* * *
Мне чужды все – и друг и ворог.
Простыл во тьме мой ранний след.
И в двадцать лет вместились сорок,
Ещё не прожитых мной лет.
Бормочет дождик: «Бездарь! бездарь!»
И я шепчу: «Молчи! молчи!»,
И словно камушек над бездной,
Боюсь закашляться в ночи.
Я, как пожар: горю в незримом,
Но каждый раз, с приходом дня,
Боюсь, что скоро стану дымом,
Одним лишь дымом без огня.
Мне нет пути. Мой путь заказан:
Не знаю – как, не знаю – кем…
Но для короткого рассказа
Мне хватит жизни между тем.
Взгляну назад – дымится детство.
Зола – и больше ничего.
Всё остальное – только бегство
От дня рожденья своего.
* * *
Мне нравится лунная сырость,
Что дождик строчит и поёт,
Как будто одежду на вырост
Мне мама на кухонке шьёт.
Высокая топится печка,
Беспечен и молод отец,
И тихо стоит на крылечке
Неведомый день-реченец.
А дождик всё тише и тише,
У бабушки слёзы текут…
И я уже знаю, что Мишей
Сегодня меня назовут.
Я плачу: мне некуда деться.
Куда ни посмотришь – родня.
И смерть из отцовского сердца
С восторгом глядит на меня.
* * *
Полжизни праздновали труса,
В пространстве тёмном и кривом;
И крест, убивший Иисуса,
Любили больше, чем Его.
Как говорится – жили-были,
Струились дымом от костра.
Мы даже честь свою избыли,
Быстрей апостола Петра.
Мы мать свою назвали сукой
И на ветру простились с ней…
Ну что ж, сынок, иди, аукай
В пустыню совести своей.
МОЛИТВА
Господи, если ты русский,
Счастье моё не губи.
Выпей вина без закуски,
Пьяную блядь полюби.
Если ты есть, без обмана,
Не для одних торгашей,
Мальчику после Афгана
Голову к шее пришей.
Авеля вспомни и Хама,
Заново мир оцени;
Словно торговца из храма,
Сына работать гони.
Выйди из ада и рая
И, на виду у людей,
Встань, от стыда умирая,
Перед иконой своей.
* * *
Фотографии. Господи, вот ведь
Не затянута льдом полынья…
И давно уже поздно злословить,
Отрекаться, что это – не я.
Нас отметили, как наказали.
Мы с тобою тоскою полны.
Ты косишь золотыми глазами,
Словно рыба со дна полыньи.
На упрёке закушена губка,
В кулачках умирает испуг,
И немного расстёгнута шубка,
Слишком узкою ставшая вдруг.
А правее чуть-чуть, на отшибе
Где и ныне закат не погас,
Детский садик нелепых ошибок,
Взявшись за руки, смотрит на нас.
И вот так у речного причала,
Ни за что эту жизнь не виня,
Тридцать лет ты стоишь, не качаясь,
Словно всё ещё веришь в меня.
До сих пор не открытая тайна,
Словно рыба, уходит на дно;
И лицо твоё в клочьях тумана,
Расплывётся, словно пятно.
Можно было бы резкость настроить,
Но фотограф пришёл подшофе…
И не видно ещё, что нас трое,
Что нас трое на свете уже.
* * *
Ночью на лёд выхожу без ужаса.
Богу не верю, но верю чутью.
Из полыньи твоего замужества
Чёрную жуть по-звериному пью.
Звёзды вершат роковое кружение,
Небо страданием упоено.
Там, где клубится моё отражение,
Падают мёртвые рыбы на дно.
Всхлипнет вода, колыхнётся и брызнет,
Медленным льдом обрастёт борода…
Завтра на месте потерянной жизни
Будет лишь пятница или – среда.
Станут вдвойне небеса тяжелее,
Скатится с кручи луна колобком…
И полынья, как верёвка на шее,
Ближе к рассвету затянется льдом.
* * *
Пройти бы мимо, мимо, мимо,
Не оглянуться и тогда,
Когда вдруг станет нестерпимо
Дышать от боли и стыда.
Пройти спокойно, не моргая.
Забыть, как в дрёме декабря
Ты за спиной стоишь нагая,
Такой, как предал я тебя.
Закрыть глаза, назад не глянуть,
Потом по городу кружить…
И задушить в подъезде память,
Чтоб как-нибудь и дальше жить.
* * *
На отшибе погоста пустого,
Возле жёлтых размазанных гор
Я с кладбищенским сторожем снова
Беспросветный веду разговор.
Я сказал ему: «Видимо, скоро
Грянет мой неизбежный черёд...»
Но ответил кладбищенский сторож:
– Тот, кто жив, никогда не умрёт.
Я вернулся домой и три ночи
Всё ходил и качал головой:
Как узнать, кто живой, кто не очень,
А кто вовсе уже не живой?
Под иконою свечка горела.
Я смотрел в ледяное окно.
А жена на меня не смотрела,
Словно я уже умер давно.
В тихом доме мне стало постыло,
Взял я водку и пил из горла.
Ах, любимая, как ты остыла,
Словно в прошлом году умерла!
Я заплакал, и месяц-заморыш
Усмехнулся в ночи смоляной...
Ах ты, сторож, кладбищенский сторож,
Что ты, сторож, наделал со мной?
ДУША
По улицам дура гуляет.
Опавшей листвою шурша,
Танцует, поёт и не знает
О том, как она хороша.
Не знаю, что будет в итоге,
Но вижу чудесный пролог:
Какой-то дурак на дороге
Целует следы её ног.
Целует, и след пропадает,
С дороги ведет в облака.
Смешно вам? А дура летает
По небу того дурака.
ИОСИФ
Был звёздный час. Был час прощальный.
Горела вещая звезда.
Иосиф, старый и печальный,
Был ростом меньше, чем всегда.
Он и робел, и запинался,
Не зная толком, что сказать.
Он так устал, и так боялся
Марию к Богу ревновать.
Она, любимая, светилась,
Как дети светятся во сне,
И ниже уха жилка билась,
Живая жилка, как у всех.
То головой она качала,
То тихо плакала во мгле…
Иосиф видел в ней начало
Всего, что будет на земле.
И звёздный час был час прощальный.
Младенцу было меньше дня.
Но кто же выдохнул печально:
– Пошто оставил ты меня?
Никто тот голос не услышал.
Вздохнул Иосиф: – Ничего… –
И встал с колен, и тихо вышел,
Как будто не было его.
_________________________________________
Об авторе:
МИХАИЛ АНИЩЕНКО
(1950-2012)
Родился в Куйбышеве. Работал фрезеровщиком, слесарем, сантехником, сторожем, журналистом. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Первая книга стихов «Что за горами» вышла в 1979 году. Затем появились «Не ровен час» (1989), «Ласточкино поле» (1990), «Оберег» (2008) и другие. Печатал стихи в журнале «НС» (1999, №9; 2000, №5, 12). Лауреат Всесоюзной премии им.Николая Островского (1980), премия журнала «НС» (2000), по данным «Биографии.ру».
скачать dle 12.1
