МАТ В ЛИТЕРАТУРЕ: PRO ET CONTRA

Опрос журнала «Лиterraтура»


Депутаты Госдумы одобрили законопроект, устанавливающий наказания для средств массовой информации за использование обсценной лексики. За «распространение <...> экземпляров печатной продукции <...>, содержащих нецензурную брань, без специальной упаковки и текстового предупреждения в виде словосочетания "содержит нецензурную брань"» вводится штраф от 2000 рублей. Каково Ваше отношение к этому закону? Какие последствия, на Ваш взгляд, повлечёт его принятие для литературы, где мат, как известно, часто является художественным средством? Видите ли Вы здесь различия в отношении к классике и к современным произведениям?

На вопросы редакции отвечают Мариэтта Чудакова, Михаил Павловец, Елена Зейферт, Всеволод Непогодин, Елена Сафронова, Сергей Брель.
_________________________________________________



Мариэтта Чудакова, доктор филологических наук, профессор Литературного института им. А. М. Горького:

С тех самых дней (начало 90-х?), когда мат густой волной хлынул на нас с телеэкрана, я вновь утвердилась в том, что:
1) недопустим мат «телевизионный» - по той хотя бы немаловажной причине, что перед телевизором может сидеть с отцом дочь-школьница, а то и пятилетняя. Нехорошо, скажем мягко, чтобы они это слушали вместе,
2) недопустим мат в любом публичном пространстве (не считая столика с мужской кампанией в пивной – или, говоря по-нонешнему, в баре), в том числе и на улице.
...Помню, очень много лет назад пьяный матерился в троллейбусе – ни к кому не обращаясь, для собственного удовольствия. И, увидев, как смотрит на него круглыми глазками девочка лет пяти, пытаясь понять - что такое говорит этот дядя? - я, не помня себя, сказала ему:
- Если ты сию минуту не замолчишь – я тебя выкину из троллейбуса!  
Так как я была совершенно уверена в этот момент, что я этого крупного дядю выкину, - эта уверенность, видимо, отпечатались у меня в глазах и во всей физиономии. Поскольку  дядя быстро двинулся к передней площадке - и тут же и сошел, даю честное благородное слово…
И на улице – если стоят трое и со вкусом матерятся, всегда останавливаюсь и осведомляюсь:
- А в чем, собственно, дело? …Я иду по улице своего родного города – почему я должна слушать то, что дома никогда не слышала - ни от отца, ни от братьев, ни от  мужа?.. Пожалуйста – у себя дома, на кухне, если жене нравится.
И ни разу мне не нахамили! Даже извиняются иногда. Знает кошка, чье мясо съела.
Так что депутаты наши совершенно не с того конца взялись за дело. Наш мат становится «нецензурной бранью» при устном произнесении – тем более публичном. И я не возражала бы против штрафов за это - как было в «царской» России.
Но в пространстве литературного произведения слово получает совершенно другое измерение. И его просто неграмотно называть «нецензурной бранью».
Ну, лепите на томик Н.Некрасова наклейку «содержит нецензурную брань», помещайте его в «специальную упаковку»…

Наконец из Кенигсберга
Я приблизился к стране,
Где не любят Гуттенберга
И находят вкус в г… не.
Выпил русского настою,  
Услыхал «е…ну мать»,
И пошли передо мною
Рожи русские писать.

Солженицын едва ли не первым понял – невозможно описывать наш родной советский Гулаг без мата. Это ж получится как во всем известном анекдоте давних советских лет - в детском саду дети начали материться, и воспитательницы в поисках источника (давненько дело было!) обратились к рабочим – не они ли случайно матерились при детях? – Да нет, что вы! Как можно! – Ну, может у вас конфликт какой вышел? И у вас вырвалось?.. – Ну, был конфликт…Васька капнул мне на лысину расплавленным оловом… Ну, я поднял голову и говорю ему: «Вася, ты неправ!»
У Солженицына в рукописи «Одного дня Ивана Денисовича» (1962) был, конечно, мат. И, помнится, в переговорах с заведующей редакцией прозы «Нового мира» Асей Берзер пришло решение (нас, первых читателей, тогда восхитившее): «маслице – фуяслице», «подымется-фуимется»…
А восемь лет спустя, когда пошел по Самиздату «Николай Николаевич» Алешковского, где мат потоком изливался с каждой страницы, тут любому было ясно – «честное» матерное слово (которое сам герой воспринимает как нейтральное) борется в повести (и очень успешно) с потоками советского официального лицемерного слова…
Есть тексты, где мат без всякого ущерба можно замещать точками (см. выше у Некрасова). Есть такие, где это совершенно невозможно (Алешковский).
Но глупее «текстового предупреждения в виде словосочетания» на прозе и поэзии - ну, разве что появившийся недавно запрет детям до 12-ти лет читать «Сказку о царе Салтане» и «Дюймовочку». Впрочем, то ли еще будет.


Михаил Павловец, кандидат филологических наук, доцент Московского городского педагогического университета:

У истоков проблемы запрета/разрешения мата в публичной сфере есть две предпосылки:
1. Наша страна до сих пор пока еще остается страной, в котором устное слово и устные конвенции («понятия») значат больше и ценятся выше, чем слово и конвенции письменные («законы»).
2. Русский мат в массовом сознании наделяется особыми, магическими свойствами: матом можно поднять в атаку солдат, поразить врага без применения насилия, он незаменим при мобилизации масс на совместные действия. Иначе говоря, мат является таким же стратегическим потенциалом нашей страны, как и ядерное оружие, «генерал Мороз», русские «сто грамм» или известное «долготерпение русского народа». 
Отсюда – убеждение, что, во-первых, эстетизация мата (его свободное употребление в театральных постановках, кино, песнях и литературе), а во-вторых – его свободное обращение в печатной форме лишает мат его магических способностей: так магические заклинания стали всего лишь поэзией. Любые магические слова должны передаваться из уст в уста, в крайнем случае – они должны содержаться в особых магических книгах, недоступных рядовому обывателю. Профанирование мата означает сведение его до обычной площадной брани, сублимация его одновременно разрушительной и созидательной силы. Запрет на использование обсценной лексики – в действительности есть попытка спасти ее от тривиализации и профанизации, попытка сохранения экстраординарных экспрессивных свойств матерного слова.
Кроме того, свободное обращение мата в публичной сфере и в сфере искусства разрушает еще одну базовую оппозицию традиционной российской культуры – оппозицию «народ vs интеллигенция», размывая границы между ними (процесс, начавшийся вместе с хрущевской оттепелью и приобретший второе дыхание в годы перестройки, когда «интеллигенция» и в быту, и в творчестве стала активно прибегать к обсценной лексике).
Однако я не верю в эффективность такого рода запретов – просто потому, что процесс сублимирования мата в обычную брань (как и разрушения бинарной идеологемы «народ vs интеллигенция») имеет исторически обусловленный и, по-видимому, необратимый характер: этот процесс можно замедлить, но невозможно отменить. Скажем, в контексте современной культуры есть множество способов обойти запрет на употребление мата в произведениях искусства – через прозрачное обыгрывание основных пяти его словоформ (анаграммирование, каламбуры, замена эвфемизмами или окказионализмами и т.п.): остатки деструктивного потенциала русского мата тем самым обернутся против защитников его особого статуса в русской культуре – и они будут посланы на хутор бабочек ловить.


Елена Зейферт, поэт, доктор филологических наук:

 «Да, ч… бы их побрал», – думают сейчас Емелин и Родионов, Сорокин и братья Пресняковы. Ах простите, это раньше в России запрещённым было слово «чёрт». А сейчас, пожалуйста, – чертыхайтесь. Современные писатели, конечно, не станут подбирать неживые синонимы для выражения своих чувств.
А каким образом наложить табу на русский фольклор, на уже написанные стихи Баркова, Пушкина, Есенина? Ведь прокатилась «дурная слава» про этих «похабников и скандалистов»… Классики в ответ на вымарывание их стихов ответили бы нам по-есенински: «Только знаешь, пошли их на х…. Не умру я, мой друг, никогда».
Насколько я понимаю, закон пока касается только СМИ. Но если он дойдёт и до художественной литературы, то обойти его можно будет с помощью другого художественного приёма – отточий, пропусков текста. Скорее всего, заглавные буквы обсценных слов можно будет сохранить. Таким образом умный современный автор не останется в накладе и даже стимулирует сотворчество искушённого читателя, подмигнёт ему в тексте: «Ты-то, брат, меня как никто понимаешь».
Впрочем, обсценной лексики в художественных произведениях не так и много, чтобы она удостоилась отдельного закона. Надеюсь, её колоритность, утробность, родной, матерный характер учтут и «родимую» не тронут.  


Всеволод Непогодин, прозаик, публицист:

1. Я негативно отношусь ко всем запретительным законодательным инициативам в сфере культуры и языка. Русский язык это живая материя и бессмысленно загонять его в какие-либо рамки. Данный закон считаю бестолковой ханжеской бумаженцией. Запрет только притянет молодежь к обсценной лексике и придаст элитарности нецензурным словам в кругу тинейджеров.
2. На литературу это вряд ли повлияет. Большинство писателей у нас люди свободных нравов и плевать они хотели на старых думских маразматиков. Как писали с матами, так и будут писать.
3. Не вижу. На Руси всегда матерились. Старинные стерильные русскоязычные тексты без матов - это не классика, а литература сугубо для изучения лингвистами.

Елена Сафронова, литературный критик-публицист, прозаик, редактор отдела прозы и публицистики журнала «Кольцо «А»:

Наряду с данным законопроектом было принято ещё несколько, «устрожающих» ответственность не только за обсценную лексику. Так что теперь само обсуждение действий Государственной Думы приходится вести с величайшей осторожностью, тщательно подбирая слова, чтобы не подпасть под действие ещё какого-то законодательного новшества – впрочем, не исключено, что один уже факт обсуждения закона покажется предосудительным…
Мне кажется, этот закон – из числа тех, что принят из благих побуждений, но не обдуман с «технической» стороны. Из серии: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…». Не представляю себе механизм эффективного отслеживания всех возможных нарушений этого закона, что на улицах, что в книжных магазинах. Вообще же как раз на тему правомерности употребления обсценной лексики в литературе у меня есть статья «Литературные Лаокооны», опубликованная в «Научно-культурологическом журнале» в июне 2011 года, задолго до введения в действие вышеупомянутого закона. Всё, что я думаю об этом щекотливом вопросе «в подробностях», лучше читать там. Но образ Лаокоона из одноименного рассказа Михаила Веллера кажется мне очень походящим к ситуации, когда избранные книги надо будет помечать словами «Содержит нецензурную брань» - получается, людям просто облегчат выбор у книжной полки!.. На мой взгляд, скорее, подобная мера будет «муссировать» и подогревать нездоровый интерес к нецензурной лексике. На часть вопроса в отношении классике и современной прозы я сейчас не могу ответить, так как не знаю, предполагает ли Дума «навешивать ярлыки» на стихи Пушкина, сочинения Баркова, издания Венички Ерофеева и других классиков, не избегавших этих слов. По логике вещей, раз закон вышел, исключений быть не должно ни для кого!


Сергей Брель, поэт, педагог:

Очень не хочется говорить банальности на эту тему, но ситуация требует высказать мнение обязательно.
Ненормативная или нецензурная лексика - часть культуры. Но сама культура может разделяться на слои, пласты, уровни. В быту, фольклоре, устном существовании люди взрослые, мужчины употребляли и будут употреблять, как говорится, "крепкое словцо", я сам этим грешу. Вместе с тем, как человек, причастный литературе и еще - педагогике, самым резким образом поддержу законопроект.
Постперестроечное время стало временем разгула самых низменных и темных инстинктов не только в обществе целом, но в большей степени в искусстве. Литература и кино фактически пали под бременем обсценной лексики, стали инвариантом самого жуткого клозета.
Я отчетливо вижу, сталкиваясь с так называемой средой "людей искусства", что качественно низкий, почти нечеловеческий уровень этой самой среды делает для нее мат единственным способом выражения вообще. И, защищая сегодня мат в искусстве, эта среда просто защищает собственное право на бесчестие и низость, право выплескивать грязь своей души на мир, на общество, на детей. Но и взрослый, сложившийся человек, которого годами приучают к тому, что бранная лексика (а в русском языке мат связан с осквернениями и богохульством) может спокойно гулять на страницах книг и на экранах, начинает деградировать. Нам внушают, что без мата нет выражения эмоций и мысли? А вы попробуйте! Ущемите свое творческое я и попытайтесь рассказать о больном и сложном без простого и убогого. Может быть, это пойдет на пользу всем нам.
И не надо привлекать имена Бахтина и Ерофеева и уж обязательно Пушкина, доказывая, как мат велик и необходим!
Последний пример - замечательный фильм "Пыль". Жесткий, современный, язвительный. Несколько сцен, где бандюганы говорят исключительно матерно, ничего ему не добавили. Но авторы уже привыкли мыслить процесс искусства как "абсолютносвободный". Тогда и мат сойдет... Так они подумали - и ошиблись.
Давайте помнить, что в русской культуре было представление о том, что печатное слово и книга - это варианты Слова Божьего. И прекратим десакрализацию одного из главных наших богатств.

скачать dle 12.1