снежка / Юрий Серебрянский. О САМЫХ ПРОСТЫХ ВЕЩАХ

Адам Снежка / Юрий Серебрянский. О САМЫХ ПРОСТЫХ ВЕЩАХ



Из книги
The Miseducation of Adam Śnieżka

 

* * *

Мы идём пить воду, в которой плавала священная рыба подлодка,
давай с нами?
Пересечём пустыню на ворованных квадроциклах и нам ничего не будет,
займёмся сексом у ночного костра, и нам ничего не будет,
нас расстреляют люди в масках и нам ничего не будет,
боишься, что мы не успеем напиться воды?
Брось, открою секрет:
мы дышали воздухом, в котором летает священная птица «Мерседес».
Нам ничего не будет.


 

* * *

Разбившийся насмерть мотоциклист сидит на краю
лавандового поля и собирает из паззлов шлем.
Рядом по поверхности поля гуляет его не рождённая дочка
   - шестилетка.

В отвратительном зелёном бабушкином костюмчике.

Много вы верите в разбившихся насмерть мотоциклистов на краях лавандовых полей?
Вы - идиоты, и я с вами идиотом стану.
Думайте о чём-то, постоянно думайте.

 


ПРОШЛОГОДНЕЕ ДОМИНО

Пока я сидела, окунувшись в Whats up,
ты выстроил цепочку из домино, уходящую
прямо в камин моего прадеда (в пасть самого Кракова).
Щёлкнул пальцами как раз в тот момент, когда сами собой посыпались
пять-пять на пусто-пусто на один — один на четыре — три. 
Дети дико смеялись, а ты молчал, а я плакала, а прадед явился.

 


УТОМЛЁННОЕ СОЛНЦЕ / ТА OSTATNIANIEDZIELA

Музей Варшавского восстания
невозможно осмотреть
за один раз, даже за день:
старые винтовки, гранаты,
песни повстанцев, кинохроника
пикирующего города,
телефон для разговора с умершими,
снаряды, снаряды ещё снаряды,
фотографии войны.
Но больнее всего в маленьком довоенном кафе
у гардероба.
С запахами, музыкой: утомлённое солнце...
Здесь ещё мир.
А где ещё сейчас найдёшь мир?


 

UN PICCOLO SERMONE

Братья и сестры.
Помолившись, приступим.
Прошу брата М. читать из писания первым
(Выход к кафедре сопровождается кашлем и тишиной)

У врат Закона стоит привратник.
И приходит к привратнику поселянин
и просит пропустить его к Закону.
Но привратник говорит, что в настоящую минуту
он пропустить его не может.
И подумал проситель и вновь спрашивает,
может ли он войти туда впоследствии?
"Возможно, − отвечает привратник, − но сейчас войти нельзя".
Однако врата Закона, как всегда, открыты,
а привратник стоит в стороне, и проситель, наклонившись,
старается заглянуть в недра Закона.
Увидев это, привратник смеется и говорит:
"Если тебе так не терпится − попытайся войти,
не слушай моего запрета. Но знай: могущество мое велико.
А ведь я только самый ничтожный из стражей.
Там, от покоя к покою, стоят привратники, один могущественнее другого.

Прошу сестру А. читать из писания второй
(Выход к кафедре сопровождается взглядами)
Сестра А: я прочту из первого послания к Фелисии,
спасибо (Тонко кашляет), простите.

Трудности эти вовсе не от моего неумения высказать то,
о чем я хочу написать,
ибо хочу я написать о самых простых вещах,
но вещей этих столько, что я не в силах разместить их
во времени и пространстве.

Помолимся, братья и сестры:

Отец наш.
Покровитель и заступник всех тех,
кого не печатают.
Да прибудет с нами терпение твое.
Во веки веков.
Аминь

 


* * *

Она на коленях ****** у старого офисного японца.
Он щупает её *****  правой рукой,
в левой руке держа раскрытую книгу.
Тонкий чёрный галстук бессильно липнет к поверхности мятой
рубашки.
Она что-то говорит иероглифами, просит убрать руку с *****
Ей так неудобно, видите ли, ******!
Вот *****, думает иероглифами старый офисный японец,
продолжай ******!
Не уходи, лоб-то ещё горячий.
Дедушка только страницу перевернёт.  

 


13.04.2015

Сижу себе в «Коста кофе» на Длугем таргу,
Гданьск переполнен туристами — уличными артистами.
Вай-фай сообщает — Гюнтер Грасс умер.
Нет.
Прямо сейчас.
Умер, когда я покупал американо,
когда допивал, был уже мёртв.
Я, конечно, сразу пошёл к музею Грасса
на улице Широкой, 34.

Рука по-прежнему сжимает рыбу.
Не отпустила пальцев.

Попадались цветы по дороге.
Но подумал: это же медиа-судорога.
Нельзя так быстро. Я продукт и всё такое...
И действительно: никого вообще вблизи музея.

Первому цветы класть неудобно, страшно.
Как будто ждал или знал или ещё что-то хуже.

Помню, перед тем, что случилось,
десять минут была абсолютная тишина,
вот клянусь,
а потом послышался непонятный гороховый грохот.
Это со стороны собора Святого Яна шёл отряд учащихся младших классов.
Отряд маленьких барабанщиков в тёплой верхней одежде,
во главе с учителем, отбивавшим руками ритм.

Немедленно захотелось встать и отдать честь этим ребятам,
но я не встал и не отдал,
как вы понимаете.

 


* * *

До самого конца жизни счастлив человек, 
поднявший бизнес по производству конфет. 
Их дают детям, когда просят отстать, 
и дети съедают девяносто процентов конфет мира и отстают, 
дарят горстью уходящим с поминок в силу каких-то забытых традиций, 
и эти конфеты достаются детям или БОМЖам, пятьдесят на пятьдесят, я думаю.
Едят ли конфеты во время войны? Конечно, едят! 
Взрослые едят всё остальное, им нужны силы. 
Во время войны чаще делают кокосовые конфеты. 
Даже если диктатор расстреляет сборщиков кокосов, мутантов из соседней страны, 
кокосы будут падать сами собой, хотя и потребуется больше времени ждать.
Война затянется. 
Это будет выгодно детям, а тот человек из первой строчки
всего лишь останется счастлив.



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .




Павел Банников. СЕАНС ЧЁРНОЙ МАГИИ С РАЗОБЛАЧЕНИЕМ
(постпредисловие)

Тексты, которые вам предстоит прочитать, начинались как мистификация. Поэт и переводчик Юрий Серебрянский выкладывал их на протяжении некоторого периода на своей странице в Facebook. Собственно, как переводы они и воспринимались, и когда Юрий попросил меня взглянуть на них, мой первый вопрос был: «а в оригинале там тоже звёздочки стоят на месте пропущенных слов?». Юрий подтвердил, что в оригинале именно так, а потом раскрылся. Признался, что это эксперимент, попытка отказаться от наработанного языка, посмотреть на язык письма и на язык переводов иначе. И вправду ведь, мы часто прощаем языку переводов то, что не простили бы оригинальному тексту на русском, подходим к переводным авторам в целом иначе, пытаемся понять, чем отличается поэзия на одном языке от поэзии на другом и в чём они схожи. Так что опыт интересный. Вопрос, насколько он удался, и был ли он чистым опытом. Мне кажется – нет. Несмотря на то, что многие поверили в то, что это переводы. Сами задачи эксперимента не были достаточно ясно сформулированы.
Однако удалось другое – Юрий Серебрянский сделал новый шаг в разрабатываемой им в стихах (и не только в стихах) теме. В первой книге «Рукопись, найденная в затылке» он (или лирический герой книги, как угодно) движется от ностальгии к постановке вопроса "кто я?”. В повести Destination этот вопрос становится более выпуклым, и даже кажется, что на него есть ответ, завязанный на город, в котором родился повествователь. В следующей книге стихов "Ломаный русский” Серебрянский вновь поднимает вопрос идентичности постсоветского человека - уже иначе, иным языком, основанным на намеренно неточных цитатах, нарушении норм грамматики, – язык его собран по принципу мозаики, но мозаики опознаваемой в контексте русской поэзии и культуры. И вот появляется поэт Адам Снежка. Попытка раствориться в другом языке, но не просто в языке национальном, а в языке поэзии, опирающейся на немного отличные от русской концепты, идеи, образы. Псевдопереводы с польского дают Серебрянскому возможность нового отстранения и возможность ещё раз переконструировать идентичность лирического "я”, встроить его в европейский контекст, как поэтический, так и общекультурный, – и, по моему мнению, эта часть эксперимента удалась, хотя и не так, как планировал автор. Фигуры синтаксиса и методы создания образа, использованные Серебрянским ранее, стали свободнее. В "Ломаном русском” приём почти всегда угадывается опытным читателем как приём, Адам Снежка же звучит естественно, при всём скрипе, с которым входят в сознание некоторые его конструкции. Ломаная речь, ломаное мышление воспринимаются как присущие субъекту речи. И это удача.







_________________________________________

Об авторе: АДАМ СНЕЖКА / ЮРИЙ СЕРЕБРЯНСКИЙ

Родился в Алма-Ате. Живёт в Польше и в Казахстане. Окончил Казахский национальный государственный университет имени Аль-Фараби. Работает главным редактором журнала польской диаспоры в Казахстане Ałmatyński Kurier Polonijny.
Автор журналов «Дружба народов», «Знамя», «Новый мир», «Новая юность» и др.
Автор книг «Мой Караваджо», «Рукопись, найденная в затылке», «Destination. Дорожная пастораль» , «Ломаный русский».
Лауреат «Русской премии» 2010 и 2014 годов.

 

скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 636
Опубликовано 16 мар 2016

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ