Например, текст Мирослава Немирова:
Убивать, убивать, убивать, убивать.
Уставать, убивать, мало-мал отдыхать,
И опять — убивать, убивать, убивать,
И опять, и опять — убивать, убивать
Ради Родины.
Ради Родины.
Ради Родины.
Ради Родины.
Ни к чему полумеры
Нашей Родине,
Бедной Родине.
Только массовые расстрелы
Любит Родина,
Хочет Родина!
Тащить ко рву, на колени валить
Немеет рука — в затылки стрелять
Стёрт о курок, палец болит —
Изнурительный труд — убивать, убивать
Ради Родины.
Ради Родины.
Ради Родины.
Ради Родины.
Десять тыщ, двадцать пять тыщ
Убивать, убивать — изнурительный труд
Но и всё равно — пыщ, пыщ, пыщ, пыщ
И терпенье и труд — они всё перетрут
Ради Родины.
Ради Родины.
Ради Родины.
Ради Родины.
«Убивать» - не самый известный текст Мирослава Маратовича, во всяком случае, по популярности со «Станцией речной вокзал» ему не сравниться, но это сильный текст. Сильный именно благодаря своей корявости, монотонности, кажущейся неумелости.
Написан он от лица палача сталинских времен, но, в общем, конкретика при всей прозрачности здесь неважна. Неважно где и во имя какой идеи человек превращается в машину для уничтожения себе подобных: расстреливает ли он пленных, или морит заключенных в газовых камерах, или просто посылает людей убивать и калечить друг друга на поле боя. Психология человека, перестающего быть человеком, универсальна, и она в тексте Немирова превосходно показана изнутри.
Для нас звучит голос из ада. И ад этот в своей кровавости невероятно, отупляюще скучен. Зло для носителя этого голоса не то что банально, оно предельно монотонно, кроме этого монотонного зла в жизни «лирического героя» ничего по большому счёту не существует.
Впрочем нет, для него существует «Родина», но эта Родина как говорил сам Немиров, превращается уже в какое-то воплощение богини Кали, требующей постоянных жертв. Конечно, за словами героя о «бедной родине», требующей массовых расстрелов чувствуется авторская горькая ирония, но кроме иронии это ласкательное «бедной родине» через строку с рассказом о массовых расстрелах показывает неспособность героя к различению добра и зла, да может быть и вообще не способность различения чего бы то ни было. Само его сознание, способность к мышлению истерлись о творимое насилие. Когда в финале текста герой говорит: «И терпение и труд – они всё перетрут», — это не только о тотальном уничтожении всего и всех, не осознавая этого, герой говорит о самом себе, о стирании своей собственной личности.
Это человек – полуавтомат, человек-голем: всё что ему осталось это монотонное, механическое, мертвенное уже лишающееся смысла повторение мантры «Ради Родины» и детские инфантильные «пыщ, пыщ». Это наивное «пыщ» кажется совершенно неуместным в устах палача, но на самом деле оно нужно. Дети тоже не умеют различать добро и зло, не умеют оценивать причиняемый ими вред. Только с возрастом люди начинают понимать хрупкость всего существующего, узнают, что разрубленный червяк не превратится в двух разных червей, а умрет. Палач остался или может быть вернулся к состоянию такого ребенка, наблюдающего (в общем уже и без особенного интереса) за разрубленным червяком, только место червей теперь заняли люди, которых он методично истребляет. Для него это истребление при всей его скучности - не более серьезное занятие, чем игра в солдатиков или стрельба из игрушечного пистолетика. Для него отсутствует разница не только между добром и злом. В его сонном сомнамбулическом сознании реальное не отличается от нереального, а убийство от игры так же, как в сонном сознании героев романа Ю. В. Мамлеева «Шатуны», которые именно потому настолько чудовищны, что реальность для них нереальна.
У Немирова здесь почти пастернаковский пафос, почти пастернаковский призыв «не придаваться сну», стараться, несмотря ни на что, бодрствовать, отличать реальное от нереального. И хорошо бы, что бы этот призыв был слышен: сейчас, в будущем, всегда.
скачать dle 12.1
