Редактор: Валентина Чепига
(Рассказ, перевод Сергея Катукова)
После подробных объяснений, что мне требуется, я приобрёл у них два больших участка земли — примерно шестьсот тысяч акров, а в качестве оплаты дал им одеяла, ножи, зеркальца, томагавки, бусы, ножницы, муку и т. д. и т. п., а также условился ежегодно платить процент в качестве ренты.
Джон Бэтман, 1835
Конечно, грех было жаловаться. Прежде чем подписать контракт, мы выслушали заморских людей, услужливо объяснивших все подробности. Ясное дело, были всякие мелочи, которые следовало уточнить. Но даже самые опытные среди нас были сбиты с толку всем этим добром.
Чужеземцы, само собой, полагали, что такой товар нам в диковинку. Долго смотрели они, как мы совали руки в мешки с мукой, оборачивались в одеяла и испытывали ножи в ближайшем кустарнике. Они ушли, а мы всё не могли наиграться с новыми пожитками. Но что нас действительно поразило — так это не их новизна. Была почти сверхъестественная связь между их железом, стеклом, шерстью, мукой и тем металлом, зеркалами, одеждами и снедью, существование которых мы так живо представляли, которые обсуждали, о которых мечтали.
Как люди, которые против дерева, что сопротивляется, против плоти, что кровоточит, против травы, что падает скошенной, не придумали ничего более действенного, чем камень — как эти люди могли быть знакомы с самой идеей металла? В своём воображении строевой лес мы запросто рубили тесаком, застревающим в бледной мякоти под корой. В поразительных подробностях воображали, как наострённый металл рассекает нивы посевного злака или отделяет от плоти тук и мышцы. Так часто призывали мы к существованию блеск и прочность стали, что преждевременно познали неумолимость её лезвий. То же — стекло, шерсть и мука. Как могли мы не знать о совершенстве зеркал — мы, кто так часто вперялся в поисках своего отражения в зыблющейся ряби луж? Не было ни единого свойства шерсти, которое бы мы не обсудили дождливыми вечерами под загрубевшей шкурой опоссума. А разве при виде наших женщин, изнемогавших у своих пыльных жерновов, мы не припоминали вкус пшеничной муки, который никогда не знали?
Но мы не нарушали границ возможного и действительного. Возможным было почти всё. В туче и водопаде обитало божество, по кромке океана селились чудные племена; новый день приносил чудеса не хуже, чем железный топор или шерстяное одеяло. Безграничность возможного бросала вызов пластическим способностям действительности. Но следовало помнить: существовавшее в одном смысле не существовало в другом. Возможным было почти всё, кроме, конечно, самой действительности.
Загляни в наше прошлое — и найдётся хотя бы один раз, когда возможное стало действительным? Было ли так, чтобы мужчина или женщина пожелали иметь оружие или вещь, а потом получили желаемое? Никто слыхом не слыхал, чтобы вещи хотя бы отдалённо напоминали то, чем мы мечтали обладать.
Тем же вечером, в своих тёплых одеялах, со своими ножами, мы подвели неприятный итог. Новые вещи принадлежали миру возможного. Они были из мира грёз. Не было ничего более яркого и живучего для нас, чем мечты. Но это всего лишь мечты, пусть мы и восхищались её игрой. Мечтатель, мечтатели, — единые в нашей соборной чуткости, — мы вообразили людей, обладавших возможным так же легко, как действительным. И эти люди пришли и предложили дары в обмен на то, что само было миражом.
Но худшее было впереди. Бледность этих людей, их бесцельные поступки, запутанные речи – вполне очевидные признаки скоротечного сна. И — самое парадоксальное — почти совершенство в вещах, предложенных нам, в этом случае оказывалось делом рук сновидца, сосредоточенного на произведениях своего сна, все желанные качества которых никогда не обнаруживались в наличных вещах.
Мы выяснили, что стали свидетелями чьего-то сна, и его миражи, как водится, сновидцу всё равно что рыбе вода, но как могло случиться, что если странники и новые вещи приснились нам, — как могли мы принять их за настоящих?
Мы сошлись на том, что никто из нас не был таким сновидцем. Но тогда кто? Какое-нибудь божество, всех фокусов которого не хватит так ловко морочить нам голову?
Было только одно разумное объяснение. Бледным странникам, новым людям того дня, пригрезились мы и наше замешательство. Даже так: им привиделась встреча их воображаемых «я» со своим сновидением, которым были мы.
Казалось, теперь все части головоломки сошлись. Иноземцы видели наши очертания то смутно, то явно, и нарочито высокими голосами и размашистыми жестами привлекали к себе внимание, боясь, что из-за расстояния мы исчезнем раньше, чем они достигнут цели, для которой мы им были нужны.
Когда начались эти сновидения? Хотелось бы верить, с того дня, как мы повстречали незнакомцев. Но что если вся наша жизнь привиделись этим людям, о которых мы не знали ничего. В это жутко было поверить. Мы оказались персонажами, затворниками сна. Но, возможно, хозяева грёз освобождали нас, одаривая пониманием, что столь долго за целую вселенную мы принимали лишь область их собственной грезы.
Как это произошло? Эти люди мечтали, как и мы, сновидцы внутри сновидений. Время заблуждений, чтобы принять желаемое за действительное. Пока под знакомыми звёздами (теперь уже искажёнными их новой природой) мы занимались пересудами, там, в далёком подлинном мире сновидящие люди играли в наши пересуды, их воображаемые «я» внутри нас забавлялись игрой, будто мы получили нечто настоящее.
И чем же было то «настоящее»? Контракт объяснял всё. Соблазнённые зеркальцами и сталью, мы всё же способны были понять абсурдность событий того дня. Странникам хотелось владеть нашей землёй.
Что за нелепая вера, будто землю, неделимую по определению, можно исчислить и поделить между людьми каким-то контрактом! Всё едино, говорили мы, странникам не видать нашей земли. Так неуклюжи, неуверенны были их шаги, что мы рассудили: они не знают силы, которую даёт земля, и уважения, которого желает. Они обходили стороной добрые места и ступали куда не следует, и было ясно: они собьются с дороги прежде, чем найдут свою землю.
Верно, им что-то такое привиделось. Они говорили: здесь будут деревни и фермы. Но, по замашкам, им больше пристало привирать про города. Как по-нашему, все их измышления были об одном и том же. Будь то деревни или города – все они были из области возможного, но никогда реального. Земля, уготованная нам, для них не более чем место сновидений: им никогда не видать ни нашей, ни чьей-либо другой земли.
Что оставалось нам делать, беспомощным, точно человек, плетущийся во сне на ватных ногах? Ничего другого, чем ждать, чем закончится сон, — и всё же каким восхитительным, дивным вымыслом, бесконечно удивительным был этот сон странников, грезивших о землях, прежде незнакомых им, о нас, с нашей единственной страстью, и о том, как они брали нашу землю, которой никогда не существовало.
Мы решили следовать правилам сделки, так искусно составленной. И хотя знали, что никогда не проснёмся от чужого сновидения, иной раз верилось, будто однажды нам покажется, что мы проснулись.
Некоторые из нас, как иногда плачут потере во сне, просыпались с настоящими слезами и надеялись, что так же когда-нибудь проснутся с настоящим металлом в руке и шерстяным одеялом на плечах. Другие стояли на том, что пока мы принимаем от странников их вещи, мы будем персонажами внушительного сновидения, довлеющего над нами — сновидения, не способного закончиться, пока люди из далёкой страны не узнают, сколь много в их истории было сном, который однажды должен закончиться.
_________________________________________
Об авторе:
ДЖЕРАЛЬД МАРНЕЙН Австралийский прозаик, поэт, родился в 1939 году.
Автор девяти романов (в том числе таких как «Тамарисковый переулок», «Жизнь в облаках», «Равнины», «История книг»), прозаических и поэтических сборников.
Лауреат крупных литературных премий Австралии: премии Патрика Уайта, 1999; почётной премии Австралийского совета, 2008; Мельбурнской литературной премии, 2009; литературной премии, учреждённой премьер-министром штата Виктория, 2016; литературной премии, учреждённой премьер-министром Австралии, 2018 и др.
В 2018 году газета The New York Times охарактеризовала Марнейна как «величайшего из ныне живущих англоязычных писателей, о котором большинство людей никогда не слышало».
Регулярно появляется в букмекерских списках на соискание Нобелевской премии по литературе.
_________________________________________
О переводчике:
СЕРГЕЙ КАТУКОВПубликовался в журналах «Иностранная литература», «Новая Юность», «Урал», «Крещатик», «Зеркало», «Артикль», «Слово/Word», в сетевых изданиях «Лиterraтура», «Семь искусств», «East-West Literary Forum» и др.
Переводил следующих авторов: Билл Брайсон, Шошана Зубофф, Сколастик Мукасонга, Пэт Баркер, Вирджиния Вулф, Карло Ровелли, Дэниел Деннет, Салман Рушди, Джеральд Марнейн, Ципи Келлер, Луиза Эрдрич, Тони Эрли.
скачать dle 12.1
