ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Сергей Боровиков. ЗАПЯТАЯ – 10

Сергей Боровиков. ЗАПЯТАЯ – 10

Редактор: Иван Гобзев



В русском жанре – 70



Никак не мог оторваться от экрана и, разозлясь на себя, взял лежащий рядом с ноутбуком том Брэдбери. Открылся на сцене из «451 градусов», когда жена требует еще одну телевизорную стену: «...будет еще интереснее, когда у нас будет четвертая телевизорная стена. Как ты думаешь, долго нам еще надо копить, чтобы вместо простой стены сделать телевизорную? Это стоит всего две тысячи долларов.
– Треть моего годового заработка.
– Всего две тысячи долларов, – упрямо повторила она. – Не мешало бы хоть изредка и обо мне подумать. Если бы мы поставили четвертую стену, эта комната была уже не только наша. В ней жили бы разные необыкновенные, занятые люди». И это написано в 1953 году!


***
В сочинительстве есть степени удовлетворения, которые сопровождаются радостями разного рода.
Первая и вроде бы главная – написать. Она первая и в сиюминутности писания, и во временной протяжённости, и с годами притупляется.
Радость от публикации я отсюда вовсе исключаю, она не просто постепенно притупляется, но иссякает до полной ничтожности.
Затем наступает долгая радость переделок, доработок, переписывания. И как-то, поняв, что эта радость доступна лишь с приобретением мастерства, я вспомнил свою тёщу Татьяну Фёдоровну, редкую мастерицу на все руки, в т.ч. по части вязания. И нередко уже готовую вещь, в которой обнаружился изъян, или заказчику пришлась не вкусу, она мгновенно, до нитки, распускала, что всех поражало. Не с досады и в гневе, а с тем, чтобы не встав с места, тут же начать работу заново. Это была радость настоящего мастера: но сделать лучше, чем было.
А я вот после полувека писания более всего возлюбил сокращать. Не только, когда замечу повтор или излишество, а сам процесс вычеркивания доставляет мне несказанное наслаждение.


***
Ещё прежде меня, сразу после окончания университета в «Волгу» взяли редактором отдела критики Колю Машовца, учившегося на курс младше и уже кажется дважды выступившего с журнальными рецензиями.
Когда я узнал, что за небольшую рецензию можно получить 70 рублей, в голове моей зашевелились простые подсчеты, исходившие из моей корректорской зарплаты в 75 рублей.
Получив на пробу изданный в городе Куйбышеве сборник писем с фронта, я без колебаний, но главное и без раздумий за одно воскресенье накатал рецензию, с неизвестно откуда взявшейся хваткой. Конечно баловался еще в школе сочинительством, то были стихи и рассказики, но не критика. Враз осознав роль первой фразы, начал не с войны, не с героики, а с той простой мысли, что людям вообще интересно читать чужие письма, а с этой банальности легко было перейти к патриотической тональности: дескать, даже оброненный листок читаем, а тут …
Естественно, рецензия под названием «В этой грозной войне» была одобрена и напечатана в 9 номере «Волги» за 1971 год, с чего я и веду свою библиографию.
Получив 76 рублей в бухгалтерии Приволжского книжного издательства, на котором лежало все материальное обеспечение журнала, я перешёл оттуда на другую сторону улицы 20 лет ВЛКСМ, чтобы войти со служебного хода в Радищевский музей, где трудился разнорабочим мой друг Илюша Петрусенко, находившийся в очередном «академическом отпуске».
И мы направились в ресторан «Волна», располагавшийся в здании речного вокзала.
Что такое в 1971 году были эти 76 рублей, можно понять из того, что на них мы не просто напились и наелись, но из баловства стали сравнивать имеющиеся коньяки, которых (только дагестанских) было несколько, и помнится, лучше всех оказался и самый дорогой – «Лезгинка».
Так я начал зарабатывать пером.


***
«Ты уехал, а цветы, посаженные тобою, остались и растут» (М.Горький – сыну). 
Есть ли более затасканная цитата?
А вот как использовал её мой покойный друг Илья.
Раз в год к нему приезжал, то из Голландии, то из Испании, бывший саратовец музыкант Саша Гольдфедер, чтобы размочить. Через неделю-другую, полежав у Ильи в больнице под освежающей капельницей, Гольд отбывал.
Но жена Ильи, начав с Гольдом, не ложилась под капельницу, а долго не могла остановиться, о чем он и сообщал совратителю горьковской цитатой.


***
«Я, конечно, не верю, что русский народ питал активную ненависть к монархии, нет, – он просто терпел ее, так же позорно, как ныне терпит бессмысленный и бездарный режим Сов(етской) Власти.
Но я совершенно согласен с тем, что коммунистов необходимо пороть. Ах, какие это воры, если б Вы знали! И какие подлые буржуи будут из них года через два-три!»
Горький – Ленину, 9 декабря 1919 г.


***
Читаю Горького и опять заметил, что едва ли не в каждом его произведении есть пролитая кровь. Не обязательно вследствие преступления, может быть бытовая причина, но есть детальное описание. Красок и метафор автор не жалеет, не смакует и не всегда пугает, но так увлечен своей картинкой, что увлекает и читателя.
Тоже относится и к разнообразному огню в его сочинениях, особенно пожарам, но это давно известно.


***
Про русских дурачков немало написал Бунин.
Но вот не Бунин:
«Мимо окна моей комнаты плывёт, подпрыгивая, прекрасная, в золотых кудрях, голова дурачка Нилушки, как будто сама земля любовно подбрасывает его. Он похож на ангела древнего письма с южных или северных врат старенькой церкви; его смуглое лицо закопчено дымом воска и масла, васильковые глаза светятся неземною, холодной улыбкой. Он в розовой – ниже колен – рубахе, ступни ног у него чёрные, в цыпках, тонкие икры стройны, белы, как у женщины, и покрыты золотым пухом.
Прыгая на одной ноге и улыбаясь, он взмахивает руками, – широкие рукава и полы рубахи взлетают на воздух, – Нилушка точно тёплым облаком окутан и поёт детским голосом, пришепётывая, заикаясь:
0-осподи, помилуй!
Во-олоки б'егут,
Шоба-баки б'егут,
Ок'отники стоят,
Волоков стелегут!.. Осподи, помилуй...
Поёт и – весь светится тёплым светом всему чужого веселья, лёгкий такой, приятный, внутренно чистый, легко вызывающий добрые улыбки, мягкие чувства. Когда он на улице, – слобода живёт тише, кажется благообразнее, люди смотрят на безумца более ласково, чем на своих детей, кажется, что даже самым злым он близок и мил. Летя в золотисто-пыльном воздухе, его тонкая, стройная фигурка, должно быть, всем одинаково напоминает церковь, ангелов, бога, рай; все смотрят на него каким-то общим взглядом: задумчиво, немножко испытующе, немножко боязливо.
Но вот он увидал лживый блеск осколка стекла, наглое сверкание меди, отражающей солнце, – он сразу останавливается, сквозь кожу его лица проступает серый мёртвый пепел, улыбка исчезла, помутившиеся глаза отупели, неестественно выкатившись. Он весь изгибается, смотрит, торопливо крестясь худенькой ручкой, ноги его мелко дрожат, а рубаха точно струится вдоль тонкого, некрепкого тела. Немой ужас делает каменным его круглое лицо. Он может стоять так час и более, полумёртвый, до поры, пока кто-нибудь не отведёт его домой». (М. Горький. Рассказ «Нилушка»).


***
То, что Алексей Н.Толстой не отличался моральной щепетильностью, хорошо знали современники, и когда М.Горький узнал о вроде бы заимствовании им пьесы Карела Чапека, был встревожен, но не удивлён: «Пьеса А. Толстого может вызвать большой литературный скандал; дело в том, что он взял у чеха Чапека не только тему, но и фабулу, и действующих лиц, да, должно быть, “по пьяному делу” и целые фразы из текста Чапека. Так что получилось нечто вроде перевода, если не плагиат, – сиречь: литературная кража. Чапек, разумеется, узнает об этом, и Толстому “влетит” от чехов». Впрочем, некоторые исследователи полагают, что там плагиата как такового не было, во что я входить не берусь, а вспомнил о той истории потому, что тиражируется аналогичное обвинение писателя в краже Пиноккио-Буратино, с чем категорически я не согласен, и не потому, что красный граф был на кражу не способен – он и не на такое был способен! А потому что создал на основе чужого другой замечательный текст. Всё, за что русский читатель так полюбил деревянного мальчишку под иным именем, отсутствовало у Карло Коллоди, прежде всего безудержно веселое детское хулиганство. Не стану приводить перечень различий (ключика у итальянца не было, как и Тортиллы, Карабаса Барабаса и мн. др.) но, как говорится, имеющий уши, да слышит – невозможно не услышать абсолютно русскую, толстовскую мелодию всей сказки. Пиннокио не мог бы стать у нас национальным любимцем как
Буратино.
Это я для тех, кто берет на веру толстовский плагиат в «Золотом ключике», основываясь лишь на известной безнравственности этого русского писателя.


***
К. Федин – К. Симонову:

«Осенью я не успел отозваться на Вашу просьбу – написать что-нибудь воспоминательное о Михаиле Булгакове.
Я очень ценю этого одареннейшего драматурга и прозаика. Но лично, по-настоящему я виделся с ним всего один раз, и – к великому сожалению – незадолго до печальной его кончины. Поэтому я не могу исполнить Вашу просьбу. Жалко. Но это так».
Е.С.Булгакова:
«Когда Миша был уже очень болен, и все понимали, что близок конец, стали приходить — кое-кто из писателей, кто никогда не бывал… Так, помню приход Федина. Это — холодный человек, холодный, как собачий нос. Пришел, сел в кабинете около кровати Мишиной, в кресле. Как будто — по обязанности службы. Быстро ушел. Разговор не клеился. Миша, видимо, насквозь все видел и понимал. После его ухода сказал: «Никогда больше не пускай его ко мне». 


***
Однажды Леонид Леонов на месяц съездил в США и вскоре написал об американской жизни киноповесть «Бегство мистера Мак-Кинли», которую печатала газета «Правда» с первого номера в 1961 году.
Добровольно прочитать повесть, по-моему, невозможно.
В 1975 году прекрасный режиссер Михаил Швейцер по непостижимым для меня причинам её экранизировал. Там были заняты прекрасные актеры Банионис, Бабочкин, Демидова, Куравлев, Лаврова, Кенигсон, Кваша, наконец, Высоцкий в роли уличного музыканта исполнял свои зонги.
И когда недавно я наткнулся в ТВ на показ «Бегства» решил посмотреть: может не понял фильма по молодости? Фига два!
Уверен, что по агитке, пугающей ужасами капитализма, и невозможно было снять хороший фильм. Но зачем автор моих любимых от «Чужой родни до «Золотого телёнка» за это взялся, понять не могу.
Да и как, проведя месяц в стране, можно о ней писать повесть, хотя бы и для кино? А советская критика говорила о «резко документальной реалистичности бытовых деталей».


***
Мне впервые приснился Сталин. Будучи в шинели и фуражке, он наблюдал, как гэбисты разбирают архив скончавшегося Федора Панферова. Я видел его вблизи, но на экране, и думал о непонятной любви вождя к этому писателю. Что Федор Иванович умрет спустя его семь лет, во сне я не знал.
Вредно всё же заниматься историей советской литературы!


***
Любопытно, что самые яростные холодно-военные фильмы сняли почти однофамильцы Михаил Ромм («Русский вопрос» и «Секретная миссия») и Абрам Роом («Суд чести» и «Серебристая пыль»). Первый просто классик, но и второй был в порядке: две сталинских премии против пяти у первого. Правда, второму после успеха и премии за «Суд чести» не повезло с запоздавшей (вождь помер) «Серебристой пылью». Её, как и «Строгого юношу» до войны, запретили. Однако, он еще снял хорошие фильмы по Чехову, Куприну и Горькому.


***
Вот справка о поэте Н. Исаеве, председателе Тульского СПР: «автор текстов известных песен: «Песнь славянским народам», «Песнь воинам Победы», «Песнь Гагарину», «Песнь «афганцам», «Песнь о земле тульской», «Женщине России» и других. Участник творческого коллектива Тульской области, выступавшего на авиабазе в Сирийской Арабской республике перед воинами Российской Армии, награждён медалью «Участник военной операции в Сирии». Автор стихов, посвящённых государственным и политическим деятелям – Путину В.В., Дональду Трампу, Матвиенко В.И., Жириновскому В.В., Шойгу С.К., Чилингарову А.Н., Беглову А.Д., Дюмину А.Г., Кадырову Р.А.; классикам и современным деятелям культуры, спорта и искусства — Пушкину А.С., Толстому Л.Н., Есенину С.А., Гагарину Ю.А., Марку Шагалу, Говорухину С.С., Антоновой И.А., Карпову А.Е., Церетели З.К., Мединскому В.Р., Алле Суриковой, Фёдору Конюхову, Алле Пугачёвой, Андрею Малахову, Григорию Лепсу, Филиппу Киркорову, Стасу Михайлову и другим».
Выложил это в ФБ и вот комментарии:
«Николай Кононов. Я знаю его задушевную песню «Туфелька тульская». Что тульская?! У него есть про обувь каждого региона необъятной. Тут тебе и «Унты уэленские», и «Лапоточки тамбовские», и «Кеды электрозаводские». Крупный лирик вообще-то.
Мариэтта Чудакова. Прочитала внимательно все имена... Сергей, это сон!!
Валерий Лобанов. Сон разума!
Анатолий Курчаткин. Это песня! Песня песней даже».


***
Когда я слышу «адреналин», с которым лично не знаком, вспоминаю своего начальника и собутыльника Д. Он рассказывал об охоте, бегах или женщинах, и я не завидовал, а словно бы находился перед чем-то крайне интересным и невозможно от меня далёким, как жизнь альпиниста или автогонщика. И молчал, когда он, явно ожидая понимания, вспоминал из своей разнообразной, даже и сахалинской, жизни, какой-то адреналиновый эпизод: «Самое лучшее, когда знаешь, что каждую минуту муж может войти…» Ну, и т. п.
А писал он совсем неважно.


***
Одно из самых проклинаемых телепропагандонами имён это Джордж Сорос, кажется им уже впору пугать детей.
Я конечно не возьмусь давать оценку всей его деятельности, но сошлюсь на личный опыт главного редактора журнала «Волга».
В 90-е наш журнал включили в программу соросовской «Культурной инициативы». Поддержка заключалась в том, что фонд дополнительно выписывал для библиотек не помню точно, но кажется соизмеримое с числом подписчиков, количество экземпляров «Волги» и сам же их рассылал в библиотеки. Мы ни в чем не отчитывались, денег не получали, и уж конечно никто в содержание журнала не лез.
Не правда ли, непохоже на те соловьевско-скабеевские страшилки, что кровавый миллиардер только и делает, что сеет в странах безверие и безнравственность с целью свержения их режимов?
Но, однажды нам сообщили, что акция завершена. Зная, что «Волгу» включили в благотворительный список по рекомендации Григория Бакланова, я спросил его о причинах. Вот что Григорий Яковлевич ответил: «Мне жаль, конечно, что помощь Вашему журналу оборвалась, но с будущего года, видимо, и для остальных журналов она закончится. Программа, в необходимости которой удалось мне в своё время убедить Джорджа Сороса, длилась в общей сложности 3 года, многие журналы она спасла, а вот «спасибо» я получил только от «Дружбы народов» и от Вас. Разумеется, не за «спасибо» делалось, а ради культуры нашей, но целый ряд редакторов уже сейчас недовольны, высказывали мне это. Ну, да ведь ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Самое же интересное, что уж и Соросом недовольны» (16 августа 1996).


***
Я уже писал о той единодушной ненависти, с которой относились к Алексею Слаповскому саратовские совписцы, что в общем-то понятно. Но, пусть и с меньшим градусом недоброжелательства, встречали его профессиональное становление и люди, которые по определению не должны бы завидовать. Так, однажды на редколлегии журнала «Волга» при обсуждении новых рассказов Слаповского, тогда ещё начинающего, рассказов скорее всего неважных, в чем-то можно даже сказать, дурацких, я оказался в подавляющем меньшинстве: то есть в полном одиночестве – все были против публикации.
Но о дурацкости. Пушкинское «глуповата» о свойстве поэзии, есть необходимая черта и той части прозы, которую в зависимости от отношения называют и художественной, и беллетристикой. У некоторых писателей, как, например, Ал. Н. Толстого, она составляла едва ли не самую привлекательную черту. Пожилой и важный генерал, идя объясняться после ссоры с женой, ведёт пальцем по узорам стены, а в драматическую минуту ожидания героиней известий от любимого с фронта в действии возникает мальчишка, «сопя привязывающий к палке куриную ногу» и т. д.
Возможно, и даже точно, что «глуповатость» не есть первоочередная задача «большой» литературы, но вот беда: освободившись от больших страстей, кипения идей, предвосхищений и пророчеств классики, современная русская проза взамен предложила много словесного штукарства и крайне мало житейского наполнения, веселья и грусти, словом, всего, что способно увлечь читателя, а также и развлечь. Хрестоматийный пример – «Чернильница? – хотите, завтра будет рассказ «Чернильница»? Невольно пришёл мне на ум, когда я был свидетелем, как на раздражённый вопрос саратовского коллеги, где Слаповский находит темы, Алексей Иванович с безмятежной улыбкой пососал указательный палец и продемонстрировал завистнику. Пусть будет проза всякая, и расцветает сто тысяч цветов, я говорю лишь о дефиците беззаботной, может быть, даже бесцельной прозы, радующей именно бесцельностью и беззаботностью. Нечто подобное я и заявил на тогдашней редколлегии, упомянув и Чехова. Боже, как смеялись коллеги! Не зло, не напоказ, смеялись искренне и от души: Лёшка Слаповский и – Антон Павлович?! Смеялись не над Слаповским, а надо мною, уподобившим «способного парня» классику. Этот смех объединил даже антиподов – зав. отделом публикаций, человека молодого, «продвинутого», обладавшего удивительной способностью находить контакты с самыми модными авторами, и зам. гл. редактора, бывшего обкомовского работника, сопровождающего вздох по поводу нехватки достойных текстов непременной фразою: «нам бы типа Лев Николаевича или Фёдор Михайловича романчик заполучить…»
Позже зав. отделом публикаций скажет кому-то, а мне передадут: «У нас в «Волге» Слаповский, как салом смазанный, проходит!» А зам. главного, изгнанный общим собранием из редакции, и ставший со временем деятелем местного патриотического СП, будет в компании единомышленников рассказывать про Слаповского и Боровикова, за заокеанские подачки разлагающих национальную культуру. Было это в одна тысяча девятьсот девяностом году… До этого Слаповский дважды публиковался в «Волге»: комедия «Бойтесь мемуаров!» (1988) и повесть «Искренний художник» (1988). И вот два рассказика в номере восьмом 1990 года. Как ни странно, в них видны все родовые признаки дарования Слаповского.


***
«Начните описывать конкретного человека, и сами не заметите, как у вас получится «типичный образ»; попробуйте начать с «типичного образа», и у вас получится… да ничего у вас не получится! Потому что каждый в глубине души чудак, но сидит этот чудак внутри так тихо, что зачастую ни окружающие, ни даже ты сам, о нём и не догадываются, видя лицо и слыша голос самого обыкновенного человека. Когда при мне кто-нибудь заявляет о себе как о «самом обыкновенном, честном и открытом парне», у меня тут же возникает абсолютная уверенность в том, что этот человек наделен вполне определенной и, может быть, даже ужасной, аномалией, которую необходимо скрывать, а все эти уверения в простоте, честности и открытости – лишь способ напомнить себе о своем пороке.
Нет на свете ничего типичного, ничего собирательного».
Ф.С. Фитцжеральд. Молодой богач


***
На краю жизни неожиданно открыл для себя Тургенева. Да что там открыл – влюбился.
Поясню, что неизбывный восторг у меня всегда вызывали «Записки охотника», а романы после когдатошнего молодого чтения «Отцов и детей», после филфака, одними названьями наводили тоску. Повестей кроме «Муму» и не знал. Добавляла исподволь отложившаяся в сознании слащавая репутация, вобравшая и слезливость стихотворений в прозе, и развешанные по классам и кабинетам слова о великом и могучем, и Полину Виардо, и Кармазинова…
Но вот, сподобил господь, насладившись пьесами (впрочем, «Нахлебника» я давно ценил) не могу оторваться от «Дворянского гнезда», нарочно читая помедленнее…
Не раз и раньше думал о том, что Тургенев несправедливо заслонён Достоевским и Толстым, и случайно ли, что оба с ним враждовали? И Гончаров. Один лишь из их ровни – Щедрин, по-настоящему ценил Ивана Сергеевича: «В современной русской беллетристической литературе нет ни одного писателя (за исключением немногих сверстников покойного, одновременно с ним вступивших на литературное поприще), который не имел в Тургеневе учителя и для которого произведения этого писателя не послужили отправною точкою. В современном русском обществе едва ли найдется хоть одно крупное явление, к которому Тургенев не отнесся с изумительнейшею чуткостью, которого он не попытался истолковать».


***
У Курина есть рассказ «Мясо», в юные года произведший на меня большое впечатление. Герой его, студент-медик, после анатомического театра испытывает отвращение ко всему телесному. Глядя на мощное тело атлета в спортивном зале, он видит в нем будущий труп, в гостях у любовницы испытывает отвращение от запаха жареной птицы и наконец доходит до мысли о самоубийстве, но с револьвером в руке внезапно преображается, живо ощутив, что жизнь предназначена для жизни.
Я вспомнил «Мясо», когда задался вопросом о веганстве, полностью сосредоточенном на «трупоедстве». Случайно столкнувшись с этой крайней и, что самое неприятное, организованной степенью вегетарианства, стал им интересоваться и понял, что подобно тому, как движение за женское равноправие привело к крайней агрессивности сплоченных феминисток, так, и веганство довело отказ от мяса до фанатизма. А по существу веганы дальше от природы, чем кто бы то ни было, потому что вырывают человека из пищевой цепочки земной жизни. В природе всё поедает всё, и это не имеет никакого отношения к человеческой морали.
Любовь к животным в заботе о них, а не в отказе от мяса. А в сельской жизни чаще, чем прежде, убеждаюсь в том, что мы, как часть природы, и к другим её представителям, как и к себе, не можем относиться равно. Так, не так давно, задрав голову к берёзе, я с умилением наблюдал два высунутые из скворечника орущие клюва и то и дело подлетающего к ним родителя. А вскоре в своём саду со злобой следил, как стремительные стаи скворцов со свистом и драками разоряют созревшую черешню, и жалел, что нечем пресечь их налёт.


***
Я думаю, каждого в определённом возрасте настигало резкое осознание неизбежности конца жизни. Меня в 17 лет, когда я день и ночь думал, глядя на окружающих: как вы можете смеяться, строить планы и т. д. если знаете, что умрёте?!
Потом ужас уходит, а в разные возрасты начинаешь по-разному осмысливать грядущую смерть.


***
Прежде, проходя центральными улицами Саратова, я то и дело встречал знакомых или просто видел знакомые лица незнакомых людей.
С годами их естественно становилось всё меньше, и я стал внимательнее вглядываться в немолодые встречные лица – может, просто не узнаю кого-то. И такое бывало.
Поселившись в деревне и редко попадая в город, я уже там не пропускаю ни одного старика и старуху в надежде разглядеть в морщинистых чертах некогда знакомое лицо. И в апреле видел двоих. А вчера, т. е. через три месяца, уже не встретил. Скорее всего переселились туда, где мне, слава Богу, не лежать – на новое Елшанское кладбище. У нас-то очень славный погост.


***
Здесь счастлив я, здесь я свободен,
свободен тем, что жизнь прошла…
Конст. Случевский
2020







_________________________________________

Об авторе:  СЕРГЕЙ БОРОВИКОВ 

Родился в 1947 году в Саратове. Окончил филфак Саратовского университета. Работал в журнале «Волга» и саратовских газетах. Печатается с 1971 года, автор более 600 публикаций и 20 книг. Член Союза писателей с 1977 года. Живёт в селе Багаевка Саратовской области.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
836
Опубликовано 10 сен 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ