Редактор: Валентина Чепига
Слово переводчика Веры Казарцевой:Летом 2024 года в серии итальянской современной поэзии издательства Free poetry под руководством Игоря Улагина вышла «Книга перехода» (Libretto di transito, перевод Веры Казарцевой) – первый полноценный перевод на русский язык одной из самых известных сегодня в Италии поэтессы Франки Манчинелли. «Книга перехода» знаменует важный стилистический переход в творчестве поэтессы – это первый сборник Манчинелли, написанный стихотворением в прозе: предыдущие книги содержали исключительно тексты, делимые на стихи. Позже лирическая проза станет неотъемлемым элементом сборников Манчинелли, как можно увидеть на примере «В одном часе сна отсюда» и «Все глаза, что мне открылись». В 2022 году стихотворения в прозе и эссеистика Франки Манчинелли вышла в США в переводе Джона Тейлора: «The Butterfly Cemetery. Selected Prose (2008-2021)».
«Книга перехода» – это история взросления и познания, почти роман воспитания. Настоящее взросление возможно только через боль, через опыт потери, к которому неизбежно привыкаешь. «Что-то невероятное большое» и пугающее у Манчинелли всегда остается за кадром, оседает на пустых страницах, специально выделенных между главами, но его следы как «тени» присутствуют в каждом тексте, связывая, на первый взгляд разрозненные поэтические фрагменты в единый нарратив. Мы догадываемся, что надлом кроется где-то далеко в детстве, о котором Манчинелли пишет без всякой ностальгии. Мир детства в «Книге перехода» и других сборниках поэтессы пронизан тревогой и меланхолией, словно лирическая героиня еще ребенком предчувствует, что скоро водная гладь ее жизни будет «расколота до самого песчаного основания». Этот
разлом невозможно залечить – он будет вечно преследовать героиню: «Здесь, где рассеивается поток, прорастают упрямые травы с маленьким цветком, кусты с ядовитым плодом. И я не могу их вырвать, не могу залечить разлом», и как всякий травматический опыт создаст ощущение
клетки, из которой нет выхода, как в стихотворении в прозе «Машины взрослых в саду остаются незапертыми…»: «Перед тобой все та же неподвижная картина: листья липы распускаются на солнце, круглые глазки попугаев в клетке». Ощущение безвыходности
звучит с первых строк «Книги перехода»: «у всех движений
– одно назначение». Травма трансформируется в снайпера, не выпускающего героев из круга прицела: «невидимый, что бы ни делал, он держал нас во власти прицела». Но при всей мрачности травматического опыта, травма для Франки Манчинелли – это лишь отправная точка. Сознательная проработка травмы лежит в основе ее поэтического метода. В статье для журнала «Poetry therapy Italia» Франка Манчинелли приравнивает поэта к хирургу [1]. Наши душевные раны, шрамы на нашем теле – это «глаза, которые не хочется открывать», подобные тем, что появляются у деревьев на месте обрезанных веток [2]. Сочиняя, поэт оперирует собственную душу, и писательство выступает для него практикой внутренней самохирургии, требующей большой сосредоточенности и внимания к окружающему миру.
Болезненное и неизбежное взросление в «Книге перехода», кажется, вполне ожидаемо связано с метафорой дороги. Уже только количество текстов в оглавлении (тридцать три), задает сборнику ритм дантовского путешествия снизу-вверх, из Ада к небесным сферам. Первое стихотворение в прозе готовит нас к путешествию физическому и духовному, которое оканчивается ритуалом инициации и, в конечном счете, полным перерождением. Особенностью мотива путешествия у Ф. Манчинелли является его хаотичность и нелинейность: нарратив, выстроенный на разрывах и осколочных воспоминаниях, сбивает читателя с толку. Куда движется этот поезд: в прошлое или в будущее? Едет ли он прямо или по кругу? Видим ли мы в его окна реальный мир или наше путешествие – лишь долгое погружение внутрь себя? Эти вопросы «складываются друг в друга» как элементы одной из бесконечных «оптических игр» Манчинелли. Перерождение в «Книге перехода» словно выступает синонимом возвращения к самому себе, к некоему началу начал, к чему-то первобытному, природному, настоящему. Кажется, что писать о таком возвращении можно только по-итальянски, на языке, носители которого свободно, без словаря, читают тексты, написанные Данте еще в XIV-м веке. Язык Манчинелли – это итальянский в своей самой сущностной форме, наиболее приближенной к вещам, к именам, «свершившимся» столетия назад. «Как думаешь, имя может свершаться?» – риторически вопрошает читателя поэтесса, словно уже зная ответ на вопрос.
Теперь имя Франки Манчинелли «свершается» на русском языке. Переход с итальянского на русский даже в прозе дается нелегко, с неизбежными потерями и отступлениями. Работа над переводом «Книги перехода» длилась шесть лет при дружеской поддержке самой поэтессы, всегда готовой ответить на все вопросы, конечно, только в том редком случае, когда однозначный ответ вообще был возможен. Одна из основных сложностей перевода заключалась в сохранении семантической размытости текста оригинала, которую русский язык разрушал своим глаголами в прошедшем времени, вечно указывающими на род говорящего, различием между одушевленными и неодушевленными существительными – все это так легко скрывалось в итальянском языке! Погоня за смыслами, в конечном счете, увела от не менее важных вопросов синтаксиса и интонации. На помощь пришла итальянская переводчица Пастернака, Булгакова и Ганделевского, Элиза Бальони, направив перевод в нужном направлении. Вычитка перевода под новым углом, уже с точки зрения синтаксиса и мелодики, улучшила конечный результат, то есть приблизила к аутентичному голосу Франки Манчинелли. Пытаясь уловить смысл, часто теряешь хрупкую структуру оригинала, его аллитерации и ассонансы, а также рискуешь лишний раз объяснить то, что не стоило объяснять. Перед Вами попытка переложения загадочных образов Манчинелли, ее уникальной, почти невидимой просодии на русский язык, предпринятая после долгих лет чтения и исследований неиссякаемой для любого читателя «Книги перехода».
To fill a Gap Insert the Thing that caused it (Эмили Дикинсон)
L’arbre est en vérité enraciné dans le ciel(Симона Вейль)
Обложка книги Ф. Манчинелли***
Собраться в дорогу – это не только вещи. Это еще упаковать себя, хорошо одеться. Найти подходящий размер для своей скорби. У всех движений – одно назначение. Обувая ботинки, никогда не топтавшие землю, мы уснем в самом центре взгляда как новорожденные. ***
Напомнить о крае платформы может холодный голос или же просто шум приближения. Возникший разрез немедленно нужно сгладить, во что-то вцепившись, крепко закрыв глаза. Нужно прижаться к скамейке, к своим вещам, пока мимо нас не пронесется поезд. С дрожью чего-то невероятно большого, которого нам еще предстоит дождаться.
***
Вечером, зажав сигарету меж пальцев, устремив взгляд в небо, медленно темнеющее, как влажная земля, мой отец поливает сад. Когда он стоит там, невидимый за кустами помидоров, в самом отдаленном углу сада, я слышу, как вода, вытекая из колодца, спускается сквозь песчинки к самым корням, туда, где ее ждут. Здесь, где рассеивается поток, прорастают упрямые травы с маленьким цветком, кусты с ядовитым плодом. И я не могу их вырвать, не могу залечить разлом.
***
Вода в реке – черного цвета. В ней нет твоего отраженья. Видишь, так вышло. Мы оказались под прицелом: маленькие шаги в таком же маленьком круге. Целый город волнуется. Прикоснись он к нам, мы бы носили на теле знаки: тонкие красные линии как от проплывшей мимо медузы.
Окопавшись на краю крыши, снайпер выжидал. Он знал, что мы встретимся в точке, где слились пространство и время, где раскрылся его зрачок. Увидев двоих, пьющих из одного стакана, он выделил нас из толпы. Неустойчивым, он указал нам путь к равновесию вниз по черной реке, такой черной, что по ней можно было идти. Невидимый, что бы ни делал, он держал нас во власти прицела. Он искал серую, спрятанную в зарослях стену, где нас можно прикончить, пока мы завязываем шнурки. Присевших на корточки или неуклюже стоящих на ногах в расщелине ночи.
Сколько раз он швырял о бетон и бросал нас на щебень, лишь бы увидеть, что из нас будет течь. Удар прошел сквозь тебя, не расколов лба. Ты сказал это на языке, понятном тебе одному.
***
Вот он поток, что расширит мой взор, что пройдет мое тело насквозь. И я всегда жду. Узнаю его приближенье по звуку колес, несущихся по мосту. Около кресла – маленький чемодан. Он уже собран – я знала, что уезжаю. На секунду прервав наполняющие и сгибающие движенья, глотаю, отталкивая вкус. Так делают взрослые: прячут, чтобы продолжить путь.***
Они бродят по комнатам дома, куда, кажется, кто-то придет, там, где осталась тень недавно ушедшего. Если ты остановишь их и спросишь:
«что?», они ответят:
«ничего». Только вдоль берегов они обретают покой. Поднять и бросить камень– это способ, которым они заявляют о своем присутствии. Но чистое детство воды растревожено и расколото до самого песчаного основания.
***
Одеться с утра требует усилий, будто все время меняется мой размер. Я продолжаю расти в темноте, как дерево, пьющее воду из черноты земли. Чтобы попасть в рукав, нужно обрезать наросшие во сне ветви, сбросить едва распустившиеся листья. Можно почувствовать, как резко они опадают к внезапно наступившей зиме. В ту же секунду ты теряешь свои хвост и крылья. Ощущаешь отсутствие частью своего тела. Не кровоточишь– это потери, к которым тебя приучили. Остается только искать свое облаченье. Скользить лучом до захода солнца.
***
Здесь то, что падает, затвердевает в пространстве, заданном случаем или судьбой. Летя вниз, оно отдается падению, теряет любую принадлежность. Пускает корни, тонкие, как волосы. Но сегодня сюда вошло время, оно заиграло на стеклах. Стены стали тонкими, как мембрана. Комнаты складывались друг в друга как часть идеальной оптической игры. Наконец осталась одна, самая глубокая. В нее вошли сад с деревьями, улица с неспешными машинами. Вот что делал с тобой терпеливый дождь. Распутывал тебя слог за слогом до точки зарождения звука. Выводил тебя за пределы тишины. Теперь в эти длинноты смогут вернуться вещи, чтобы найти свое место.
***
Неоконченные фразы вечно будут руинами. Внутри тебя целая деревня в любой момент может быть разрушена. Ты чувствуешь боль каждой черепицы, каждого кирпича. Глухой шум на прогалине грудной клетки. Здесь нужна была чья-то непрерывная любовь, терпеливый труд, гудящий в чаще леса. Ты разбираешь чемодан, забываешь уехать.
***
Машины взрослых в саду остаются незапертыми, иногда вместе с ключом, вставленным в замок зажигания. Ты можешь залезть в них на место водителя, взять с собой брата на переднее сиденье, друзей – на заднее, или же можешь поехать один, выкручивая руль на поворотах, немного вправо и немного влево, нажимая на педали тормоза или газа, поглядывая в зеркало на то, что осталось позади.
Перед тобой все та же неподвижная картина: листья липы распускаются на солнце, круглые глазки попугаев в клетке.
***
Ты исчез под простыней. Двигал горы. Снежная лавина. Затем тишина. Я собиралась сесть на поезд, и ты молча провожал меня. Повернув голову, за линией домов я могла снова тебя увидеть. «Как думаешь, имя может свершаться?»
***
В твоей груди есть небольшой разлом. Когда я сжимаю тебя в объятьях или кладу голову тебе на грудь, я слышу этот воздушный поток. В нем влага лесов и запах земли. Окрестные горы и их ледяные ручьи. Услышав всего однажды, я всегда узнаю его. Даже когда сквозь твой голос одна за другой проносятся горные птицы, помечая на карте чистого неба свой путь.
Разлом — внутри тебя, он увеличивается. Холодный воздух проходит сквозь ребра и разбирает тебя на части. У тебя больше нет уха. Исчезла шея. Между правым и левым плечом раскрывается тьма, населенная рычанием, криками с верхних веток на далеком крутом утесе, на который еще не ступала нога человека.
***
Капли дождя падают с балок на потолке. Сверлит целую ночь до крови. Вещи призывают меня одеться, завязать шнурки.
Свободная от тела, приласканная темнотой. Как ходить ты знаешь. Чтобы продолжить, забудься, верни свой вес стопам.
***
Ты устала. Формируешь первые побеги. Оболочки ослабевают, перестают сопротивляться. С закрытыми глазами продолжаешь борьбу. Земля скалистая крошится в мелкий гравий. Это стена и дверь. Не просыпайся. Листья общаются словно братья. Все они, от ствола и до самой вершины кроны, зачинают песнь в твою честь.
Вслушиваясь в тишину…Интервью с Франкой Манчинелли осовременной итальянской поэзииВера Казарцева: Для начала я хотела бы поговорить о России, и возможно, о влиянии русских авторов на твое творчество. Когда у меня в руках оказалась твоя первая книга «Mala kruna», меньше всего я ожидала увидеть на обложке один из самых популярных символов России — березу. Почему именно береза? Франка Манчинелли: Я очень трепетно отношусь к деревьям, в каком-то смысле, они являются моими наставниками, пример тому мой поэтический цикл «Учусь у деревьев» (Alberimaestri). Для меня дерево — это важная точка опоры, оно даже может задавать направление, как мачта у парусников. Обложкой моей первой книги я обязана встрече с сербской художницей, однажды приехавшей провести лето в городе Фано. Она подарила мне одну из своих работ, на которой была изображена береза с причудливым узором коры, напоминающим глаза. Название моего первого сборника «Mala kruna» взято из сербохорватского:
mala означает «маленький», а
kruna — «терновый венец». Встреча с художницей неожиданно погрузила меня обратно во вселенную моей первой книги и в мое путешествие по Хорватии, по ту сторону родной мне Адриатики. То, что береза имеет символическое значение в России, стало для меня открытием совсем недавно.
Обложка первой книги Ф. Манчинелли «Mala kruna»В.К.: Я все же думаю, что это неслучайно, и у тебя должны быть любимые русские авторы, не так ли?Ф.М.: Да, конечно. Всю свою юность я читала классику, писателей, ставших во многом моими духовными и литературными учителями. Они представляются мне большими деревьями: с их верхушек виден весь мир, на них можно опереться и почувствовать себя защищенным. Для меня такими фигурами стали Достоевский, Пруст, Элиот, Фернандо Пессоа.
Говоря о русской литературе, мне сразу вспоминается описание смертной казни в романе «Идиот», где лицо осужденного за секунду до смерти сравнивается с белым листом бумаги. Золотые страницы мировой литературы! А еще с Россией меня безусловно связывает сказка. Подростком я завела тетрадочку, куда записывала понравившиеся мне цитаты, и среди них была одна строчка из Пушкина, «У лукоморья дуб зелёный/ Златая цепь на дубе том:». Эти стихи меня тогда очень тронули: сама природа открывает в них новый мир, и ты входишь в него будто через волшебную дверь.
Моим недавним открытием в русской литературе стала «Магичность слова» Павла Флоренского. В этой книге, и в том, как ее автор понимает слово, я узнавала себя, ведь для меня Слово — это тоже некая сила, материя, которая аккумулирует психическую и духовную энергии. Я верю в то, что слово способно менять нас и окружающую действительность, поэтому «Магичность слова» стала моей настольной книгой, в ней я нашла подтверждение своих мыслей и представлений о языке, которые легли о основу моего метода при работе над сборником «Закваска». В тот момент у меня было четкое ощущение (описанное Флоренским), что мы наследуем слово и в то же время даем ему новую жизнь. А еще, обсуждая русскую культуру, не могу не сказать, что мой любимый кинорежиссер – Андрей Тарковский.
B.К.: Cын русского поэта.Ф.М.: Точно!
В.К.: Говоря о Достоевском, ты отдельно выделила сравнение лица с белым листом бумаги, и я не могу не отметить твои особые отношения с чистым листом, у «Закваски» и у «Книги перехода» есть одна очень любопытная особенность: ты специально оставляешь между текстами чистые листы. Меня как читателя это страшно зацепило. Таким образом, ты размышляешь о молчании, о тишине и ее природе? Какая роль отведена этим пустым страницам?Ф.М.: Да, это правда, пустые страницы появились сначала в «Закваске», а потом в моем третьем сборнике, «Книге перехода». Структура моей первой книги – иная, почти хронологическая, стихи в ней отражают мою жизненную траекторию. Это, можно сказать, воспитательный роман в стихах, охватывающий период моих детства и юности.
Со второй моей книгой, «Закваска», все было совсем иначе, в определенный момент я вдруг ощутила необходимость пустого пространства, где можно было бы перевести дух, остановиться и вслушаться, подождать, пока улягутся одни образы, чтобы возникли другие. Такие пустоты могут дать жизнь всему несказанному, всему тому, что не вошло в Слово или что только ждет своей очереди. Чистый лист даже может стать местом встречи с читателем, который во время своего путешествия по страницам книги, столкнувшись с некоторыми образами и стихами, нуждается в отдыхе, чтобы глубже проникнуть в значения слов. Чтение поэзии требует особого внимания, настолько напряженного, что невозможно не делать паузы. Так что паузы эти жизненно необходимы.
В.К.: Давай как раз поговорим о таких паузах, после которых рождается первая строчка. Что для тебя значит ждать появления слова? Как ты преодолеваешь молчание?Ф.М.: Я думаю, что я не стараюсь преодолеть молчание, я скорее коплю в себе тишину, вслушиваюсь в нее, даже оберегаю. В «Закваске» есть одно стихотворение, где рождаясь, слова, будто капли воды, медленно капают с потолка и наполняют сухие пустоты. То есть, в моем случае, слово рождается после долгого ожидания: нужно долго-долго вслушиваться в тишину, пока в какой-то момент слово будет невозможно сдерживать. Хотя иногда слова рождаются во время пеших прогулок, уборки… В такие моменты я чувствую, как в моем сознании вскрывается трещина, и туда проникает некий голос, после чего следует большая работа: снова нужно переводить, собирать воедино, обрабатывать.
В.К.: Да, еще Иосиф Бродский говорил, что поэт всегда занимается переводом. И кстати о переводе, я знаю, что «Книга перехода» уже переведена на английский язык. Поделись своими ощущениями. Что чувствует поэт, которого переводят на другой язык? Ф.М.: Это чудесное чувство, будто тебе дали крылья, о которых ты даже и не мечтал, и ты летишь в далекие края, туда, где ты не мог оказаться раньше. В общем, перевод живителен, он дарит словам новую жизнь. Получается, что это великий дар и в то же время великая встреча: я думаю, что настоящий перевод начинается именно с реальной встречи, и здесь тоже важно умение слушать другого и идти на сближение. В своем переводе на английский язык Джон Тейлор настолько внимательно и трепетно подходил к каждому слову, что мне открылись новые смыслы и значения, которые когда-то прошли сквозь меня, но не были осознаны в полной мере. Например, тонкости значений слов «сдвиг» или «разлом»… Иногда переводчик несомненно более чуткий и глубокий читатель, чем сам поэт.
В.К.: Я знаю также, что у тебя самой есть опыт перевода.Ф.М.: Да, недавно я начала переводить с английского и с испанского. И развивая мысль Бродского о переводе, я бы сказала, что любая речь — это продукт перевода. Даже наш родной язык часто становится объектом перевода: мы переводим с языка молчания на язык звука, пережитый опыт облекаем в слова, и каждый раз слово сталкивается с невыразимым, и каждый раз мы пытаемся преодолеть невидимую языковую границу. Это всегда борьба, мы постоянно что-то теряем и чем-то жертвуем в этой борьбе.
В.К.: Безусловно, художественный перевод не обходится без потерь. Но что, по-твоему, переводчик должен сохранить в первую очередь? Какой поэтический перевод можно считать хорошим?Ф.М.: Конечно, тут очень сложно говорить общо, в том числе, потому что любое прочтение тоже своего рода перевод. Наверное, хороший перевод не перекрывает читателю альтернативные пути, ничего не объясняет и умеет сохранить открытость оригинального текста… ведь в переводе всегда есть риск пойти только по одному пути, в то время как в слове, и об этом пишет Флоренский, заключено множество значений и возможностей. Все-таки хороший перевод всегда учитывает потери и жертвы.
В.К.: Да, я сейчас много думаю о природе художественного перевода… Сегодня он входит в мои ближайшие творческие планы. А что входит в твои? Я знаю, что ты работаешь над новой книгой.Ф.М.: Да, сейчас я работаю над новой книгой [речь идет о «В одном часе сна отсюда», прим. В.К.], она будет содержать в себе две предыдущих, которые стали уже раритетными. Зимой и весной этого года я пересмотрела оба сборника, особенно «Mala kruna», и смягчила в нем некоторые моменты. Иногда плотность образов была слишком высокой, а мой язык еще не умел их выразить, но я отбросила не так много текстов, пытаясь сохранить язык той двадцатипятилетней девушки. То же самое я проделала со второй книгой «Закваска», которая в целом осталась прежней. Незаметно для самой себя я создала действительно новую книгу: все-таки слияние двух предыдущих привело к чему-то новому. Помимо двух поэтических сборников туда включена еще и проза, осмысляющая природу поэзии, некоторые произведения, которые я не включила в свое время в «Закваску» или забыла о них, и наконец «Каменное ложе», прозаический цикл об опыте расставания.
В.К.: Кстати, очень сложно определить жанр твоих прозаических текстов… Как ты сама их определяешь: стихотворениями в прозе или прозой на грани стиха?Ф.М.: Возможно, цикл «Каменное ложе» по тематике близок «Книге перехода», в нем говорится о трудности настоящих отношений и об их неизбежном пределе. Сначала «Книга перехода» называлась «Зашитые карманы», имелись в виду «обманки» – швейная уловка с ее негостеприимством, место, где тебя не ждут. Тексты этой книги я все же считаю стихами, не разбитыми на строфы, — я чувствую их близость к поэзии. Внутри них, конечно, есть элементы нарратива, хотя… их скорее связывает более глобальный нарратив, нарратив целого, который выстраивает структуру всей книги, проходит тонкой, дрожащей нитью, связывающей фотокарточки в нашем сознании и подсознании. По ходу книги выявляются связи, определенная последовательность, эпизоды, в которых присутствует нарратив от начала и до конца, да и в самом фотоснимке всегда есть «приключение», небольшое движение или незначительное событие… Однако важно отметить, что в «Книге перехода» пустота молчания занимает большую часть страницы.
В.К.: Было бы замечательно организовать презентацию твоих новых книг в России, где тебя уже знают по премии «Белла»! Расскажи о том, как проходило твое участие в конкурсном отборе и как ты узнала о премии.Ф.М.: Эта премия — единственная в своем роде, так как ее организаторами одновременно являются и Италия, и Россия, но как я о ней узнала, точно не помню. Возможно, когда мы ездили в Москву с моим братом или пока писала эссе про Тонино Гуэрра и Тарковского… В любом случае, я отношусь к русской культуре с чувством глубокой привязанности, почти с братской любовью. В тот год награждение проходило не в России, а в Виченце, но на нем присутствовала делегация из Москвы, в состав которой входили разные деятели культуры и жена Тонино Гуэрра, Лора, очень внимательная, неравнодушная женщина с большими голубыми глазами… А потом я помню, как мы вместе посетили прекрасную выставку иконописи.
В.К.: А что ты думаешь в целом о литературных премиях? Значат ли они что-то для поэта или нет?Ф.М.: В Италии их существует огромное множество, разного уровня… Зачастую рукопись соткана из одиночества, и премия — это такая зона комфорта, момент признания, приятная похвала… На самом деле, все это можно заполучить иначе, например, встречаясь с другими поэтами, со своими старшими товарищами, педагогами — необязательно выигрывать премию. Да, думаю, речь идет об определенном комфорте. Вообще, на мой взгляд, итальянское общество, в отличие от русского, растеряло внимание к поэзии: уже практически не осталось мест, где бы она звучала. И над этим нужно работать.
В.К.: Я в свою очередь надеюсь, что в будущем мы будем больше знать о современной поэзии наших стран и продолжим строить литературный мост между Италией и Россией. Мы с Франкой Манчинелли закладываем еще один камень в его строительство. Спасибо за интервью!Ф.М.: Замечательные слова! Спасибо тебе!
Болонья, июнь 2018 г.Перевод: Вера Казарцева_________________________________________
Об авторе:
ФРАНКА МАНЧИНЕЛЛИ (Фано, Италия, 1981г.) – одна из самых выдающихся поэтесс своего поколения, пишущих на итальянском языке. Является автором сборников «Mala kruna» (2007), «Закваска» (
Pasta madre, 2013, вступительное слово Мило Де Анджелиса), «Книга перехода» (
Libretto di transito, 2018), «В одном часе сна отсюда» (
A un’ora di sonno da qui, 2018), «Все глаза, что мне открылись» (
Tutti gli occhi che ho aperto,2020). Ее стихи входят в антологии самых престижных издательских домов Италии: Einaudi (2012), Marcos y Marcos (2017). Произведения Манчинелли уже переведены на более чем пятнадцать языков. В 2020 году Франка Манчинелли защитила диссертацию в Университете Малаги «Пересечения итальянской и испанской современной поэзии». В России избранные стихотворения поэтессы впервые были опубликованы в апреле 2023 года в антологии «Новая итальянская поэзия с 1980-го до наших дней» под редакцией коллектива Института итальянской культуры в Москве и профессора Андреа Африбо. Среди множества итальянских премий (Laudomia Bonanni e Giuseppe Giusti, Alpi Apuane, Carducci, Ceppo-giovani, San Vito al Tagliamento), в 2015 г. Франка Манчинелли была удостоена русско-итальянской премии «Белла». Франка Манчинелли также не раз принимала участие в русских поэтических фестивалях («InВерсия: переход и превращение», Челябинск, 2019; «Неделя итальянской культуры в Москве», 2021 г). Франку Манчинелли связывают с Россией в первую очередь, ее «деревья-наставники», по выражению самой поэтессы, то есть источники ее вдохновения, о которых она не раз упоминала в интервью: Александр Пушкин, Федор Достоевский, Павел Флоренский. Полноценным дебютом Манчинелли в России стала «Книга перехода» (2024), вышедшая в серии итальянской современной поэзии издательства Free poetry (Чебоксары, перевод Веры Казарцевой). Подробнее о поэтессе можно узнать на ее личном
сайте.
_________________________________________
О переводчике:
ВЕРА КАЗАРЦЕВА(Челябинск, Россия, 1995) – переводчик с итальянского и французского языков. В настоящее время проходит обучение в докторантуре и преподает сравнительное литературоведение в Университете Страсбурга. Тема ее исследований – эволюция жанра стихотворения в прозе во Франции, России и Италии и его связь с исторической и личной травмой. Автор книги стихов «In limine» (Союз литераторов Москвы, 2020). В 2019 г. защитила магистерскую диссертацию «Стихотворение в прозе в Италии на материале поэзии Франки Манчинелли» (РГГУ, Болонский университет). Автор переводов Франки Манчинелли в антологии «Новая итальянская поэзия с 1980-го до наших дней» (Институт итальянской культуры в Москве, 2023) и «Книги перехода» (Free poetry, Чебоксары, 2024).
скачать dle 12.1
