СУМЕРКИ
«Папа, ты такой дурак —
это же не наш барак,
и крыльцо совсем не наше,
и не наш внизу овраг», —
говорит отцу Наташа.
«Не садись же, говорят!
Видишь, окна не горят,
и из труб не пышет сажа,
наших нет нигде ребят», —
говорит отцу Наташа.
«Ну, проснись же, ну, проснись!
Видишь, сколько кошек — брысь!
а людей не видно даже,
только вон один, кажись...»
Нет, их четверо, Наташа.
* * *
Уж мы резали его —
Андрея Боголюбского.
Крепок, крепок наш Андрей —
мертвый вышел из дверей.
Из дверей он из ворот...
Сохранились петли — вот.
* * *
Нет, не стать мне конформистом,
дорогой товарищ.
Чистый, чтобы подкормиться,
звук не отоваришь.
Мне не петь в народном хоре
лихо, разудало:
«Во Содоме, во Гоморре
девица гуляла...»
* * *
О, концептуализм! – не брак – любовь по расчёту.
И по расчёту лишь на столь вожделенный успех.
* * *
Наблюдают недотроги,
как, от них зачав,
родина, раскинув ноги,
корчась, не крича,
не на белоснежном ложе —
за сарай зайдя,
ты рожаешь, и быть может,
мертвое дитя.
* * *
Когда убили одного,
все спрашивали: кто? кого?
когда? с какою целью?
солдат ли? офицер ли?
Когда убили десять лиц,
все вслух позорили убийц,
запомнив благосклонно
убитых поименно.
Когда убили сто персон,
никто не спрашивал имен —
ни жертв, ни убивавших,
а только — наших? ваших?
Когда убили миллион,
все погрузились в смертный сон,
испытывая скуку,
поскольку сон был в руку.
* * *
Сегодня возили гравий.
И завтра —
возили гравий.
Сегодня в карты играли,
и завтра —
в карты играли.
А девочки шлют фотографии,
и службы проходит срок.
Вот скоро покончим с гравием
и будем возить
песок.
* * *
Столько нежности сжалось во мне,
столько горькой тоски по тебе я вобрал в свою душу,
что порой удивительно даже,
как ты можешь ещё оставаться вовне,
как ты можешь ещё оставаться снаружи –
на чужбине ноябрьской стужи,
на бульваре пустом с ледяною скамьёй наравне.
ДЕТСТВО
Нагревается белый кафель.
Там за кафелем – наш картофель
зашипел... На зелёной стене –
наши трещины в старой краске:
горы, головы, войны, сказки...
И окно начинает синеть –
становиться всё гуще, гуще...
занавески слипаются... Вмиг
исчезает из печки пища,
исчезают из комнаты вещи –
вещь за вещью... и даже спящий
навсегда исчезает в них.
_________________________________________
Об авторе:
АЛЕКСАНДР ВЕЛИЧАНСКИЙ
(1940 – 1990)
Родился в Москве в семье журналистов. Окончил школу в 1958, год работал на 2-м Государственном шарикоподшипниковом заводе, три с половиной года служил в армии, откуда вернулся на тот же завод. После чего учился на историческом факультете МГУ. Работал ассистентом режиссёра на студии «Центрнаучфильм», затем сторожем и одновременно внештатным переводчиком ТАСС.
Стихи начал писать в 60-х годах, с 70-х переводил как художественную, так и научную литературу (с английского, новогреческого, грузинского).
Входил в поэтическую группу «СМОГ».
При жизни у Александра Величанского вышел всего один сборник стихов, остальные публикации журнальные и в сборниках.
Библиография:
Времени невидимая твердь: стихотворения — Современник, 1990.
Удел: избранные стихотворения 1966—1973. — Москва: Прометей, 1989.
Баста. Речитатив. 1973—1975. — Москва: Прометей, 1989.
Подземная нимфа 1976—1977. — Москва: Прометей, 1990.
Помолвка (несостоявшийся роман) 1976—1977. Стихи. — Москва: Прометей, 1990.
Бездонный челн. — Москва: Прометей, 1990.
Кахетинские стихи 1985—1986. — Москва: Прометей, 1991.
Вплоть. Стихи 1983—1990 — Москва: Прометей, 1991.
Охота на эхо. Сост. Е.Д. Горжевская. Стихотворения. Переводы. В приложении 3 статьи. — Москва: Прогресс-Традиция, 2000.
Мгновения ока. Лирика. — Москва: Прогресс-Традиция, 2005.
Пепел слов (двухтомное издание) — Москва: Прогресс-Традиция, 2010.
скачать dle 12.1