* * *
На красный свет, на соловьиный свист
Разбойничий в лесу окоченелом
Летит моя душа, расставшись с телом,
На зов последний, как последний лист.
А может быть, и бабочки на свет,
А может быть, и дети на опасность
Летят вот так же, чувствуя неясно
Тоску и смерть, но видят только свет!
РОДНЫЕ
В детстве мы не понимаем,
Для чего нужны родные –
Старые и молодые
Люди, - не отец и мать,
А какие-то иные,
С древним именем – родные,
А когда родятся дети –
Начинаешь понимать
Узы крови,
Узы боли,
Своеволия и воли,
И какие-то иные
Узы держат нас в узде:
Есть родные, но чужие,
Есть чужие, но – родные,
Остальные – никакие…
Но родные есть везде.
Узы сестринства и братства –
Вот и все мое богатство:
Не купила, не скопила –
Кровь по капле отдала.
* * *
Так живем, словно мы опоздали родиться,
И приходится в старые тряпки рядиться,
И на свалках огромных чужое искать барахло.
Может быть, наше время еще не пришло?
Но чужое, чужое, чужое течет сквозь стекло!
ВОСКРЕСНАЯ МОСКВА
Город прочту:
Пролистаю безвестные лица:
Здравствуй, безумная,
Здравствуй, чужая столица.
Умерли все,
С кем хотела бы я породниться,
С кем бы сумела
Последним куском поделиться.
С кем бы могла
В этой сутолоке передохнуть.
Город прочел меня,
Городу скучно со мною –
Я не могу любоваться рекламной весною,
Этой блестящей эмалевой голубизною
Неба воскресного:
Только никто не воскрес:
Слово осталось,
А все остальное забыли,
Иначе все воскресенья давно б отменили,
Но ничего не поделаешь –
Надо кому-то весной
Заново выдумать
Этот вот день выходной.
В город пойду.
Васильковое платье надену.
Вдруг захотелось увидеть
Кремлевскую красную стену.
Мне, не умеющей кланяться и унижаться,
Вдруг захотелось
К холодному камню прижаться!
……………………
Вот и осталось – уснуть и проспать воскресенье,
Жалко, конечно, роскошной погоды весенней…
- Вечность проспать,
Или лучше… прийти сюда…
Лет через триста…
И осмотреть эту местность
С дотошным вниманьем туриста.
* * *
Холодно в Питере.
Холодно в Питере.
Холодно в комнате,
Холодно в свитере,
Словно в пустой коммунальной квартире,
Холодно в мире.
Ночью по Невскому шастает ветер,
В Летнем саду ни души.
Так обнимай меня крепче, герр Питер,
Только не задуши.
Лондон туманный,
Питер туманный,
Плачет буксир на Неве.
Дырка в Европу. Царь окаянный-
Лист на желтой траве.
И ни души - только духи да слухи,
Только усталые серые шлюхи
В грязном кафе,
Да стакан бормотухи...
Слушай, какие стихи?
Хуже бывало.
Не было плохо.
Стадо машин.
Улица Блока.
Лестница, вонь подгорелой картошки,
Мусорный ящик, драные кошки...
Холодно в Питере.
Холодно в Питере.
Холодно в шкуре,
Холодно в свитере.
* * *
Вольно под ветром пестрой листве –
Лучше лететь, чем остаться на дереве.
Щедрость последняя долгой молве:
Ждали, любили, на что-то надеялись.
Снова хозяину лиственных стай
Столько свободного времени выдано,
Хочешь бросай их, а хочешь – листай –
Видимо все, что казалось невидимым.
Листьями на землю, словом – на лист –
Есть еще право свободного выбора.
В темном проулке шепот и свист –
Сонный, прокисший ноябрьский пригород.
В тучах бегущая к дому луна,
Хлопнет в подъезде, ступени затопают.
Где это ты пропадала одна?
Спросят – и листья попадают с тополя.
Старая песенка, вечный мотив,
Выдумка, правда, беда, всепрощение,
Бледные луны, окна негатив,
И неохота менять освещение.
Не повернуться, навстречу не встать, -
Только с названием «Воспоминания»
Книгу осеннюю перечитать
Всю – от свидания и до предания.
* * *
Сквозь эту тяжелую землю времен
Теперь не пробиться ни сердцу, ни взгляду,
И даже свободного слова закон
В бессилии перед законом пощады.
Поэтому я ничего не скажу,
Не выдам души изумленному слову.
Рукой заслоню, от любви пощажу,
И не попрошу себе права иного.
Так несправедливо ходить по земле,
По скользкой, веками утоптанной глине,
Не быть, не родиться, остаться во мгле,
Намеком на вздох в ослепительной сини.
Прикованный к стулу чудак Прометей
Следит, как с ветвей осыпаются латы, –
Кому рассказать про отвагу детей,
Про ветер бессмертья, про бремя расплаты.
Кому рассказать? – Только не расскажу,
Оставлю Ассирии клинопись птичью. –
Будь проклято все, чем я так дорожу
Во славу рассудка, во имя приличья.
Все раньше темнеет, все глуше болит
В расхристанной сини небесная рана.
Сказать не желает, молчать не велит,
Лишь в стекла стучится да каплет из крана.
* * *
Филиппу
Пока на это детское чело
Не опустилось времени крыло,
Покуда миром правит снегопад,
Покуда взгляда не боится взгляд,
Я говорю тебе: иди за мной
Пустынно - снежной улицей ночной.
Под фонарем у самого крыльца
Смахну снежинку варежкой с лица.
Как будто мы стоим на берегу
И лес кругом.
И в ночь несет пургу.
И, наклоняясь над твоей судьбой,
На цыпочках стою перед тобой.
КУКЛА
Такая большая!
Куда тебя денешь?
Уж лучше вернуть на Тучковскую- девять.
К стене прислонить: Осторожно! Не падай!
Ты что это? Плачешь? Ты разве не рада?
Семейный очаг тебе больше не нужен?
Подумаешь, нежности, - встретишься с мужем,
Обнимешь в прихожей дочурку и мать…
Ты что, разучилась уже обнимать?
Утри свои слезы! – Ох, эти мне дети!
Еще не такое случалось на свете…
Такая большая, куда тебя денешь?!
Не нужно тебе ни игрушек, ни денег,
Ни сладких тянучек, ни белых мышей,
Ни автоматических карандашей!
Не плачь! Ты размокнешь! Погода сырая!
/Я больше не слушаю. Я не играю./
ШЕРЕМЕТЬЕВО
Посмотри, какое небо
На закате золотое, -
Значит, завтра будет ведро.
Две растянутые тени
Убегают по дороге
Вслед за нами, вслед за нами.
Грузовик включает фары:
Пыль легчайшая повисла,
Золотая от заката.
Но полет летучей мысли
Превращает в сновиденье
Подмосковную дорогу.
Кто-то стонет на болоте.
Души грешников великих
Разбрелись между стволами.
И зажав в зубастой пасти
Неизвестное созвездье,
Реактивный птеродактиль
Держит курс на Копенгаген.
Оглянись: тебе не страшно?
Там растянутые тени –
Вслед за нами. Вслед за всеми.
ИНАННА (Из цикла «Линзы иллюзий»)
Ночью восходит на башню
Жрица Инанны.
Нежно звенят на запястьях
Змейки браслетов.
Руки к луне протянула
И шепчет: Пришло полнолунье,
Выйди навстречу Луне
Подруга-Инанна.
Завтра ребенок родится,
Завтра умрет обреченный,
Завтра рыбак без улова вернется,
Завтра увижу Думузи.
Завтра, о, завтра,
Заря, поскорей приходи,
Остуди мое сердце,
Алые блики твои
в волнах утонут.
Завтра я спрячу его
в листьях зеленых,
Завтра укроюсь сама в шалаше
От взоров горящих.
Завтра настанет мой час
и слезы польются
Из подрисованных глаз,
Смывая румяна.
Завтра я стану такой же как все –
женщиной смертной.
Тайну свою унесу
В черную бездну.
Завтра ребенок родится,
Завтра умрет обреченный.
Завтра рыбак без улова вернется.
Завтра увижу Думузи.
(Составитель - Игорь Караулов)
_________________________________________
Об авторе:
ОЛЬГА ЧУГАЙ
(1944-2015)
Родилась в Москве. Училась на историческом факультете МГУ. Автор двух поэтических книг – «Судьба глины» (1982) и «Светлые стороны тьмы» (1995).
С 1977 по 1990 год Ольга Чугай руководила «Лабораторией первой книги», через которую прошли Иван Жданов, Нина Габриэлян, Арво Метс, Фаина Гримберг, Аркадий Штыпель и многие другие поэты. Параллельно во второй половине 80-х действовала молодежная студия Ольги Чугай, воспитавшая таких поэтов как Филипп Николаев, Денис Новиков, Виталий Пуханов.
Ольга Чугай – составитель антологии «Граждане ночи» (1990-1992), в которой были опубликованы наиболее удачные на тот момент подборки Сергея Гандлевского, Бахыта Кенжеева, Алексея Цветкова и других авторов данного поколения.
Ольга Чугай умерла 22 декабря 2015 года.
Стихотворения приводятся по тексту опубликованных книг с учетом рукописных правок автора.
скачать dle 12.1
