О СЛАВЯНОФИЛАХ И АРИСТОКРАТАХ
Любопытно: во время Крымской войны XIX века, в 1854-55 гг., помимо «демократов» того времени, болезненно воспринимавших удачи России и с некоторой радостию — неудачи, имелись ещё и «славянофилы». В целом славянофилы были несравненно умнее и глубже большинства современных националистов, но.
Но вот удивительный факт: часть славянофилов всерьёз считала, что России поражение будет полезнее, чем победа, потому что Россия не в полной мере отвечала идеалам славянофилов.
И вообще им нестерпимо хотелось издавать свой журнал.
Им позволили издавать свой журнал и это совсем скрасило потерю Севастополя. Зачем Севастополь, когда можно нести идеалы в народ. Правильные, славянофильские идеалы!
Вменяемых людей всегда было крайне мало. Со славянофилами как раз очень ругался Тютчев, которые многие годы прожил за границей и отлично знал Европу и все её «европейские ценности».
Тютчев был такой, знаете, типа Лимонова. Седой, вспыльчивый, саркастичный. Тонкие губы. Жёны, любовницы. Очень страстный. Читал газеты (т. е. жил насущной политикой и мог, как заметил Вадим Кожинов, увидеть в этой политике движение и пульс истории). Имел общение и с националистами и с либералами. Издевался и над либералами, и над националистами. Интересы Отечества ставил превыше всего.
Тютчев, конечно же, был аристократ, всё ясно. А Лимонов - он вроде как подросток Савенко из Харькова. Но Тютчеву тоже политикой не давали заниматься - держали на расстоянии: мол, вы слишком горячи, Фёдор.
На самом деле, они, конечно, оба аристократы.
13.06.2014О МОСКВЕ И ПЕТЕРБУРГЕ
В XIX веке рассадником либерализма и прочего нигилизма был Петербург.
В петербургских салонах обсуждали — на тот, прежний манер — рашку и ватников.
Москва была куда консервативней. Москва ещё из себя рашку не вытравила, и ватник, чтоб хотя бы добежать до нужника, изредка надевала.
(Вот, как, например, видный публицист Владимир Мещерский описывал Петербург второй половины XIX века: «Отличительная черта Петербурга, как всем слишком хорошо известно, увы, есть его духовная беспочвенность: в Петербурге — и это бросалось в глаза всем даже иностранцам, мало-мальски изучавшим его сравнительно с Россией, - вы замечаете всего резче дух безнародности, дух безыдеальности, дух безверия в самых разнообразных проявлениях <...> Полное отрицание государственных, народных и церковных основ. <...> Создалось в Петербурге слово «чернь», изобретённое интеллигенцией для клеймения народа».)
(Или другой пример. Есенин в 1917 году пишет поэту Ширяевцу: «Бог с ними, этими питерскими литераторами... Об отношениях их к нам судить нечего, они совсем с нами разные... Мы ведь скифы, приявшие глазами Андрея Рублёва Византию и писания Козьмы Индипоклова с поверием наших бабок, что земля на трёх китах стоит, а они все романцы, брат, все западники, им нужна Америка, а нам в Жигулях песня до костёр Стеньки Разина».)
Прошло 100-150 лет и ситуация изменилась с точностью до наоборот.
Писатель Евгений Водолазкин, живущий в Петербурге, автор прекрасного романа «Лавр», любимый ученик Лихачёва, исследователь древнерусской литературы, говорил мне не так давно, что в его кругу украинский вопрос не вызывает ни у кого желания поссориться — все, по сути, согласны.
Все — не буду говорить «за Россию» (не уверен, что Женя хотел бы в таких пафосных категориях осмыслять происходящее) - все за здравый смысл.
Мы выступали с Женей в Лондоне и на вопрос по поводу Украины, он в своей мягкой, истинно питерской манере сказал: «Есть вещи, по поводу которых не стоит иметь какое-то оригинальное мнение. Если 2 млн человек хотят в Россию — как мы можем им отказать?»
Из Питера же пришло известие: кто-то спросил у Татьяны Москвиной (мало кого так тошнит, например, от нацболов, как её, и от меня лично её тоже подташнивает) — что там Питер думает про Украину, имея в виду весь их прекрасный круг: Крусанов, Носов, Секацкий — ну, вы понимаете, тех самых людей, которых ватниками даже последний либеральный идиот назвать не сможет.
Москвина, как мне пересказали, говорит: а что нам думать? Мы тут имперские фундаменталисты, никаких причин для споров не имеем.
Все эти московские Марши мира — их в Питере представить нельзя. Ну, разве что из пятидесяти мелко покрошенных человек.
...Понятно, что 150 лет назад столица была в Петербурге, а теперь она в Москве, в столицу съехалась всякая шваль отовсюду.
Всё так, всё так. Но есть ведь и какие-то другие причины, да?
17.06.2014О РУСОФОБИИ
Цитируем поэта Фёдора Тютчева, письмо 1867 года.
«Можно было бы дать анализ современного явления, приобретающего всё более патологический характер. Это русофобия некоторых русских людей. Раньше они говорили нам, и они действительно так считали, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т. д. и т. п., что именно бесспорным наличием в ней всего этого им и нравится Европа. А теперь что мы видим? По мере того, как Россия, добиваясь всё большей свободы, всё более самоутверждается, нелюбовь к ней этих господ только усиливается. Что же касается Европы, то, как мы видим, никакие нарушения в области правосудия, нравственности и даже цивилизации нисколько не уменьшили их расположения к ней... Словом, в явлении, о котором я говорю, о принципах как таковых не может быть и речи, ДЕЙСТУЮТ ТОЛЬКО ИНСТИНКТЫ...»
(Последние слова выделены мной).
Как ново, неправда ли? Как неожиданно, я бы сказал.
Я за последнее время много цитировал Тютчева. Прогрессивные люди могли уже убедиться, что Тютчев был законченный мракобес и вообще ватник. Но Тютчева, думаю, им не жалко, он же не Пастернак, его можно списать со счетов.
Однако вот ещё одна обидная новость в таком случае. Лев Николаевич Толстой неоднократно говорил о величии Тютчева (с которым общался, виделся время от времени), а однажды написал Страхову о Тютчеве следующее: «Из живых я не знаю никого, кроме вас и его, с кем бы я так одинаково чувствовал и мыслил».
Обидно, да?
Потянул Тютчева, за него Толстой зацепился бородою.
Тащите дальше. В кабинетах литературы можно повесить размноженного Чхартишвили на месте белых пятен.
17.06.2014 О РОССИИ
Между прочим, Русь в самом начале уже не была «нормальной» страной и ужасно отставала от просвещённой Европы.
Дело в том, что рабов здесь было мало (в основном из числа пленных, которых зачастую, после определённого срока, отпускали) — и рабовладельческая формация в принципе не сложилась. Её, по большому счёту, у нас не было.
Мы пропустили огромный этап, так и не нагнав великую Римскую империю и т. п. настоящие страны.
Оттуда все беды, думаю. Сразу всё наперекосяк поехало.
Может, стоит открутить всё к началу? Обратить кого-нибудь в рабство и начать нормальный цивилизационный путь.
17.06.2014 О ЗАПАДНИКАХ И ВИХРАСТЫХ ГОЛОВАХ
Созвучное. Есенин летом 1917 года пишет о столичных западниках:
«Мы ведь скифы, приявшие глазами Андрея Рублёва Византию и писания Козьмы Индипоклова с поверием наших бабок, что земля на трёх китах стоит, а они все романцы, брат, все западники, им нужна Америка, а нам в Жигулях песня до костёр Стеньки Разина.
Тут о «нравится» говорить не приходится, а приходится натягивать свои подлинней голенища да забродить в их пруд поглубже и мутить, мутить до тех пор, пока они, как рыбы, не высунут свои носы и не разглядят тебя, что это «Ты». Им всё нравится подстриженное, ровное, чистое, а тут возьмёшь им да кинешь с плеч свою вихрастую голову, и боже мой, как их легко взбаламутить.
Да, брат, сближение наше с ними невозможно. Ведь даже самый лучший из них, Белинский, говоря о Кольцове, писал «мы», «самоучка», «низший слой» и др., а эти ещё дурее».
Вы нынешних не видели, Сергей Александрович.
Про «вихрастую голову» поддержать, увы, не могу, остальное, да, любопытно.
19.06.2014
О РОССИИ
Когда в 1991 году нам сказали, что Россия, после 70 лет отсутствия, вновь вернулась на прежние исторические рельсы, в чём-то нас не обманули.
Потому что это очень смешно: читать заметку, опубликованную в 1882 году, и вдруг понимать, что там не нужно менять ни слова. Она написана только что, вчера.
Ну разве что название «Вестник Европы» можно заменить на какое-то другое по вкусу, вместо Каткова и Толстого — назвать другого издателя и другого писателя, а вместо «петербургского геморроя» поставить «московский».
Итак.
Автор: Владимир Мещерский, государственный деятель и публицист, и, кстати, внук историка и писателя Карамзина.
Цитата:
«Есть либерализм острый и либерализм тихий; болезнь распространяется вследствие усиленного сидения в кружках и кабинетах, отсутствия свежего воздуха, полного незнания России, петербургского геморроя и т. п. причин.
Руководство тихим либерализмом принял на себя принял на себя один из шаблоннейших и бесцетнейших журналов в Европе — это «Вестник Европы», который как пустотелый кирпич падает неизбежно 1-го числа каждого месяца на голову подписчикам и которого рецепты унылы и шаблонны, как рецепты какой-нибудь поваренной книжки «подарка молодым хозяйкам».
Раскройте хоть последнюю книжку: если напечатана пошлая и бездарная повесть, то, наверное, потому, что там в мрачном виде представляется невозможная и ужасная жизнь в России (и зачем только все живут в ней гг. Стасюлевичи и Спасовичи, да ещё наживают состояния). Если напечатаны стихи, то только потому, что там есть «что-нибудь такое, знаете»...
Во внутреннем обозрении всегда говорится с открытой ненавистью о Каткове и гр. Толстом. Если печатают английский роман, то, конечно, такой, в котором в омерзительном и порочном виде представлен священник, где говорится, что «Церковь вообще, кроме зла, на земле ничего не сделала» и где атеист, герой романа, выставлен в самом привлекательном свете. Если говорится о Польше, то непременно в смысле её всяческого превосходства над Россией и необходимости уступок со стороны «победителя». Как видите, совершенно поваренная книжка.
В небольшой статье «Детский вопрос» делается выдержка, напр., из интересной книги француза Бартильона, которая выясняет нам отчасти неестественные причины призрачного и прославляемого экономического положения Франции. Он указывает на чрезвычайно малую рождаемость во Франции, классической стране «сбережений». Как только у француза есть клочок земли, лавка, как только он собственник и хозяин, - у него один или два ребёнка, НЕ БОЛЬШЕ. Это, видите ли, «ущерб сбережениям».
Вот удивительные основные причины малорождаемости во Франции, на мелких клочках которой сидят «буржуа» и берегут их: податься им некуда и они предпочитают сидеть на своих кочках и не рождать «более двух детей». Нечего сказать, естественное, завидное и достойное подражанию положение!
Но в своей книге Бертильён, француз-патриот, упомянул и о том, что уменьшаются «средства защиты» страны, и что для «силы» Франции представляется всё меньше рук, - и Боже! - какое шаблонное негодование он возбудил в либеральном журнале!
«Такова высота идеалов Бертильона! Они были бы поистине ужасны, эти идеалы, если бы их сила и свирепость не усмирялись бы рядом других проявлений (например, изданием «Вестника Европы» - В.М.). Возрастающее отвращение от войны, от милитаризма, развитие демократических начал ослабляет влияние шовинистов и расчищает почву для общественной солидарности».
С точки зрения тихого либерального безумия «Вестника Европы» есть партия людей, которых идеал — кровь, война, разрушение... Нет, этот идеал — крепкое, сильное государство, обеспеченное от всяких на него посягательств.
<...>
Эти унылые речи, эти удобные ссылки на какое-то «стеснение» при собственной ничтожности и неспособности — очень характеристичны... Совершенно ясно, что слово «либерализм» имеет вполне определённый образ, хотя самый нелепый, и можно бы взяться перечислить весь нехитрый катехизис нашего «либерализма», который по своей несложности и соблазнительной простоте так доступен всякой самой нетвёрдой голове. Тут не нужно ни знания жизни, ни убеждений, ни таланта, ни практических знаний — это талисман, который даёт возможность писать много людям, лишённым всего вышепоказанного».
Конец цитаты. Год, говорю, 1882-й.
19.06.2014
О КРИТИКЕ И АКСЕЛЬБАНТАХ
У Пелевина вычитал: когда человек бросает палку в собаку и в льва — есть одна разница. Собака смотрит на палку, а лев — на бросившего.
Приводя этот пример, в Китае, если верить Пелевину, ставили на вид спорящему: не цепляйся за детали, т. е. за палку.
У меня почему-то сразу появилась ассоциация с одним припадочным критиком, который любит всех выводить на чистую воду, находя в тексте блох. Он тут чихвостил Бориса Рыжего за волшебные стихи, где хоронили генерала и, в общем, аксельбанты там появляются.
И критик завопил своим высоким голосом: а не может быть тут никаких аксельбантов.
Какое убожество, подумалось мне. Просто убожество и всё.
То есть он нашёл у Рыжего три или пять таких ошибок — и на основании этого доказывает, что никакого Рыжего нет. Перед ним стоит человек, а он видит шнурок, заусенец и пуговицу, и орёт, топорща усы и вращая моржовыми глазами.
(Это ещё мой учитель Леонид Юзефович говорил на семинарах: не ищите блох в чужих текстах. Если текст получился — блохи не имеют значения. А если не получился — тем более).
...В журнале типа «Анфас» работает ещё один точно такой же критик, зовут его, допустим Арам Побриттам — у него все статьи строятся по одному принципу: он вырезает из чужой книжки 15 слов и 10 словосочетаний — и на вырванном из контекста материале делает своё шипучее блюдо. Всегда одно и то же. Оно шипит.
Я тут читал прижизненную критику на Есенина. Вот, процитирую:
«Поэт С. Есенин даёт такие строфы:
Кудрявый сумрак за горой
Рукою машет белоснежной.
Таким образом, сумрак оказывается белоснежным, и он же способен махать рукою. В другом месте тот же поэт говорит:
Над куполом церковных глав
Тень от зари упала ниже...
Тень от зари — над куполом... у нескольких церковных глав — один купол.... тень упала куда-то ниже, но над куполом».
Это вам не аксельбанты Рыжего, ещё, казалось бы, хуже. А как критик был собой доволен, ой. Наверное, даже, дописав, встал и посмотрелся в зеркало: каков!
И что? Есенин, который всю критику про себя ревностно читал, тут даже ничего править не стал. Мы, наверное, не станем объяснять почему.
Осталось только фамилию критика назвать. Критика звали — А. Редько.
Где теперь А. Редько, и где Есенин? А, Редько? Ты где?
Стихи, между тем, совершенно волшебные:
Я снова здесь, в семье родной,
Мой край, задумчивый и нежный,
Кудрявый сумрак за горой
Рукою машет белоснежной.
Тут можно всё объяснить, конечно: вечереет уже, и последнее светлое облачко над горой... Но надо ли это объяснять?
Эх, редька, тыква, кабачок.
19.06.2014О ДЕТСТВЕ
У Быкова в «Квартале», хорошо:
«Советский Союз мог содержать — и содержал — малопосещаемые места. Он мог себе это позволить, даже если места были сомнительные, никому особенно не нужные. Но именно в таких местах осенними вечерами было совершенно волшебное ощущение: на никому не нужном советском фильме, который смотрят в зале пять человек, или в театре-студии, куда ходят три с половиной школьника и учатся там у бородатого режиссёра-авангардиста, который в 1989 году при первой возможности уедет навсегда (и нигде не будет так счастлив, как в театре-студии при Доме пионеров Октябрьского района на углу улиц Двадцатилетия и Тридцатилетия Октября, в октябре месяце). Потом стали строить, открывать и всячески насаждать места, где должно быть много народу, а всё малопосещаемое закрывать, но всё великое как раз и формируется в малопосещаемых местах, в книжных магазинах, в которые никто не ходит, в кинотеатрах, где что-то смотрят пять человек... Одна надежда, что скоро вообще нигде никого не будет и всё опять будет так же как в доме, который тихо разрушается».
Наверное, сейчас снова есть такие — не такие, но похожие - места — я не знаю, но есть ведь.
Просто я вырос, Быков вырос, и нас больше не пускают в кинотеатр и в студии.
Я, помню, школу прогуливал и сидел на утреннем сеансе, смотрел фильм «Царская охота» с Ерёменко и Самохиной. Они, кажется, уже оба умерли. А такие были молодые и красивые.
И я такой был счастливый.
Такой же примерно, как сейчас — но тогда я спал, а сейчас проснулся.
И ещё я помню книжный магазин, куда я ходил сотни раз и всё смотрел на собрание сочинений Брюсова, оно было дорогое. И мне казалось совершенно волшебным.
Теперь у меня есть два собрания сочинений Брюсова, но это всё не то, не то.
19.07.2014О ПРОГРЕССИВНОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ И СИФИЛИСЕ
В европейской экранизации "Войны и мира" Элен Курагину заразит сифилисом француз. Интересный подход. В книге этого вроде бы нет. Черты её отца в качестве законченной, как говорит один мой товарищ, "либеральной гниды" тоже очень акцентированы в фильме, который, между прочим, делали немцы, поляки, итальянцы и... собственно французы.
Поведение некоторой части нынешней прогрессивной общественности — при определённых обстоятельствах — действительно чуть напоминает поведение отца и дочери Курагиных из «Войны и мира». Мы имеем в виду не только экранизацию, странно акцентировавшую этот момент, но и первоисточник, естественно. Лев Николаевич, равно как и Тютчев, нравы отдельных представителей света знал отлично.
(Помните такую фразу из Толстого: "Если б правительство было умным и нравственным, если б оно было хоть немного русским!")
(Потом всю эту аристократию, серьёзная часть которой давно выродилась и была, по сути, антирусской — всем скопом отнесли к числу лучших людей России и, естественно, поименовали невинными жертвами большевизма. Что не совсем правда, мягко говоря).
Схожие с курагинскими настроения были широко распространены и в начале Великой Отечественной: там своих курагиных развелось; они всегда разводятся, при любом режиме. Ждали немца, скрестив пальцы в кармане.
И сталинизм, как мы понимаем, тут был совершенно не при чём: традиция.
В самом ужасном сне нынешнего гаранта с кремлёвским горцем не сравнить — но разве стало меньше курагиных?
Обидно только, что прогрессивную общественность уже не напугаешь тем, что явится француз и заразит её сифилисом, как княжну Курагину в кино.
В известном смысле, француз её давно уже заразил. Ей это в радость.
2.07.2014О ЮННЕ МОРИЦ
Сегодня все обсуждают Юнну Мориц.
Безусловно, ближайшие родственницы сегодняшней Юнны Мориц - это Вера Инбер и Ольга Берггольц времён Отечественной.
Жестокая гражданская публицистика.
Естественно, мне детские и лирические стихи её нравились по-иному и больше. Но ясли в целом приятней стрельбища.
В любом случае, это органичное поведение русской поэтессы.
3.07.2014
О МАРИЕНГОФЕ
Сегодня родился Анатолий Мариенгоф, один из самых интересных персонажей Серебряного века, очень любимой мной и как писатель, и как поэт. Один из основателей русского имажинизма. Самый главный товарищ Есенина.
И вообще.
Я уже целый год пытаюсь добиться установления мемориальной доски АБМ на его доме в Нижнем Новгороде (дом разыскал поэт Дмитрий Ларионов), который стоит в целостности и сохранности - даже ступени те самые, по которым бегал Мариенгоф.
Любопытный, кстати, момент. В феврале 1918 года другой имажинист - поэт Вадим Шершеневич - завершает статью «У края «прелестной бездны» в которой говорит о рождении имажинизма. (Он пока называет его «имажионизм»).
Статью публикуют в альманахе «Без муз», город, где издан альманах: опять-таки Нижний Новгород (представления не имею почему он издавался у нас).
Так что, помимо того, что в Нижнем Новгороде родился и вырос Мариенгоф — вот ещё и альманах выискался тут.
Определённо, памятник Мариенгофу должен быть именно в Нижнем открыт. За всех имажинистов.
6.07.2014
О НОВЫХ ТОЛСТЫХ И ДОСТОЕВСКИХ
Тут вычитал в интервью одного молодого писателя сто раз уже слышанное про то, что "сегодня нет писателей уровня Толстого и Достоевского".
Слушайте, ребят, писателей "уровня Толстого и Достоевского" нет никогда. С тем же успехом можно говорить "сегодня нет писателей уровня Гомера и Шекспира". И что?
Можно ещё сказать: "сегодня нет Бога уровня Бога".
Более того, во времена Толстого и Достоевского нельзя было сказать: что вот этот и вот этот - писатели уровня Пушкина и Лермонтова. Потому что это, как минимум, глупо. Вслушайтесь: "Тургенев и Лесков - писатели уровня Державина и Гоголя". Чушь какая-то.
Или вот начался Серебряный век. Что, можно сказать, что "Маяковский, Мандельштам и Есенин - поэты уровня Некрасова и Фета". Но это тоже какая-то чепуха.
И так далее. Из десятилетие в десятилетие эту благоглупость про "нет Толстого и Достоевского" повторяют, но тем временем есть Андрей Платонов, Михаил Шолохов, Леонид Леонов, Иосиф Бродский и Юрий Кузнецов. Берите и наслаждайтесь.
Нет никакого Толстого и Достоевского, и больше не будет никогда.
Но пройдёт время и люди в университетах будут изучать Валентина Распутина, Андрея Битова, Эдуарда Лимонова. Будут удивляться, что здесь жили одновременно Александр Терехов, Дмитрий Быков и Алексей Иванов.
Потом наткнутся на высказывание одного молодого писателя про то, что у нас "нет Толстого и Достоевского" и скажут: вот чудак-человек, ерундой какой-то занимался, а мимо него ходили под ручку Хлебников с Маяковским.
...лучше бы взял и сказал: "Я буду вашим Толстым и Достоевским". Это заявка. А то нудят, нудят.
10.07.2014И СНОВА О РОССИИ
То, что Россия в своей истории ходит по кругу (удивительными зигзагами и кромешными прыжками через пропасти или окопы) - как раз залог её долгой истории, длящейся и длящейся.
У Алексея Варламова в его новом романе "Мысленный волк" есть произнесённая впроброс мысль о том, что историческое пространство ограничено - там долгого пути исключительно вперёд нет.
Поэтому исчезли многие и многие цивилизации, пропали тысячи (вдумайтесь!) народов, а большинство известных нам стран совершают путь уже инерционный (что такое Испания, Португалия, Польша, Великая Британия и прекрасная Сербия - в сравнении с тем, кем они были - "нормальные страны", как это теперь называется).
Европа, не желая заходить на очередной круг (ужасно обожглась в XX веке) перепоручила свой путь США (хотя теперь злится на них, но косит в ту сторону всё равно).
А Россия пошла на очередной круг, качает крыльями. Или крылом. Или одним хвостом.
Гоголевская тройка известно куда мчится. Всё туда же. Зато быстро. И какие прекрасные пейзажи за окном.
12.07.2014О НОВОДВОРСКОЙ
Главное, что останется от Валерии Ильиничны Новодворской - это, конечно же, не её, прямо говоря, антигуманистические взгляды.
От неё останется её книжка про советских революционных поэтов, которых она ужасно, по-девичьи, любила и, в целом, понимала.
Во всех её работах о поэтах имелось одно мучительное противоречие: ей надо было доказать, что стихи у них были хорошие, зачастую гениальные, а идея, которая их на эти стихи вдохновила - плохая, ужасная, чудовищная, хуже не бывает.
На самом деле, влюблённость Валерии Ильиничны в советских поэтов объясняется элементарно: она сама была из их числа, она была поэтка, комиссарша, она, когда бы родилась несколько раньше, бегала бы в 20-е за Маяковским и Багрицким, а если ещё чуть раньше - конечно же, оказалась бы за "красных", а не за "белых", как собственно фактически все её собратья по идее, жизнь положившие на уничтожение "красной химеры".
Тогда, в 1917 году, у них (у их родителей) всё получилось, потому что русский народ был с ними, впереди них, позади них.
А в 1991 году народ посмотрел на них и постепенно разочаровался, озлился, разошёлся по своим делам: на этот раз ему не так сильно понравилось.
Влюблённость в народ, который рождает таких чудесных поэтов, и одновременная обида на народ, который со временем превратил Февраль и Октябрь 17-го в свою традиционную медвежью, волчью, чернозёмную, громовую ярмарку, а 91-й год просто выплюнул - всё это руководило Новодворской, и носило её по одному и тому же кругу.
Собратья по идее любили её (не все, но очень многие) за то, что она прямо говорила всё, что им не позволяло произнести "положение" и "здравый смысл". Она говорила, что гуманизм не распространяется на быдло, что русская империя должна быть разломана, и всем будет только лучше, если РФ войдёт очередным штатом в США, и тому подобное, тому подобное.
Всё это она делала, конечно же, от страсти к России, от неразделённой страсти, которая всю жизнь плясала в её весёлых и безумных глазах.
От нас ушёл несгибаемый большевик, всю жизнь пытавшийся победить большевизм. Склоним над ней пыльные шлемы.
13.07.2014скачать dle 12.1
