ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 223 ноябрь 2024 г.
» » Алексей А. Шепелёв. ГОРОД-САД И «ЦВЕТЫ ЛЮБВИ»

Алексей А. Шепелёв. ГОРОД-САД И «ЦВЕТЫ ЛЮБВИ»



(Очерк о южных нравах)


Море, солнце, песок – обычно так себе курортный городок и представляют. Отели с бассейнами, дощатые каморки с двориком для посиделок, кафешки-шашлычки, ночные дискотеки… Но это всё особенный взгляд курортника, туриста на две-три недели, налетающего, как саранча, и вечно спешащего обратно… Мне же довелось задержаться в Анапе вот уже на три года, и впечатлений – совсем не курортных – хоть отбавляй. 
Переплетения стремлений и судеб непредсказуемые: как и в столицы, сюда стекаются ищущие новой жизни. Дерматолог открывает табачный ларёк, или наоборот – офисная работница становится ландшафтным дизайнером. Однако, не все здесь приживутся: в отличие от столиц, здесь ничего не делается для культуры. Главное и как будто даже модное занятие для молодёжи – сидеть в фастфудовской забегаловке в торговом центре, причём даже без предварительного просмотра блокбастера.
Побеседовать с людьми просто – с таксистами, водителями автобусов, шаурмистами да парикмахершами – иных профессий тут, по сути, и не сыскать… зато солнечная Анапа, в отличие от столицы, неожиданно предрасполагает к подобным беседам. Приезжают отовсюду, даже поражаешься географии: из разных мест Сибири, из Прибалтики, Греции, из Голландии даже!..
Сибиряков нам попадалось не в пример больше, чем выходцев из европейской части, но большинству из них тут не нравится: в Норильске или Красноярске их подавляло промышленное загрязнение, а здесь разочаровали климат, люди, превращение приморского оазиса в спальный район…
Однако, ещё больше, чем люди, нас с женой поразила и заинтересовала природа – яркая, изобильная природа юга (но всё же Россия!) и – типичное для жителей наших городов варварское к ней отношение.
При взгляде в окно ежедневном – какое-то странное ощущение, нечто странное видится: на парапланах вдоль линии горизонта любители проплывают, иногда такой парашютик в поле зрения – каждые пять минут! Но это даже умиротворяет взгляд, как и видимые тут же архетипически треугольные крыши гостевых домов – здесь даже на многих многоэтажках приделаны такие же навершия, что сразу же меняет вид, не то что не дающие душе секунды отдыха чудовищные коробки.
Или чайки с утра пораньше барражируют прямо перед окнами – кот наш недоумевает радикально! Настроишь взгляд и слух на ближнее: у переполненных утренних мусорных баков не голуби копошатся и воркуют, не воробьи чирикают и скачут (их здесь как-то нет вообще!) – а именно «бакланы», здоровые и жирнющие, восседают чинно или деловито потрошат пакеты.
Кстати, из невиданных для наших городских глаз пернатых тут можно встретить, к примеру, горлиц, или с голубым оплечьем соек – иногда прямо в городе порхают по веткам алычи. На пеших тропах за городом – непременно жаворонки с хохолком, на деревцах возле автозаправок – дроздики, тёмные, в блестящих, будто конфетти, фиолетовых и жёлтоватых крапинках.
На парапланах летают вдоль берега моря, представляющего тут из себя довольно крутой, высотой, наверное, с пятиэтажный дом, обрыв. Нам сюда легко пешком – только пересечь пустырь. Берег моря здесь необычный, совсем не похожий ни на песчаный пляж, ни на каменистый – здесь всё в самой что ни на есть зелёной траве! С марта-месяца покрывается всё дикими злаками, а над их волнистым ковром тут и там торчат конский щавель и лебеда – местные доминирующие сорняки. Сначала, конечно, весенние цветочки являются, низкорослые и, как и у нас, робкие, в основном на самых склонах, напоминая нашу мать-и-мачеху, но очень быстро оживает после безморозной зимы и всё вышеназванное, зелень становится какой-то неприлично яркой, растёт всё как в убыстренной съёмке. Пара недель и «лопухи» по пояс. А внизу, на нижнем ярусе – красивейшие дикие ирисы, фиолетовые и жёлтые, настоль миниатюрные и для весны неожиданные, что и не сразу разглядишь, за ними тут же гвоздичка какая-то дикая по обрыву лепится, цмин или бессмертник желтеет, а уже по дороге на гору – низкорослый чебрец, к началу лета можно собирать. По виду и по запаху вроде та же самая любимая наша травка для чая, но принюхаться – против «душицы» с тамбовских просторов совсем не то: отдаёт бензином, и в заварке тоже, чаще всего бабуси и продают этот подвид незадачливым туристам. Но главное, с самой весны здесь можно на каждом шагу сорвать, растерев в руках её листья, особой приморской полыни – низенькой, с совсем не горьким, а тонким и сложным, напоминающим парфюмерную композицию, ароматом. Есть и ещё два вида полыни – та, наверное, что называется лимонной, её мало, ну и наша горькая, которой много, так что уже в начале лета вся эта травища (плюс ещё устрашающий своими размерами и видом чертополох и занесённая, как и упомянутый чебрец, в Красную книгу белладонна) стоит тут в рост человека. В этих зарослях сорняка кустиками и группами мелькает дикая мальва – так называемая лесная, с лиловыми цветками и приятным запахом, так что их тоже можно в чай добавлять – в горячей воде цветки становятся прозрачными, как будто медузы, и ещё другая мальва, тоже дикая, но с жёлтыми цветочками покрупней, похожая на обычную. А в мае здесь и на подступах к горе цветёт буйным цветом неизвестное мне растение – своей белизной и необычайным запахом оно напоминает и как бы замещает… черёмуху! Это, правда, куст такой травянистый, выглядит как зонт из белых цветочков, иногда диаметром больше метра, так что их издалека видно, как будто выводок ежей каких-то гигантских ползёт в гору, а начинаешь подходить – льётся по земле сладковатый дух, но всё же не черёмушный лёгко-восторженный, а прилипчиво-приторный.
Особенно непривычно, что в самом начале весны не только жёлтенькие первоцветы торчат повсюду, а красные и синеватые меленькие цветочки – яркие. А уж к июню заполоняют все оставшиеся дикими обочины, луга и склоны целые поляны маков – красотища, да и только!
Обрисованный берег, неведомый большинству туристов, да, видимо, многим и из самих аборигенов, тянется вдоль грунтовой дороги на гору, на село Супсех. Условной границей этой природной дикости, шириной всего метров тридцать, служит как раз дорога, по коей часто ездят на машинах, гоняют на квадроциклах, а то и бесстрашно с кручи на великах несутся. С другой же стороны от дороги находятся недавно появившиеся улочки (с названием вроде Платановая, Камышовая – кругом, конечно, ни единого платана, а камышей, судя по всему, теперь ещё долго не будет!) со строящимися коттеджами и даже виллами. Самая приметная тут «Виллориба», чтоб москвичам и тамбовчанам было понятно, ничем, наверное, не уступает Асеевской усадьбе или чуть поскромнее и помельче масштабом Пашковского дома. Тут можно балы на весь свет задавать или приличную галерею разместить, но в наше время вряд ли и тень чего-то подобного промелькнёт – когда «со всей губернии кареты съезжаются». У её ворот можно иногда увидеть несколько авто с примечательными номерами: 001, 002 и т.д. до 007. (Но это ещё что – подумаешь там, Джеймс Бонд ютится по суседству! Неоднократно я наблюдал в Анапе, причём на описанных обеих квартирах, странноватое, чуть ли не мистическое явление, когда утром или вечером глянешь в окно, и вдруг понимаешь, что все машины, припаркованные вокруг, – одного цвета! Чаще всего белые, иногда красные. Допустим, 23 белых и пару сероватых!) Вообще вся эта территория, как говорят, была некрополем античного полиса Горгиппия, гораздо большим, чем сам город, и, судя по всему, пустовала всю нашу эру и под тотальную застройку попала лишь года три назад. Грунтовка тоже странная, усыпанная круглыми каменьями, явно из местной морской гальки, а в иных местах можно отчётливо различить маленькие участки мощёные – возможно, древняя дорога, да хотя бы и XIX века, о которой, впрочем, в местных музеях не сказано ни слова.
Сама гора, носящая, кстати, поэтическое название Экономическая, хотя она в Анапе видна практически отовсюду, с этого ракурса наиболее живописна, особенно, если вам повезёт, как однажды мне, увидеть её вершины в клубах похожего на приземляющиеся облака молочного тумана… Если забраться довольно высоко пешком – вид почти как с вертолёта: как на ладони весь город, раскинувшийся внизу на выступе в море. Здесь есть отличное место для купания, называемое в народе «1000 ступеней». Ступеней действительно много сотен, и металлическая лестница на совесть оборудована – видимо, каким-то частным лицом (поговаривают, вилла что напротив – дача Пугачёвой), поскольку казённая лестница – деревянный шаткий спуск на неофициальный, но популярный пляж на Высоком берегу, а также развалившиеся раздевалки на нём – всем хорошо знакомы. Довольно высоко на Лысой горе (другое её название), в заросшей кустарником расселине ютится сельское кладбище – для местных широт картина привычная, а для равнинных обитателей вид всё же весьма неожиданный. Посёлок, в духе типичного южного пейзажа, взбирается на гору, сам же город, отсюда хорошо видно, стоит в некоей округлой неглубокой впадине, напоминающей спутниковую тарелку, окаймлённый на полгоризонта синеющими в дымке горами – начало Кавказа, а с другой стороны – блистающей на солнце морской синевой. Отсюда же можно разглядеть некоторые выдающиеся постройки в долине – опять не только коттеджи и домики всех мастей, а например… средневековый замок! В натуральную величину, из серого такого тёса. Мы даже сначала подумали, что это и есть Рыцарский замок для шоу, рекламируемый каждым плакатом на каждой остановке. Но побывали как-то в зарослях у этого туристского «замка» – куда там: невысокие стены, на которые налеплены убогие декоративные «булыжные» плитки, в каждой по несколько дырок с шурупом!.. А тут – эстетика, настоящий монументализм-феодализм.

Но главное – море. Подходишь к обрыву – сразу порывистый ветер в лицо. Иногда тёплый, почти горячий, но сильный. В шторм – просто неимоверный, буквально сногсшибательный, едва можно дышать. Иногда, как ни странно, он дует в сторону моря, а не наоборот. Морская стихия бушует – допустим, в декабре – отрада! Брызги не долетают, но – запах, пена, шум какой! (В зимнее время, пока не перекрыли всё саундтреки урбанизма, как было слышно этот рокот дома – особенно по утрам!) Морская тишь и гладь зимой – январь, допустим – свинцово и сурово: как будто только что замёрзшая у нас река иль озеро. (Надо мной смеётся Аня, что я постоянно сравниваю такую зимнюю морскую гладь с заснеженными полями родной Сосновки – эх, взять бы лыжи и погнать за горизонт!) А летом совсем другая гладь – вода прозрачная у кромки берега, отлично видно сверху прибрежное скалистое дно, как будто из плитки кафельной косые ряды выложены. И цвет такой на солнце почти открыточный, светлый циан, и тут же водоросли, медузы как грибы. Чайки над головой носятся, ещё какая-то птичка интересная – парит над обрывом, зависая на месте без взмахов крыльями! Зубьями пилы торчат из обрыва углы каменных плит, на каменистом почти отвесном склоне колышутся камыши, сеть виднеется длиннющая, моторка вдалеке режет гладь – как будто жук-водомер. Кораблей здесь обычно не было, но в этом году (2017) показался у берега чуть ли не самый огромный в мире трубоукладчик (на коий как раз президент десантировался из вертолёта), действительно нехилый, и около него несколько обычных корабликов, которые потом всё лето у берегов курсировали. Вдалеке на горизонте голубеют в прозрачной лазурной ясности горы перешейка Тамани…
Всё вроде бы прекрасно, но вообще-то подойти к обрыву и полюбоваться всеми этими красотами весьма непросто и, как сказали бы по-деревенски, гребостно. Виной тому опять же так называемые следы так называемой человеческой деятельности. А вернее, специфического местного отдыха. Приехать на машине пожарить шашлыки здесь, оглашая округу шансоном и пьяным гоготом, и не убрать за собой бутылки и баклажки – это ещё что, цветочки. Из коттеджа или даже виллы сгрести сюда строительный хлам или выбросить мебель (как и специально привезти мусор и свалить его с другой стороны дороги, чтобы улучшить вид на гору и посёлок) – тоже ничего, терпимо. Тут ещё чище – в противоположном, конечно, смысле – развлечения: приехать на машине полюбоваться морем. Причём такой заезд прокатан через каждые метров пятьдесят, и на каждом таком пятачке постоянно стоит авто, по выходным особенный аншлаг – просто нигде не подойти к обрыву.
Да и когда походишь – всегда (подчёркиваю: всегда!) буквально утопаешь в артефактах активного отдыха. Судя по обилию сих артефактов, и тому, что среди них преобладают даже не бутылки, объедки и баклажки, а презервативы и влажные салфетки, в массовом порядке сюда стекаются не просто любоваться, а этим любованием вдохновляться на самое элементарное прелюбодейство. Даже стоны порой из машин раздаются. Дело не моё, и не твоё, ничьё вообще, но едва ли не самый красивый берег загажен, засран до полного неприличия! Буквально некуда ступить – какие цветочки, какое море! – здесь весь ассортимент аптеки под ногами! Стаканчики с буквой «М» – прогресс: глобализированная забегаловка не так давно открылась, пусть и на другом конце города. И весь этот брег – километра два до самой горы – в таком же состоянии. А люди всё равно идут и едут – кто с детьми, кто бегать тут пытается, кто с камерой возится, направляя её поверх подножного изобилия и как-то между автомашин гигантских.
А ведь только ступишь на луг – сразу другой воздух: насыщенный запахами, естественный, приятный, успокаивающий, потрескиванье насекомых… На каждой былинке – меленькие белые улиточки, а уж на прибрежных травах – вообще осыпные, своим недолгим хрупким бытием поддерживающие вековечный круговорот известняка. Обычно «в полях» и не так жарко: это асфальт и бетон нагреваются, но всё равно крайне редко бывает, чтобы тут, как у нас в лугах и лощинках, вечером от земли шла прохлада. В знойные дни здесь и ночью – как ни странно! – ни ветерка, раскалённый стоячий воздух, часто ещё подкрепляемый неделями горящей мусорной свалкой. Но всё же «в полях» лучше, не так удушающе.
 «Эх, телка бы сюда запустить!..» – как прирождённый деревенщик всё вздыхаю я, проходя по полю. Иронизирую, конечно, но вообще и то правда: такие угодья пропадают, травища сочнейшая, дикий овёс, к середине лета ковыль даже – почти что гоголевская степь, хотя бы «филиал», а вокруг, во всём городе, ни единого телка – крокодиловая ферма есть, а более привычную живность детишки, наверное, по картинкам изучают: все живут лишь сезонной сдачей жилья.
Осенью постепенно картина меняется – другие травы выбиваются, высоченные, к примеру, что-то вроде нашего львиного зева, но метровой высоты. Обычная аптечная ромашка, зверобой – редкость, но есть их двойники – ромашкообразные цветочки, по-осеннему жёлтые или светло-фиолетовые. Из низеньких – дикий лён, и не в синий тон, а тоже такой слабо-лиловатый. Постепенно всё жухнет, но и всю зиму колышутся за окном высохшие травы…
Небольшая полоска у церкви (она видна у нас из окна балкона - всего каких-то полстотни метров), временно оставленная в покое, также мгновенно заросла гигантских размеров невиданными растениями. И тоже какой тут неурбанистский запах, как приятно это созерцать! Много ли где увидишь, тем более, в черте города, к примеру, синеголовник – и наберёшь для экибаны его колючих веток с оперёнными синим шариками? А тут – в рост человека – красотища! Но для человека его собственный рост не в пример дороже: травка должна быть по щиколотку, по протектор кроссовка или по самый нижайший краешек машинной шины – как будто не детина он и царь природы, а жучок какой-то, что может в них заблудиться! Для него это всё называется «бесхозность», «баг» в программе «развития», и едва только трава повылезет, сразу начинается периодическая санобработка. И не косой, как раньше, а будто бензопилой в содружестве с тем же перфоратором! Свалка и помойка кругом, здесь же – вечно растащенный ветрищем мусор, непременные выбросы питомцев, неизбывно раскрошенная человеком всякая гадость – это ладно, это в порядке вещей, а самопроизвольно растущие травы – криминал, островок неподконтрольной, непокорённой природы, по недосмотру не подклонившейся пока под плевки, протезы-протекторы и собачьи экскременты.
Забыл ещё актуальное из растительного. Вблизи новостроек, когда счищен верхний слой почвы, первым делом заполоняет всё, как у нас «красная трава», крапива или «американка», местный сорняк, как будто в насмешку именуемый амброзией. Да и повсюду он растёт – эти неведомые листочки, по весне весьма смахивающие на морковные, я даже срывал и, растирая, нюхал, чуть ли не на вкус пробовал. Оказалось – сильнейший аллерген, о наличие коего подле детских площадок постоянно пишут на сетевых форумах. Два года, она не практически цвела, а на третий расцвела повсеместно. Аня этой невероятно изматывающей аллергией два месяца мучилась (другое название «сенная лихорадка» – не шутка вообще-то), а дальше последовали аллергический бронхит, отёк Квинке – всё, с чем к нашей провинциальной медицине лучше и не обращаться.
Даже не ирония, а дебилизм ситуации в том, что идёшь по городу – август-месяц, вся обычная трава-мурава под ноль выкошена, сожжена солнцем, и только мясистые зелёные кусты с созревающими гроздьями никто почему-то не трогает. Из походов «по полям» видно, что на обычном здешнем разнотравье амброзии никак не пробиться, и только перевёрнутый грунт стройплощадок или хозяйственных работ в городе сразу зарастает исключительно этим опаснейшим сорняком из списка карантинных растений.
Пусть и через четыре года – будет ли здесь цвести город-сад? Сомневаюсь. Даже если иметь в виду не роскошный образ из речёвки Маяковского, но за весь ХХ век оставшуюся почитай лишь на бумаге современную градостроительную концепцию. Церковь будет – и это поражает – как и темпы и особенности её возведения: величественная, длинная, как корабль, белостенная, увенчанная уже, как парусами, золотыми главами, – но вокруг этого чудесного корабля – не море, не облака, не поле, не зелёный городок курортный, а серо-бетонные каменные глыбы. Вечное разбитое корыто и неизбывные нереализованные амбиции – пусть и «у самого синего моря». В пейзаже ни капли синего, его даже трудно представить, да и зелёного уже мало – нагнали шлака, то ли дорогу затевая, то ли просто забетонировать полпустыря…
Да и вообще народ, как и в других городах, пошёл неадекватный, как будто в облике его последствия недавней войны запечатлелись, не столько физически, сколько нравственно искорёжив. Война эта за цивилизацию так называемую, с её красотами и удобствами, раз такова она, что попишешь, в представлении наших рьяных граждан: вокруг дома и так куда ни обернись – восемь штук этих гигантских Г-образных кранов, под ними чертоги мрачные, и днём и ночью скрежет, сверлёж, долбёж, сверкает сварка, пятиэтажки только что возведённые объявляются самостроем, с трудом и грохотом выкорчёвываются – лишь для того, чтобы на их месте загремела стройка двадцатиэтажных монстров… Свет прожекторов прямо в наши окна, грохот, круглосуточный «день бульдозериста». «За три месяца подняли!» – хвастаются строители – из тех, кто может по-русски. Бутылки и объедки (остатки прокисшего плова, тюбики от острого кетчупа) вываливаются иноземными работягами за десять метров за забором, в аккурат на дорогу к морю. С рёвом моторной лодки выкашивают ревностно каждую волосинку, каждый квадратный метр нескончаемо бетонируют. А на горизонте справа гнилыми зубами торчат дома пустые, зияющие чёрными окнами – пару лет назад внезапно брошенные…
Макростройка и макропомойка отражаются в микромасшатабе: квартирные сверлёжные работы – святейшее из дел, от коего продыху не жди: и в самые страстные дни, и на Пасху, и 1 января с утра! Приходилось мельком внутрь чертогов заглядывать: коридоры в зеркалах в позлащённых рамах, лепнина, барные стойки, колонны какие-то куцые – нечто среднее между двухэтажным самоваром и десятиэтажным тортом в розанах! – даже не бидермейер уже и мещанство, а нечто гиперзапредельное. «Опа! Анапа» – на максимальной громкости и раз пятьдесят подряд. От берушей болят уши, как в акваланге каком постоянно, от слоистых их втулок-ёлочек уже ушные каналы сделались ступенчатыми! Ругаться, умолять, взывать к диалогу и разуму, угрожать – бесполезно. Были тут соседи и с юридическими, даже полицейскими подвязами – «мне пофиг», «имею право», захлопнутая с нарочитым ударом железная дверь, и опять начинают гордыкать. Словно единственная устоявшая в социальных бурях идея-фикс, которая всех объединяет, – захват территории и любыми средствами форсированная подготовка к предполагаемой «будущей жизни».
Христианство, марксизм, коммунизм, все виды гуманизма и все богатства культуры – всё вкатать в асфальт, как будто слои геологических эпох, забетонировать, а сверху – не что иное, как уже газует колоссальный джип с маленьким в нём, как в каком-то луноходе, повелителем-индивидом, или тот же индивидик, как космодесантник, наизготовку с перфоратором. Настоящий монумент, «инсталляция» – идол идиллии цивилизации! Джип – воплощение «мечты о свободе» – можно быстро перемещаться, не теряя достоинства и веса, наоборот приобретая, да ещё молодок привлекая: полюбоваться на закат, осыпать колонизируемую планету «цветами любви». Все улицы, очень узкие, запружены машинами – в любое время суток в любом месте города-курорта только гарь глотать. И каждая пятая в потоке или пробке бибика – здоровый, подчас без преувеличения с маршрутку, джипище – привлечённые кредитом, их массово скупают едва ли не с детсадовских ползунков, так что на каждого анапского жителя приходится по машине. Рэпак имбецильный вжарить на всех децибелах на всю окрестную ивановскую, девушку из лужи окатить – скорее, уже не исключения, а правила, rules – то, что сидит в башке и рулит.
Перфоратор – орудие переустройства мира, не молоток уже, не серп, залог семейного поощрения главы семейства, вольному лэндроверству противовес. А не сложилось с тачками и тёлками, с одной женой негодной – есть сублимация – ударная машина! Доступно это чудо-юдо техники каждому: «самый китайский» и  по акции – всего-то пару тысяч! И чем более инструмент дешёвый и хлипкий, тем дольше и непрофессиональнее долбёж и вжикание.
 
А здесь, у моря… Под обрывом в одном месте, как стрижи, поселились… бомжи! Там будочка из деревяшек сколочена, землянка под ней вырыта и даже верёвки какие-то, чтоб не сорваться, по откосу тянутся. И всё как раз напротив новой строящейся виллы – воистину контрасты! Мы уж задумывались себе такую же вырыть, но мегаджипинг и тотальная помойка и над обрывом не дадут приткнуться. К тому же – ветер…
«Цветы любви»! – шучу я не без горькости, пытаясь отвлечь и развлечь чуткую к таким вещам жену Аню. И продолжаю: «Вот делают же всякие инсталляции, картины всяческие якобы необычные составляют кто из чего может… Тут можно столько «цветов любви» использованных набрать – ну, или от них фантиков – прославишься точно в актуальном искусстве монументальным полотном!»
Но сами мы отходим к другой стороне обочины и набираем там великолепные – хотя подчас и пыльные от специально газующих по грунтовке машин – букеты настоящих цветов.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 363
Опубликовано 27 июл 2019

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ