Редактор: Иван Гобзев
Интервью Ирины Горюновой с Валерием БочковымВалерий, у тебя до последнего времени в крупнейшем российском издательстве ЭКСМО выходила персональная серия книг «Рискованные игры». Почему вдруг ты решил выпустить новый роман «Латгальский крест» в гораздо более скромном по масштабам издательстве «Арсис»? Ведь издательство ЭКСМО знают все книжные магазины в регионах и масштабы этого издательства нельзя сравнить с масштабами других издательств, кроме АСТ, конечно.Прежде всего, страшно рад беседовать именно с тобой, дорогая Ира Горюнова. Ты была моим агентом почти пять лет, мы вместе выпустили девять моих книг в Эксмо (кстати, там выходило две моих персональных серии «Опасные омуты» и «Рискованные игры»), мы участвовали в дюжине сборников, про журнальные публикации я даже и не говорю. Мне страшно жаль, что по причинам не зависящим от нас, тебе пришлось передать мои дела Ольге Аминовой и её литагентству «Фобериум». Спасибо тебе за всё и давай перейдём к делу.
Мой уход из ЭКСМО был решением не практического или рационального, а, скорее, морального толка. Звучит старомодно, но это так. Прошлой осенью в издательстве произошли «кадровые изменения», в результате из Первой редакции (современной русской прозы) ушли люди, с которыми я выпустил все девять своих книг. Крепкие профессионалы, умные, интеллигентные и воспитанные люди, которых я уважал и ценил. Которым был очень благодарен. Во многом, именно эти люди помогли мне сформироваться профессионально и стать тем, кем я стал.
Решение уйти из ЭКСМО многим кажется иррациональным, наивным и даже глупым. Но если нужно выбирать между глупостью и подлостью, то я предпочту прослыть дураком. Именно поэтому я отказался отдавать свой последний и, кстати, лучший – мнение не только моё – роман «Латгальский крест» издательству ЭКСМО.
Кстати, АСТ и ЭКСМО принадлежат одному хозяину и поэтому говорить о том, что это два игрока на книжном нашем рынке, а уж тем паче рассуждать о какой-то конкуренции между двумя издательскими монстрами просто смешно. Я убеждён, что именно отсутствие нормальной рыночной ситуации и стоит у истоков практически всех книжных бед в сегодняшней России. Подробнее об этом поговорим позже, давай уж сперва о книгах.
Почему ты решил выбрать местом действия для своего романа именно Латвию? С чем это связано?Я там родился. В военном городке при аэродроме стратегических бомбардировщиков, который базировался в двухстах километрах от Риги. Все декорации первой части «Латгальского креста» я выудил из своей памяти. Это было непросто – порой больно, но чаще сладко, иногда грустно. И старый замок, в котором разместился Дом офицеров, и часовня с подземным ходом и замурованной графиней, и озеро, и даже остров на Даугаве имеют своих близнецов в реальности.
«Латгальский крест» – не ностальгические записки и не, упаси Бог, мемуары. И не хроника. Писатель, я сейчас про прозаиков, – это сумма жизненного опыта, помноженная на интеллект. Плюс, разумеется, талант. Но именно трансформация боли, любви, страха, ненависти, опыта и знаний в художественный текст и есть, а мой взгляд, литература. Я не отношу к ней документалистику и прочую писанину репортажного характера, как бы «сильно» это не выглядело. Поставьте камеру в анатомическом музее и вы тоже получите весьма сильный материал.
Моя Латвия – страна вымышленная, хоть и основанная на реальности. Она моя на сто процентов, моя личная Латвия. Смешно, когда кто-то упрекает меня в том, что Москва-река в «Коронации зверя» течёт не в ту сторону. Это моя Москва-река и течёт она туда, куда мне нужно. Поэтому не советую использовать «Латгальский крест» в качестве справочника или гида по достопримечательностям Риги и окрестностей. Лучше купите путеводитель.
Главная сюжетная линия «Латгальского креста» - трагическая история любви, на любовном треугольнике, предательстве и психической болезни подруги главного героя Инги, которая еще к тому же является дочерью нацистского преступника. Не слишком ли много всего накручено для одной книги? Тем более, что о фашизме, отклонениях в психике и трагической любви уже столько всего написано и снято. Не страшно тебе было писать такую историю, учитывая то, что эти темы поднимались раньше и неоднократно?Конечно, страшно. Я прекрасно понимал с кем я вступаю в единоборство. С какими знаменитыми авторами и с какими мощными книгами. Именно поэтому я и готовился к моему роману почти десять лет. Первые эскизы были сделаны в рассказах «Брат моего брата», «Остров Лаури», в повести «Монтекристо».
Но «Латгальский крест» – это не вариация на тему Монтекки и Капулетти, и не история борьбы Советской власти с «лесными братьями». И не ностальгия по стране, которую мы потеряли. Я постарался поднять сюжет на уровень архетипа, моя история могла произойти в Римской империи или в сегодняшней Америке. Кстати, вторая часть книги и происходит именно сегодня. Сначала в Амстердаме, потом в Прибалтике.
И не надо бояться повтора в сюжете. Писатель вообще не имеет права чего-то бояться. Вот Шекспир не испугался использовать затасканный сюжет и написал шедевр, называется «Гамлет».
Насчёт накрученности тоже судить не мне. От читателей пока жалоб не поступало. От критиков тоже. Свою книгу хвалить дело последнее, поэтому вот цитата от критика Ольги Бугославской:
«Новый роман Валерия Бочкова представляет собой сочетание всех лучших свойств современной прозы. Он динамичный и яркий, трагический и одновременно ироничный, остросюжетный и при этом философский, мастерски выстроенный и глубокий. Автором чрезвычайно удачно выбраны место и время действия и магистральная сюжетная линия, позволяющие максимально обострить проблемы и, что называется, пустить ток по линиям высокого напряжения: военный городок в советской Прибалтике, юноша из семьи советского лётчика влюбляется в местную красавицу, чей дедушка, как выясняется, был когда-то пособником фашистов… Автор сплетает в сложный клубок множество конфликтов и сюжетных поворотов, разрабатывая при этом сразу несколько тем, главная из которых – степень самостоятельности и зависимости человека, свободы и скованности его воли и того влияния, которое грехи отцов оказывают на жизнь потомков».
Роман «Латгальский крест» стал в этом году финалистом премии Гоголя. До этого роман «К югу от Вирджинии» стал лауреатом Русской премии в 2014 г., а «Харон» - лауреатом премии им. Эрнеста Хемингуэя в 2016 г. Как ты считаешь, премии помогают открыть автора читателю и издателю? Кому больше?Премии в современной русской литературе, на мой взгляд, явление крайне негативное. Почему – сейчас отвечу. Во-первых – и это главное, никаких других критериев оценки у нас не осталось. Только премии. Именно они сигнализируют читателю, что надо читать. Во-вторых, институт литературной критики практически уничтожен. Далее – литературные журналы, которые отчасти были ориентирами в книжном море, умерли или находятся в коме.
Я не Гамлет и мы в не в Дании, но в нашем королевстве тоже всё прогнило и, кажется, уже окончательно. Возвращаюсь к теме монополии на книжном рынке: отсутствие конкуренции убивает книгу. Убивает читателя, убивает писателя. Убивает русскую литературу. В США пять издательских монстров подобных ЭКСМО-АСТ. Пять! Они дерутся за читателя, за его кошелёк, за его внимание. Стоящий писатель может выбирать, может торговаться. За хорошую рукопись издатели сражаются, писатель может получить авансом сумасшедшие деньги – да, ещё до выхода книги. В воскресной газете «Нью-Йорк Таймс» выходит книжное обозрение на тридцати страницах. С обзором новинок, критикой и рейтингами. Выходит это приложение еженедельно. Такие же обозрения выходят и в Вашингтоне, и в Чикаго, и в Лос-Анжелесе. И ещё в десятке крупных городов. Средний доход американского писателя около шестидесяти пяти тысяч ежегодно. Это при тридцати двух тысячах среднего дохода по стране.
Каким образом за тридцать лет нам удалось превратиться в полуграмотную страну, где тираж в две тысячи экземпляров считается вполне пристойным, а писателям стыдно называть вслух суммы гонораров – вопрос вовсе не риторический. Кто виноват и что делать – вопросы тоже вполне практического толка, которые тоже будут заданы.
Да, конечно, Валер, ты прав – институт критики у нас сейчас в упадке и для современной литературы, для издателя, писателя и читателя – это большой минус. Про отсутствие конкуренции и гонорары ты знал давно, еще тогда, когда только начал издаваться в России, но тебя это не остановило. Понятно, что книжный рынок России нельзя сравнивать с книжными рынками Америки и Европы. Соответственно нельзя сравнивать и доходы от продажи книг. Тем не менее, мне бы хотелось услышать взгляд со стороны человека не только творческого, но и успешного: ты видишь в этой ситуации какой-то экономический выход для авторов и издателей?
Увы, без кардинального изменения существующей системы власти никаких экономических благ писателям, равно как и издателям, ждать не стоит. Впрочем, как и всем остальным, исключая чиновников и их обслугу. И, кстати, почему это мы не можем сравнивать наш книжный рынок с Европой? В Советском Союзе выпускалось больше книг, чем в Германии и Англии на душу населения. И насколько я помню, наши правители обещали народу именно европейский уровень жизни где-то к этому году – нет?
Поэтому – мой совет писателям будет хрестоматийным: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». До лучших времён, кто сумеет дотянуть, разумеется.
В России есть и другие значимые премии «Большая книга», «Русский Букер», «Ясная Поляна», «Национальный бестселлер», «НОС». Как ты считаешь, почему жюри этих премий до сих пор не заметили другие твои романы, не пропустив их в финальные списки?Именно потому и не пропустили, что заметили. Жюри и организаторы больших премий получают деньги от власти, из Кремля – в том или ином обличье. И им не терпится выказать свою лояльность и лизнуть. Вот и лижут, причём не стесняясь. Очень традиционно и очень по-русски. Оживают герои классики, от Гоголя и Салтыкова-Щедрина, до Булгакова и Зощенко. Выглядит комично со стороны, но у этих типов честь и совесть понятия относительные: во время оглашения лонг-листа Ясной Поляны один из членов жюри (не помню фамилии, но об этом писала даже «Комсомольская Правда», так что при желании можно выяснить) потребовал исключить «Латгальский крест» из списка претендентов. Читал это член (член жюри) мою книгу? Конечно, нет. Но он знает мою фамилию, он знает, что именно я написал «Харона» и «Коронацию зверя». Книги, о которых придворный рецензент высказался очень ёмко: «Написано здорово, почти идеально, но видно сразу, что автор – враг».
Так что при нынешней власти и её окололитературной прислуге рассчитывать на шорт-листы в этих премиях с моей стороны было бы даже не наивностью, а просто идиотизмом.
Валер, давай в двух словах еще проясним пару деталей и нюансов по поводу премий. Во-первых, хотелось бы все же рассказать читателям, почему меня как агента исключили (вернее, исключил один из организаторов этой премии) из списка номинаторов премии «Национальный бестселлер». Ведь это связано именно с тобой и с твоим провокационным романом «Коронация зверя». И это при том, что я всегда старалась подавать как номинатор на эту премию разных писателей. Ты помнишь, что я тебе говорила (несколько лет назад) о том, что в следующем году собираюсь дать шанс другим авторам и выдвинуть на премию кого-то ещё. К сожалению, такой возможности мне не дали. Давай расскажем, как это случилось и почему. Ведь мы за честность в литературе, в голосовании, выборе и т. д.О, это чудесная история! Давай прояснять и рассказывать – я только за. За ясность и правду. Тебя исключил из списка номинаторов Вадик Левенталь, оргсекретарь этого самого «Нацбеста». Лицо, выполняющее чисто организационную функцию. Этот Вадик, кстати, мы знакомы лично и это добавляет истории шарма, испытывает ко мне какую-то просто классовую ненависть. Ты, мой агент, была исключена из числа номинаторов на «Нацбест», но мою книгу «Берлинская латунь» выдвинул на премию писатель Герман Садулаев. Петербуржец, приятель и земляк Вадика Левенталя. Очевидно, последний такого поворота не ожидал, он (повторюсь, техперсонал, отвечающий за соблюдение правил и регламента) опубликовал на сайте «Нацбеста» открытое письмо, в котором оскорблял меня, мою книгу, писателя Садулаева, моих издателей и моих читателей. Один из членов жюри простодушно написал, что он теперь даже боится рецензировать мой роман – вдруг ему книжка понравится. Я потребовал увольнения Левенталя с поста оргсекретаря премии «Нацбест», как ты знаешь, ничего не произошло. Разумеется, я не попал даже в шорт-лист.
В этом году уже просто не нашлось смельчаков портить отношения с Левенталем. Первый раз за пять лет я не был номинирован на эту премию.
И еще один нюанс, о котором не могу не сказать и жду твоих комментариев. Ты прекрасно знаешь моего автора Сашу Николаенко, которая в 2017 г. стала лауреатом премии «Русский Букер» за роман «Убить Бобрыкина. История одного убийства». И ты в курсе того, что до этого Сашу как писателя не знал никто, ее никто не продвигал (ни издатель, ни члены жюри, ни писатели), соответственно, в каждой премии бывают исключения из правил и таланты побеждают за счет талантов (пусть не всегда). Поэтому, я думаю, что обобщать, про честь, совесть и лояльность все же неправильно.Ира, на мой взгляд, Саша – это как раз исключение, которое подтверждает правило. К тому же за последние пять лет мы лишились и «Букера», и «Русской премии» – наград, которые спонсировались не властью, а относительно независимыми лицами и организациями. Я очень рад за Сашу, рад, что её новый роман вошёл в шорт Ясной. Саша Николаенко – добрый писатель и душевный человек, в списке её книг нет ни «Харона», ни «Коронации зверя». Поэтому членам жюри будет спокойно и совсем безопасно голосовать за неё. К тому же она талантлива.
Издающиеся российские писатели хорошо знают, что писательским трудом заработать на жизнь очень сложно, удается это единицам и то, не всегда. Тогда возникает вопрос: зачем писать книги? Ты – успешный в Америке и в Европе художник-график, дизайнер, у которого постоянно проходят персональные выставки в разных странах, это приносит тебе и славу, и деньги. Тогда объясни, почему ты тратишь столько времени и сил на такой нелегкий труд, который приносит в итоге гораздо меньше, чем можно было ожидать.Так в этом-то и весь кайф! Как писатель я совершенно независим. Свобода – действительно сладкое слово. Мне плевать на гонорары (для сравнения: ЭКСМО за одну книгу платило мне сумму, которую как художник я могу заработать за два дня), я не вхожу ни в какие литтусовки, про возню вокруг премий я уже писал. Меня не интересует конъюнктура, у меня не возникает желания подмахнуть власти. Я пишу так, как хочу. И темы выбираю сам. Как же я смеялся, когда перед моим уходом из ЭКСМО, молоденькая редакторша предложила мне совместно разрабатывать тему и сюжет нового текста. Я буду вас направлять и подсказывать, – написала она. Нет, милая Юля, уж я как-нибудь сам.
Короче, ты можешь назвать это хобби или придумать какое-нибудь ещё занятное определение. Всю жизнь я был профессиональным художником, первую мою иллюстрацию напечатали в журнале, когда я учился на втором курсе худграфа, мне не было и двадцати. Тогда же я начал делать рекламу для «Интуриста», рисовать обложки и иллюстрации для «Детской литературы» и «Советского писателя», мои картинки публиковали все мыслимые журналы, включая АПНовские, которые выходили за границей. После я выпускал свои журналы, каким-то чудесным образом стал креативным директором одного из ведущих рекламных агентств, в Америке создал свою арт-студию, начал работать с каналом «Дискавери». Участвовал в разработке многих знаменитых программ с феерическим калейдоскопом героев – от акул и собак до карликов-культуристов из Калифорнии. Да, к тому же я продолжаю выставляться. Этой зимой мои работы экспонировались в Русском музее в Питере.
На мой взгляд, именно усиленная художественная подготовка стала фундаментом и трамплином моего писательства. Писать начал я всего лет десять назад. Но пришёл я не с пустыми руками, в текстах использую весь профессиональный опыт – иллюстратора, дизайнера, художника. Как выяснилось, алгоритм творчества визуального искусства мало чем отличается от писательского. Идея, композиция, ритм, визуализация, разработка деталей с одновременным вниманием к общей картине – всё крайне похоже. К тому же я знаю, как называются краски: крап-лак, стронций, кадмий и, конечно же, ультрамарин.
Ты уже пишешь новый роман? Можешь приоткрыть завесу тайны, о чем он?Меня часто обвиняют в кровожадности, в том, что сюжеты у меня жёсткие, порой жестокие. Что герои мои страдают безмерно и я не жалею ни их, ни читателей. Да, новый текст тоже будет страшным. Но абсолютно честным. Когда у тебя неполадки с головой, ты идёшь к психоаналитику. И вы вместе начинаете копаться в прошлом, пытаясь распознать истоки проблемы. Обычно, истоки запрятаны на самом донышке, в твоём детстве. Часто они стыдные и о них не принято говорить вслух. В западной цивилизации одной из таких тем является сексуальное насилие. Вот это и есть тема новой книги. Называться она будет… Впрочем, давай пока оставим название тайной.
Ты довольно часто приезжаешь в Россию на презентации своих новых книг и встречи с читателями. Собираешься приехать и в ноябре, когда выйдет «Латгальский крест». В каких городах состоятся презентации и встречи с твоими читателями? Считаешь ли ты эти встречи необходимостью рекламировать свои книжные новинки или тебе, в первую очередь, доставляет удовольствие беседовать с теми, кто читает твои книги?
Я люблю читателя. Как подвид хомо-сапиенс. К тому же я сам читатель и моё писательское кредо достаточно просто, хотя отчасти и эгоистично: я пишу книги, которые сам бы читал с удовольствием.
Несколько лет назад мы перебрались в Вермонт. Живём в настоящем дремучем лесу. Зимой по замёрзшей реке бродят волки и воют. Летом медведи на перекатах ловят форель. Всего в километре от дома. Сто лет назад в нашей реке старатели мыли золото, можно и сейчас, но самородки уже не попадаются, лишь золотой песок. Именно в наших окрестностях рыскали краснокожие из книжек Фенимора Купера, в соседней деревне снимали знаменитый «Битлджюс», зимой сугробы достают до второго этажа, а сосульки отлично заменяют лёд в джин-тонике. У нас нет телевидения, живых людей мы видим лишь тогда, когда хотим их видеть. Пишу я каждый день по несколько часов, с утра до полудня. Когда я не пишу – физически – я думаю: на мой взгляд писательство занятие интеллектуальное и мыслительный процесс должен составлять процентов девяносто, а тюканье по клавиатуре – десять. Сюжет, над которым я работаю, постоянно находится во мне – где-то на задней горелке подсознания в том котелке что-то булькает, что-то варится. Чем бы не занимался – я рисую или могу пилить деревья (у меня три бензопилы) или колоть дрова (помимо исключительного морального удовлетворения отличная физзарядка), или париться в бане, или плавать в пруду, или просто гулять по лесу – процесс не останавливается.
Поэтому, если уж я выбираюсь в цивилизацию, то с огромной радостью восполняю дефицит общения. Тем более встречаться с читателями, которым нравятся твои книги, это почти счастье. Для писателя уж точно.
скачать dle 12.1
