Редактор: Иван ГобзевМне стоит начать с обозначения формальной диссимметрии между кратким объемом текста и столь обязывающим названием. Коннотации, возникающие вокруг сочинительной связи двух противопоставляемых терминов
— «Искусство и производство» (Арватов), «Культура и анархия» (Мэтью Арнольд), «Бытие и ничто» (Сартр)
— настраивает на чтение как минимум программной статьи, и как максимум большого фундаментального исследования. Это происходит из-за того, что, возникая на месте «или», «и» стремится снять противоречие, обещая этим раскрытие нового знания. Искусство может производиться не кустарным образом, и оставаться искусством, говорит Арватов; культура превосходит политическую машинерию, и приводит к максимальной свободе личности при новом анархическом порядке, говорит Арнольд; ничто содержится в глуби бытия, которым оно было уничтожено, говорит Сартр. «И» побуждает меня говорить в том же духе, что «литература прогрессирует только косвенным образом, и только переставая быть литературой». А между тем я собираюсь написать всего лишь небольшую проясняющую заметку.
Прогресс, развитие и эволюцияИтак прогресс, в отличие от развития, обладает качеством обратимости, и этим обозначается его обозримая длительность. В ходе развития субъект переживает прогресс и регресс: прогрессирует и регрессирует болезнь, навык, институт. При этом субъекты прогресса и развития не совсем совпадают. Абсолютный прогресс, так как он связан с накоплением и улучшением, свойствен миру техники и электроники, научной эмпирии и способностям к счислению у машин. С другой стороны у живых существ может наблюдаться лишь кратковременный прогресс каких-либо сторон жизни: например, прогресс в освоении территорий, физический и умственный прогресс при тренировках. Опухоль и раковые клетки могут представлять абсолютный прогресс в мире живого, который кончается смертью среды. Эволюция более сложный процесс необратимого развития в плане адаптации к циклическим изменениям среды, отбору нужных и накоплению потенциальных качеств. В этой картине человек скорее развивается, чем прогрессирует, и при этом находится в процессе эволюции. То есть помимо претерпевания, он совершает творческое действие. Вопрос только в том, что человеческого в действии человека?
Человек, животное и компьютерЧеловек противопоставляется животному, с одной стороны, и компьютеру, с другой. В обоих случаях предметом сравнения становится человеческий разум, но в первом случае сравниваются примитивнейшие формы мышления, а во втором высшие проявления рациональности. Животные подходят к самым подступам человеческих представлений о морали, красоте, добре и зле, а компьютер обозначает верхние границы способностей к калькуляции, анализу языка, логическим заключениям, к построению алгоритмов, далее к построению критериев анализа, способов калькуляции и т.д. Животные не обладают способностью к мышлению, исходящему из категорий и понятий языка, хотя они общаются друг с другом с помощью звуковых сигналов, поют, украшают себя и свои жилища, сострадают, смеются, а компьютер не способен к творчеству в смысле создания принципиально нового, то есть не предоставленного и не заданного. Хотя животные и компьютер могут лучше справиться с поиском решения проблемы, например, в условиях дикой природы или шахматной партии. То есть только творчество, как научное, так и в области цвета, звука, пластики и речи остается за человеком. Более сложным путем к этому же выводу пришел Эрнст Кассирер в «Опыте о человеке», сказав, что человек «символическое животное», то есть способное к созданию символов и проведению операций с ними. Символ здесь легче понять в сопоставлении с сигналами. Сигнал появляется здесь и сейчас, животные реагируют на его явление каким-то образом, когда он есть, и помнят о нем, когда он снова появляется, но они не могут обозначить им произвольный объект, а тем более воспринимать его во множестве значений. При таком обозначении сигнал, например красный цвет, стал бы символом чего-либо: «победы», «крови», «Спарты», «партии».
Развитие и прогресс символического Литература, как языковой вид творчества, отражает человеческую способность к символизации. История литературы, как и всякая история, изучает закономерности ее развития, то есть старается выработать определенные законы измерения, которые можно было бы применить к ощутимому изменению этого явления. Простейшее разделение, которое существует в европейской истории литературы предполагает античную, средневековую, ренессансную, барочную, классицистическую, романтическую, реалистическую, символистскую, авангардистскую, модернистскую, постмодернистскую и современную литературы. Если мы спросим, является ли переход от античной литературы к средневековой, или от модерной к авангардистской прогрессом, то мы сразу же поймем, что на этот вопрос надо отвечать в его более широкой форме, является ли переход от античного сознания к средневековому прогрессом, при том, что разделить сознания человека эпохи модерна и авангардистов в точности так же, как предыдущие формы сознания, становится практически невозможно из-за большей временной интенсивности изменений. Мы не сомневаемся, что эти переходы есть этапы развития, но мы не можем однозначно ответить, прогрессивны они или регрессивны.
Критерий прогресса. Степень проявления «человеческого», то есть сложность символических операцийДля измерения степени прогресса надо определить критерии. Основным критерием может быть сам человек, степень его развития, что значит степень проявления его «человеческого», то есть степень проявления творческих операций с символами. В этом случае можно понять «проявление» как след или продукт творчества, который мы имеем и который мы можем сравнить, то есть научные, технические философские и литературные произведения, например античности и средневековья. При этом, так как речь идет о форме сознания эпохи, следует сравнивать ее высшие проявления. Но сразу встает вопрос, равноценно ли сравнение таких произведений, как «Иллиада» Гомера и «Младшая Эдда» Снорри Стурлуссона, таких, как диалоги Платона и теологические труды Николая Кузанского, и таких, как математические труды Диофанта и Леонардо Фибоначчи? Ведь только одно произведение в паре должно являть большую виртуозность мышления, чем другое, при том, что под виртуозностью нужно понимать сложность символических операций.
Кассирер выделяет несколько степеней символического: от магической до математической. Магическая символизация подразумевает твердую связь между словом и вещью, изменение слова может повлиять на вещь, при математической символизации происходит произвольное обозначивание феноменов мышления. Если так, то нам лучше сравнивать проявления математического сознания. Но тогда мы опускаем литературу, как невысшее проявление «человеческого». Есть интересное место в «Оптимистических этюдах» Ильи Мечникова, где, перифразируя Мебиуса, он говорит, что «художественные наклонности относятся к категории вторичных половых признаков» [1]. То есть творение красоты, красивой фигуры или плоскости, или речи человеком в какой-то степени аналогично способам привлечения самцами самок у животных. Эта аналогия может говорить о низкой степени символической сложности в художественных проявлениях «человеческого». С другой стороны, перенос принципов научной и философской символизации мог бы включить художественную литературу в шкалу прогресса.
Когда литература перестает быть литературойПрогресс осуществляемой человеком символизации лишь косвенно в рамках сознания эпохи относится к художественному творчеству и литературе в частности, и поэтому проявляется, как побочный эффект воздействия на него других нехудожественных факторов. Мы определенно видим следующие прогрессы литературы: а) количественный: рост числа книг, б) медиальный: развитие носителя. При этом есть еще побочные процессы интеллектуализации литературы, когда размывается граница между художественным, философским и научным произведением. Но тогда, если баланс не выдержан, произведение становится больше или меньше нехудожественным. Такая литература может быть, например, экспериментом в рамках обоснования теории или способом философского вопрошания, и, по всей видимости, она должна потерять свое сущностное качество «художественности».
_______________
[1] Мечников И.И. Этюды Оптимизма, М.: Наука, 1988. С. 232скачать dle 12.1