ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Поэты о современном кинематографе

Поэты о современном кинематографе



Какие тенденции в современном кино (условно говоря, последнего десятилетия) вам интересны? Видите ли вы в современном кинематографе, российском и зарубежном, что-то созвучное собственной поэтической работе – и откликаются ли в ней так или иначе ваши зрительские впечатления? Если можно, назовите два-три наиболее важных для вас фильма – и расскажите, чем они вам близки. На вопросы редакции отвечают Вячеслав Куприянов, Герман Власов, Глеб Шульпяков, Олеся Николаева, Сергей Слепухин, Анна Логвинова, Cанджар Янышев, Катя Капович, Александр Крупинин.



Вячеслав Куприянов:

1. Начну из древности: в 1976 году Вадим Кожинов привлек меня к просмотру фильмов на Мосфильме, где мы в узком кругу увидели чуть ли не за целый год то, что у нас не показывали из зарубежного кино и что не пускали в прокат из нашего. Запомнились Феллини и Бунюэль, отчасти по той же причине, почему тогда же недозволенного Набокова читали с большим интересом, чем читают сегодня. Один из ехидных выводов тогда: это кино нам не показывают, чтобы не разоблачать отечественных режиссеров, которые крадут чужие приемы. Один из тезисов Кожинова: кино это зрелище, а зрелище не искусство. Мы обменялись с ним письмами, которые не были опубликованы и мною утеряны. В одном из них я объяснил притчу о литье колоколов из «Андрея Рублева» Андрея Тарковского. Мальчик, ничего не смыслящий в этом ремесле, выдает себя за обладателя секретов этого ремесла, получает под свое начало бригаду, где каждый все-таки что-то в своем отдельном деле знает. Но главное - получить как можно больше серебра (денег) от князя «на литье», которое в литье не применяется. В результате колокол отлит и зазвонил. Слава мастеру. Я это понял как притчу о режиссере, который как бы знает некий секрет, но на деле работает оператор (насколько отличаются фильмы Тарковского, увиденные глазом Юсова и Рерберга!), художник, актеры и т.п.  Слава режиссеру! (Возможно, что еще это притча и о политической карьере). В те же годы я сочинил роман «Сырая рукопись», который должен быть подчеркнуто «некинематографичен» (там «играли роль» даже математические величины). Опубликован только на немецком в 1991 году. Могу предположить, что идеологическая составляющая кино – заполнение пустоты в голове с опорой на библейское: «не насытится око зрением»! С приходом нового, постсоветского времени и тотальным захватом кино телевидением, кино все больше осваивает и захватывает функцию «замочной скважины», взгляд все более замещается «подглядыванием», чем более незаметным, тем более действенным. Кино призвано быть рекламой чужой хорошей и изобильной жизни, даже под прикрытием ее драматургического краха. Поскольку «князь» (государство, иной спонсор) уже не идет на вымогательство «серебра» мастером, мастер призван плодить ту публику, которая испокон века жаждет хлеба и зрелищ. 
2. Вячеслав Всеволодович Иванов в 1972 году писал в журнале «Иностранная литература», что верлибр как-то связан с искусством монтажа в кино. Мне это было не близко. Монтаж в литературе более древен. Верлибр как псалом или даже как словарная статья нечто иное. Возможно, в моих «видеоклипах» 90-х годов что-то есть от кино, но скорее от документального, принцип цитатности постмодернизма («ворованный прием») я использовал как пародию, особенно в «Клипе о партии». В прозе (в фантастике), в «Ордене Полярной Звезды» я опирался на космическую фотосъемку Земли, чтобы перевести это на язык прозы. Стихи о состоянии полета тоже связаны с этим объемным взглядом. Вообще документальное кино, даже и внутри художественного, дает многое воображению (подводные съемки и т.п.) и, следовательно, воображению поэтическому. В современном же кино либо кальки с Голливуда, либо призыв к сочувствию, когда «богатые тоже плачут». Видимо, нет средств для поиска своего нового языка.
3. В кино не хожу. По телевизору смотреть досадно, реклама извращает восприятие, намеренно и нагло  разрывая переживание. Нравились Кустурица, Сокуров. Сокуров -стремлением понять загадку власти, и человека в истории. Возможно есть хорошие фильмы, но  я их пропустил.


Герман Власов:

Так вышло, что мне пришлось работать переводчиком кино больше десяти лет. Сначала это были фильмы, составляющие основу мирового кинематографа, а потом «рыбы» стали мельчать, под конец пошли сериалы и прочее. В общем, я больше не связан так тесно с просмотром кино и об этом не жалею. Еще одно наблюдение появилось после просмотра – уже для себя – коллекции Бастера Китона: оказывается, практически все, на что опирается современное кино, было придумано сто лет назад. Теперь его развитие (конечно, есть исключения) - это спецэффекты, умение ухватить внимание зрителя. Так сериал сначала использует уникальную новинку, а затем кормится бесчисленными копиями с оригинала и его вариациями… В общем, оригинального в современном кино, на мой взгляд; мало, а чтобы назвать эту оригинальность тенденцией – этого, наверно, не получится.
И все же… Я могу назвать пару фильмов – и это фильмы отечественные – которые могу пересматривать. В первую очередь, это фильм Алексея Учителя «Космос как предчувствие», где потрясающе сильный сценарий и прекрасная режиссерская работа. Я пересматриваю этот фильм потому, что здесь каждая запятая и пауза несет смысловую нагрузку, а идея фильма выводит за пределы фильма и текста – это как расшифровывать, догадываться о смыслообразовании в хорошем стихотворении (почему-то вспоминается ранний Алексей Цветков: «На четверых нетронутое мыло…»)… Вот как я понимаю этот фильм: есть два героя (и две героини – близняшки, они еще и меняются по ходу сюжета), развитие характера которых происходит в двух плоскостях: по вертикали и по горизонтали (а вместе они образуют крест). В момент наиболее полного соприкосновения и общения они меняются сущностями (язык танца, зеркала, вращение на карусели до головокружения), судьбами и (даже буквально) один начинает подражать другому – опускает усы, учит языки… Чудесным образом «иванушка-дурачок» (или «конек») продолжает свое развитие по вертикали, идет в гору. А изначально сильный герой – погибает, приняв за границу горизонт… Замеченный на небе спутник и шнурок на ботинке Гагарина – чем не символы 60-х?
Вторая картина – «Дикое поле». Тут, наверно, ценна правдивость передачи времени (чего хочется находить и в поэзии), верности своему «я», долгу, незащищенность перед судьбой и неизвестным…
А больше я и не вспомню… )


Глеб Шульпяков:

Единственная тенденция, представляющая, на мой взгляд, хоть какой-то интерес в современном российском кино - это новый документализм. Последние фильмы Звягинцева, Кончаловского. Последний полностью игровой фильм, который я с удовольствием пересматривал, - это «Шапито-шоу». Нет, со стихами фильмы никак у меня не связаны. Как и вообще кино. Хотя старый черно-белый фильм «Человек-невидимка» в детстве произвел на меня настолько сильное впечатление, что откликнулся потом  в стихах. Был период, когда я писал «Цунами», я был погружен в классику сталинского кинематографа и фильмы Хичкока одновременно. Это было как фасад времени и его изнанка. Но это рабочий эпизод, я бы так сказал. «Внутренняя империя» Линча, помню, произвела впечатление. Могу бесконечно пересматривать «Зеркало» - там поэтический код и он каждый раз по-новому считывается. Вообще средний уровень качества советского кино 80-х - если в нем не было идеологии - был довольно высоким, и я могу пересматривать многие фильмы того времени просто из-за настоящей игры актеров и качества постановки. До которых сегодня мало кто дотягивает, кстати сказать. А это, повторяю, всего лишь средний, поточный уровень. Люблю кино своей юности, конца 80-х - начала 90-х - фильмы Кайдановского, Овчарова, Тепцова, Сокурова, «Бумажные глаза Пришвина» Огородникова. Муратову. «Асса» Соловьева. «Такси-блюз» Лунгина. Новую волну и первые фильмы Годара. Вообще мой любимый фильм это «Зази в метро», если честно. Многие фильмы подвигли меня на перемещения в пространстве, например «Под покровом небес» Антониони. Эти путешествия потом могли «привести» к стихам. Но это все не напрямую, конечно.


Олеся Николаева:

К сожалению, я наблюдаю, как в современном кино, как и в современной литературе, вошел в моду «макабрический» тренд. «Елена» Андрея Звягинцева, «Трудно быть богом» Алексея Германа, «Бубен и барабан» Алексея Мизгирева, «Волчок» Василия Сигарева: все-таки от искусства не должно зрителя тошнить... После просмотра не должно возникать у него желания, грубо говоря, «пойти и повеситься».  Как бы ни была омерзительна реальность, воссоздаваемая в фильме, она так или иначе силой художественности должна быть устремлена к преображению и разрешиться катарсисом. Но в современном кино это именно тенденция! Очень показательно в этом смысле сравнение повести Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом» с одноименной экранизацией (режиссер Сергей Снежкин): все пронзительно-трогательное, что было в повести, в фильме сделалось карикатурно-желчным, драматичное - скандальным.
Из фильмов последнего десятилетия, которые мне безусловно понравились, я бы отметила «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» Андрея Кончаловского. Это воистину киноязык, и те, кто этот язык не понимают, не могут оценить и сам фильм. Но именно этот киноязык, в отличие от подвижных иллюстративных картинок беллетристического текста, которые нам часто показывают под видом кино, очень близок языку поэзии.    


Сергей Слепухин:

Стоящих фильмов не так много, но их и не должно быть много: «самое» – это лучшее, наивысшая степень. Мастерская игра актеров, спецэффекты, глубокий философский контекст – все это отличает современное кино, и мне интересно. Тенденции? Нравится уход от темы зла, который наметился в кинематографе в последнее десятилетие, от «кадаверного кино», как я это называю. Нравится, что создатели телевизионных сериалов стараются избегать «мыльных опер» и создают продукт для думающего зрителя.
Я многому учусь у современного кино: умению найти правильные координаты, заглянуть в глубины «я», определить в мире место для моего литературного героя. Есть много умных и красивых фильмов, в которые смотришься, как в зеркало, нивелируя чувства и оттачивая мысли.
Назову три фильма: «Война» Алексея Балабанова, «2046» Вонга Карвая и «Крокодиловые улицы» Братьев Квей.
Лента Вонга Карвая очень «моя». Она о стареющем мужчине, любовь которого осталась в прошлом. Все говорит, что ее больше нет, все – но только не память, заставляющая снова и снова перемещаться во времени, с новых точек обзора оценивать себя, отраженного в женщинах, с которыми ты расстался, но в мыслях и чувствах которых когда-то был.
«Крокодиловые улицы» сняты интеллектуалами. Когда-то мальчик Бруно Шульц почти ежедневно ходил в кино, эту страсть привил старший брат. Начало ХХ века – время царства разнообразных иллюзионов, не только синематографа. Все это сформировало Бруно Шульца как писателя. Кино, фотография, динамическое искусство гравюры клише-верр позволили Шульцу создать один из литературных шедевров века – роман «Коричные лавки», по мотивам которых Братья Квей сняли свой замечательный анимационный фильм. Весь год я собирал материалы о Шульце и искал слова, как точнее описать творческий метод писателя. Кино «Крокодиловые улицы» стало большой подмогой.
Фильм Балабанова важен чрезвычайно. С уходом из жизни этого земляка для меня закончилось время подъема, с которым была связана молодость: казалось бы, крах мракобесия, возвращенная литература, «Наутилус», и знаменитое ельцинское «Будущее – в ваших руках!». Мусорная свалка утраченных иллюзий… «Война» – это о том, как сегодня смердят наши души.


Анна Логвинова:

Спасибо за классный вопрос  – думать было ужасно интересно – но, как ни странно, я не вспомнила ни одного фильма, который был бы вот прямо таким, каким я вижу мир. Много фильмов, где мир показан таким, как я его люблю - но все равно все другое. Новые тенденции в кино? Мне показалось, что режиссеры больше не пытаются убыстрять кино и не пытаются замедлять кино. Кажется, все пытаются попасть в ритм биения сердца человека - показать течение жизни максимально похожим на течение жизни. Мой любимый фильм на сегодняшний день, - наверное, «Рай океана», «Я – Сэм», где-то рядом - фильм «Другая земля» и тут же вышедшая одновременно с ней «Меланхолия» и чуть подальше – «Дом у озера». Я не очень понимаю, почему «Меланхолия» считается человеконенавистническим фильмом (и Триер вроде тоже на этом настаивает) - для меня это кино про собранность и про то, как исполнили мечту мальчишки, а то бы ему еще тысячу лет бы канючить. Ну и в «Меланхолии» - так же, как в фильме «Я – Сэм» и в фильме «Другая земля» - есть тема нашей всеобщей встроенности друг в друга и тема силы и нужности слабого и ненужного. То есть кошмарная Данст оказывается единственным человеком, способным нормально себя вести и не напугать мальчика. В «Я – Сэм» умственно-отсталый Сэм умоляет о помощи суперженщину и, помогая ему, она сама выруливает из своей, как оказалось, дурацкой жизни. Больной приходит к здоровой и здоровая выздоравливает. В «Другой земле» убийца начинает дружить с жертвой и жертва спасается благодаря убийце. «Дом у озера» я люблю просто за его ритм и тихие краски и за то, что Буллок и Ривз немного постарели, но остались славными. А из наших фильмов мне нравится «Остров», «Юрьев День» и «Легенда № 17». «Легенда» - потому что Данила Козловский похож на моего брата, а «Остров» - потому что я люблю фильмы про то, как людям прощается, а «Юрьев день» - потому что мне нравятся фильмы о том, как люди меняются. Но на первом месте все-таки «Рай океана» - потому что в этом фильме океан надежды и это фильм о том, что всегда есть выход и о том, что люди это хорошо.


Cанджар Янышев:

«Какие тенденции в кино вам интересны?» В мировом кинематографе, безусловно — тяготение (вплоть до полного слияния-неразличения) телевизионного сериала к формату Большого Кино, или к крупной романной форме, если говорить о литературных аналогиях. Breaking Bad, Fargo, Sherlock… — примеров тьма. Сценарий, режиссура, актёрские работы — всё «по-взрослому», без скидки на «сериальность». Увы, России эта тенденция почти не коснулась: мощности пока не те. Отдельные прорывы («Ликвидация») — счастливые исключения. Хотя именно у нас в позднесоветский период, интересный всплеском жанрового кинематографа, снимались мощные кинороманы, экранизации классических произведений литературы: фильмы Виктора Титова («Открытая книга», «Жизнь Клима Самгина»), Василия Ордынского («Хождение по мукам»), Евгения Карелова («Два капитана»). Можно также вспомнить кинопоэму «Как закалялась сталь» Николая Мащенко, по-прежнему культовое «Место встречи изменить нельзя» Станислава Говорухина, «Противостояние» Семёна Арановича, «Солнечный ветер» Ростислава Горяева…
Говорить о себе мне сложно. Хотя последняя — в полном виде не изданная — книга «Умр» («Новая книга обращений») вполне себе «кинематографична». Многие включенные туда тексты друзья-поэты отнесли к жанру «стихофильмов» — уж не знаю, насколько это правомерно с точки зрения бытующих классификаций. Некоторая киношная «сюжетность» вкупе с пресловутой «визуальностью» им действительно свойственна. Один из рассказов книги («Марко-Амато. Женщина не отпускает») прямо наследует фильму Аббаса Киаростами «Копия верна»: сюжет словно бы вырастает на съемочной площадке — в формальном смысле мой рассказ является приквелом по отношению к истории создания известного фильма. 
Мне близок иранский кинематограф — своей простотой и естественностью, когда фильм балансирует на грани художественного произведения и документального высказывания. Яркий пример — «Крупный план» уже названного Аббаса Киаростами. Из кинособытий последних лет назову фильмы иранцев Асгара Фархади («Развод Надера и Симин»), Мани Хагиги («Скромный приём»). Прекрасен южнокорейский режиссёр Ли Чан Дон, снявший в 2010 году фильм «Поэзия».


Катя Капович:

Не одно, а целых два десятилетия я смотрю иностранное кино. Так получилось в силу географии. В юности очень многое хотелось увидеть, но не успела, не было возможности. К своему стыду, последними русскими фильмами были фильмы Алексея Германа. Они и остались самыми важными, ассоциирующимися с русской действительностью. Возвращаясь к кино зарубежному (для человека в России), а для меня обычному, домашнему, замечу новую сюжетность, пришедшую на смену открытому нарративу, которым отличалось кино конца 60-х, 70-х годов. Близкое, при всей разнице режиссеров, направление LaNouvelleVague (Новая Волна) отразилось на нашем восприятии и так уж вышло, что навсегда я полюбила эту фрагментарность, этот разговор о своем, родном, наболевшем. Этому же эстетическому восприятию способствовало и польское кино шестидесятых, которое мы так любили. Не исключено, что заостренная сюжетность сегодняшнего кинематографа диктуется иным форматом... Возможно, раньше зритель ходил в кинотеатр, где был свободен от «быта», сейчас зритель сидит в своем кресле, перед ним на столе тарелка с размороженным ужином, а там... где-то за тарелкой, в телевизоре крутят кадры. Этот зритель и я. Но в лучшие моменты мне нравятся фильмы-поэмы, фильмы «ни о чем и обо всем». Мне кажется, что в СССР одним из поразительнейших был в этом плане грузинский кинематограф. В Иоселиани была поэзия, в таких незабываемых фильмах, как «Листопад» (1968), «Жил певчий дрозд» (1971), «Пастораль» (1976) было больше поэзии, чем в стихах того же периода. Это было кино-миф, кино о человеке вообще. Еще из таких фильмов, кажется, был фильм Панфилова «Начало», который пересматриваю с огромным удовольствием и сейчас. По нашему поколению проехал катком фильм Александра Прошкина «Холодное лето 53-го», снятый в 1962 г., но допущенный к показы только в начале восьмидесятых. Тема фильма, напомню, бериевская амнистия для криминального элемента. Сюжет тоже жизнь. В сибирском поселке живут на поселении инженер, «английский шпион» по имени Копалыч и «предатель родины» капитан Лузга. Скоро, возможно, они тоже попадут под амнистии. Но пока что власть выпускает подобных себе. Вышедшие из тюрем уголовники сбиваются в банды; одна из таких банд нападает на село, и наши два героя остаются, чтобы защищать в нем детей. Я смотрела фильм неоднократно... Оттуда вынесла незабываемые максимы капитана Лузги, простые и жесткие... «Зоя, люди такие козлы!». Мне этот фильм был и остается дорог жесткой шаламовской наготой. Шаламов задал тон этому «прямоговорению». Шаламов, которому нет равных в описании Гулага, который не мог Бабелю простить романтизацию уголовников, говорил, что это пошло - восхищаться блатной романтикой.
Что восхищало в жизни наше поколение? Польша... Мы болели Польшей, ее стихами, ее восстанием. В кино - Вайда. Огромным потрясением стал фильм с Цыбульским «Пепел и алмаз» (1958), а потом такие фильмы, как «Пейзаж после битвы» (1970), «Дантон» и так далее.
В современном кино пересекаются тенденции к открытому нарративу и новая драма «измельчания». Большим мастером этого направления является Джармуш. Джармуш в кино – поэт. Его раздробленный мир, его одноэтажная Америка, все эти бесконечные эмигранты - итальянцы, англичане, испаноязычные нелегалы – это метафоры и метонимии высокого мифа. Джармушу свойственна  многоуровневая фрактальность, повторяемость. Беcконечно большое в повторении дробится на обычные картинки, увиденные мелкими глазами. Первый его фильм «Вечные каникулы» был символическим образом снят на любительскую камеру. Для меня великий Джармуш, однако, начался с фильма «Down by Law» («Вне закона», 1986 г, с Томом Уэйтсом), продолжился в одном самых любимых в фильмов «Night on Earth» («Ночь на Земле», 1991 г.), в «Ста сигаретах» и, надеюсь, никогда не закончится. Как никогда не кончается Пруст, который тоже нескончаем по сюжету и фрактален по форме.
Если перечислять великие фильмы, для одних названий потребуется несколько страниц. «Пир Бабетты», снятый датским режиссером Габриэлем Акселем (1987), «Большой Лебовски» (1998) братьев Джоэла и Итана Коэнов. Не говоря уже о такой классике, как фильмы: «Касабланка», «Кабаре» (1972) Боба Фосса, «Амаркорд», да и практически весь Феллини гениален, бесконечно велики и многие другие итальянцы – Лучино Висконти, Антониони, Пазолинни, французы – Жан-Люк Годар, Эрик Ромер, Франсуа Лилуш и пр.  Мы жили и живем в эпоху кино. Мы вынуждены с кино считаться. Состязаться с ним немыслимо, как и с музыкой. В хорошем кино, как и в музыке, есть что-то первичное, что бьет под дых. На последнем дыхании и ради него сделаны недавние фильмы «Bride Flight» («Полет Невест», 2008), режиссера Бена Сомбогарта, «The Beautiful People» («Красивые люди», 1999, режиссер: Джасмин Дисдар)… В них о том же, о жизни вообще.
Подытоживая тему связи между кино и поэзией. Влияние одного жанра на другой очевидно. Минимализм и фрагментарность прочно обосновались в обоих. Блок говорил, что «материя стиха держится на таких звездах». Он говорил о достаточности фрагмента. Мне это очень близко и в кино и в поэзии.


Александр Крупинин:

В юношеские годы искусство кино, безусловно, оказало на меня влияние. Лет в шестнадцать-семнадцать  мне посчастливилось посмотреть фильмы таких киноклассиков, как Феллини, Антониони, Висконти. Их фильмы произвели на меня очень сильное впечатление. Главным для моего формирования было то, что я впервые понял, что язык произведения искусства более важен, более существенен, чем изложение сюжета. Сейчас эта мысль не кажется чем-то новым. Но в те времена для советского подростка это было настоящим открытием. Школа и официальное искусство приучили смотреть на произведение искусства  как на способ изложения неких событий и искать в них ответы на вопросы, находящиеся вне самого искусства, вопросы социальные или моральные. Фильмы великих мастеров открыли, что главное впечатление производит не сюжет произведения, а язык его изложения: темпоритм, построение кадра, движение камеры и т.д. И ещё очень важным стало понимание синтетического характера произведения, когда все изобразительные средства работают на создание единого впечатления. Думаю, что всё это сказывается и на моём сочинительстве.  Это, конечно, не значит, что я, сочиняя стихотворение, вспоминаю, как строился кадр или сюжет того или иного фильма. Но на моё общее понимание целей и смысла художественного творчества киноклассика оказала сильное влияние, наряду с произведениями литературы, музыки, живописи и других искусств.
О современных тенденциях киноискуссства  мне трудно что-либо сказать, поскольку за последние лет десять-пятнадцать я посмотрел всего четыре фильма. Смотреть фильмы на домашнем маленьком экране я не могу, так как домашняя жизнь вмешивается в просмотр и не даёт сосредоточиться на просмотре фильма, не говоря уже о рекламе на ТВ. Да и восприятие с маленького экрана не даёт той полноты ощущений, как с большого экрана в кинотеатре. А в кинотеатр вырваться довольно трудно, да и желания особого, честно говоря, нет.  В какой-то момент я заметил, что просмотр фильмов доставляет мне всё меньше удовольствия. Думаю, причины в качестве самого кино, в котором всё меньше  остаётся искусства и всё больше становится бизнеса. Причём это относится и к так называемым артхаусным фильмам. Последней каплей был фильм Ларса фон Триера «Танцующая в темноте», который тогда только что получил главный приз в Каннах.
Фильм произвёл на меня очень плохое впечатление со всех точек зрения. И я подумал, что, если этот фильм считается самым лучшим, значит другие совсем плохи. С тех пор я посмотрел всего три фильма.
Первым был «Водка-лимон» курда Хайнера Салима, живущего в Париже. Превосходный фильм, напомнивший мне ранние фильмы Отара Иоселиани. Общее не только то, что события происходят на Кавказе, но и тонкое переплетение смешного и грустного.  Это переплетение я очень люблю. Когда мне говорят, что, когда читают мои стихи – смеются, а по прочтении становится грустно, я считаю это высшей похвалой.
Вторым фильмом были «Куклы» Такеши Китано, превосходный фильм, произведший на меня очень сильное впечатление. Фильм необыкновенно красив. Сидел, уставившись в экран, как завороженный. Один из тех фильмов, которые никак нельзя смотреть на домашнем экране. Но фильм не просто красив – в нём есть загадка.  Загадка – это для меня  тоже одно из необходимых условий произведения искусства. Художник должен загадывать загадки зрителям, читателям. И никогда не должен ничего объяснять. Он может даже сам не знать ответов на загадки своих произведений. И, может быть, разгадать эти загадки невозможно, да и не обязательно. Но они должны быть. Это один из законов и для меня как сочинителя стихов. 
Для осознания этого мне очень много дали книги братьев Стругацких. Причины и механизмы многих событий своих книг авторы не объясняют. Они и не важны для понимания их книг. Но эти загадки придают  книгам братьев Стругацких некую многозначность. До сих пор любители фантастики пытаются разгадать некоторые из них, обсуждают, выдвигают гипотезы, спорят. Когда мне удаётся нечто подобное в стихах, я считаю это своей удачей.
Я не случайно заговорил о братьях Стругацких ещё и потому, что третьим фильмом, который я посмотрел, был «Трудно быть богом» Алексея Германа. По-моему, абсолютно гениальный фильм, может быть, лучший в истории кино. Как я уже говорил, кино – синтетическое искусство, в нём очень много средств выразительности. В создании фильма занято  множество людей. Поэтому, в процессе создания фильма, никто не может точно знать, что получится в результате. Фильм Германа огромный, в каждом кадре там очень много чего происходит, но складывается впечатление, что всё это не создано в результате многолетнего труда большой группы, а напрямую вышло на экран из головы режиссёра. Каждая точка, каждое шевеление подчинено одному эстетическому замыслу. 
Когда пишешь стих, используешь в миллион раз меньше средств выразительности – только слова. Но каждый, кто этим занимался, знает, как трудно создать реальный стих, соответствующий идеалу, сложившемуся в голове. Но каждый стремится выловить из каких-то высших сфер идеальный образ своего стихотворения, его платоновскую идею, которая вечно существует там, дожидаясь своего идеального воплощения.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
4 063
Опубликовано 17 ноя 2014

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ