Родился в 1984 году в Киеве. В 2005 году окончил Дамасский институт (Сирия) по специальности «арабский язык и литература». В 2005 году окончил Киевский национальный университет им. Тараса Шевченко по специальности «арабский язык и литература». Живет в Киеве. В 2011 году вошел в лонг-лист премии «Дебют» в номинации «малая проза» с циклом рассказов «Теперь все можно рассказать». В 2012 году стал лауреатом специального кино-приза премии «Дебют» за цикл рассказов «Танцы со свиньями». В 2014 году Максим Матковский стал лауреатом премии «Дебют» с романом «Попугай в медвежьей берлоге». С этим же романом стал лауреатом «Русской Премии». Финалист премии «Лицей» с циклом стихов, 2018 год. Лауреат премии им. Паустовского, лауреат премии им. Бабеля и прочих маленьких и больших премий. Печатался в журналах «Радуга», «Москва», «Знамя», «Октябрь». С Максимом Матковским беседовала Елена Мордовина.Е.М. Максим, в киевском издательстве «Каяла» только что вышел сборник рассказов «Пиво, женщины и другие проблемы». Это первая книга, которая издана здесь? Мне известно, что твои книги выходили в «Эксмо», в других российских издательствах. А что Киев?М.М. До этого в Киеве у меня выходил цикл стихов «Нож» в 2015 году. И всё. В Киеве я не популярный автор. Это мой город, это город, про который я люблю писать, но моего читателя здесь нет. Практически нет. Если я организую вечер, ко мне придут несовершеннолетние с суицидальными наклонностями, женщины, влюблённые в инопланетян, и несколько городских сумасшедших. Придут и обычные люди, но придут они лишь потому, что мой вечер – это хороший повод выпить и немного провести время за чем-то необычным, поглазеть, как один придурок надрывает глотку для других придурков. Вдали от жён. Это ад, который мне нравится. Который нравится мне и моему читателю. Если ты любишь восставших мертвецов, инопланетян, удар молнии в темечко, кровь сатаны и ночную поездку на пятом призрачном троллейбусе по Белецкой – ты мой читатель. И я люблю тебя. Если же не любишь – ты всё равно мой читатель, я не удалю тебя из клиентской базы, не переживай, но звонить буду гораздо реже. Алло, вы не туда попали. С Киевом у меня в литературном плане не сложилось. Это факт. В Москве и других городах России мне удавалось собирать полные залы. А в Украине – нет. Мой читатель живёт в России. Мой читатель живёт в Харькове. Но и там я ничего не соберу. К каждому читателю из Украины я отношусь трепетно. Как к удивительному цветку посреди поля ненависти.
Е.М. Если честно, то какое-то время я даже не знала, что автор Максим Матковский (чье имя уже мелькало в связи с «Дебютом» и проч.), живет в Киеве. Один весьма уважаемый писатель однажды спросил у меня, знаю ли я такого киевского писателя – Максима Матковского. Слышала, говорю, но лично никогда не встречалась. Познакомились мы не так давно. Ты принципиально не тусуешься в киевских литературных сообществах? Или просто так, не приходилось? Или виртуальный мир и виртуальное литературное общение сейчас гораздо важнее и значимее реального?М.М. Киев меня всю жизнь отторгал. Как занозу. Интернат. Дебильная высокомерная гимназия номер 1. В университете я не смог себя найти. И далее. Я всегда чувствовал себя лишним в этом городе. У меня смешанные чувства к этому городу. Это мой город. Я здесь родился. Я знаю каждую улицу. На одной улице я смеялся, на другой получал по морде, а на бульваре Шевченко я целовался много раз, а на Нивках я становился буддистом, сатанистом и менеджером региональных продаж, и даже пытался заниматься фехтованием. Но этот город я никогда не смог полюбить. Мне всегда было некомфортно здесь жить. Не знаю, с чем это связано. Как можно полюбить Киев, если ты видел его во время затяжного дождя? Загадка. Но дело не в любви. Дело в том, что киевская литературная тусовка всегда вращается вокруг каких-то авторитетов, которые на слуху в узких кругах, а если не авторитетов, то просто тех, у кого есть помещение и выпивка, где можно посидеть и выпить. И пожрать. Да, пожрать и хорошо выпить. А если она не вращалась вокруг этого всего – то поэты горели от своей бездарности, пытаясь выдать её за сумасшествие и причастность к сучукрлиту и битникам. Не было у нас харьковской непосредственности, если вы понимаете, о чём я здесь толкую. Всё какое-то надменное, в очках без оправы, старики с бокалами вина, которым смерть запретила ходить в туалет, и приторное откровение. Покорители столицы со своими виршами про секс, войну и деревню. Однако имена появлялись и исчезали. Думаю, литература была для людей бабушкиным шкафом, в который они забивались и прятались, когда в их дом лезла большая волосатая рука взрослой жизни. И мы все прятались в этом шкафу. И я. Но надо иметь мужество вылезти из шкафа и продолжать заниматься литературой, даже если та самая волосатая чесночная рука сжала тебя так крепко, что дерьмо из ушей полезло. Сейчас же литературная тусовка Киева представляется мне несчастным рыбацким судёнышком, которое разорвала торпеда подлодки, кто-то что-то пытается организовывать. Но выглядит это жалко. Либо же прячут морды в литературных салонах, где много важничают и пьют вино чуть подороже, чем портвейн в бумажном пакете. Но это не имеет значения для литературы. Сейчас в Киеве литературы нет. Вообще. Она умерла. А то, что живо – пусть лучше поскорей умрёт. У этих людей можно запросто выдернуть из-под ног литературу и постелить ковёр из счастливой жизни. Они ничего не заметят. Литература – про отчаяние и одиночество. Пусть будет смешно. Пусть будет страшно. Это билет в один конец. Это увлекательно. Это странно. А не про то, как кто-то имел успех, читая что-то перед кем-то. Или как какая-то сволочь пила вино с Жаданом, Андруховичем, а ты нет. Или как сволочь поехала на дачу к учредителю премии и там читала стихи, это всё не про это.
Е.М. Ну вот, теперь я имела счастье ознакомиться с твоими рассказами, и что хочу сказать… поначалу кажется, что окрестности метро «Нивки», «Святошино» и «Берестейская» – это весь твой ареал. Казалось бы, довольно замкнутый мирок. Но при этом, в нем достаточно точно и полно отражается весь Киев – огромный мегаполис со всеми его страстями и проблемами. Ты не хотел бы выйти за пределы своего ареала? Или не считаешь это нужным?М.М. Выходил уже. Действия моего романа «Попугай в медвежьей берлоге» происходят в Сирии, декорациями к повести «Господи, хорошо-то как!» послужила столица непризнанной ПМР Тирасполь. Мне тяжело писать в Киеве не про Киев, тяжело писать в Дамаске не про Дамаск. Тяжело писать про зиму летом.
Е.М. Судя по твоим рассказам, Киев населен массой безвольных людей, зомби, сектантами, женщинами с низкой социальной ответственностью и человеческими овощами. Не кажется ли тебе, что именно поэтому киевляне, в целом, народ весьма управляемый и зависимый от чужого мнения?М.М. Киевлянин – это закрытый человек, который боится, что его ограбят, обманут, придут к нему в гости и объедят. Думаю, это защитная реакция на приезжих. Не дай бог влюбиться в приезжую – наступит морок, крамола. Но киевлянин скорее не управляемый человек, он просто скучающий человек, который ждёт того, кто возьмёт его за руку и скажет: «Расслабься. Повеселись. Жизнь – это не только каштаны, Троещина и Днепр. Жизнь это нечто другое. А что другое? Я тебе покажу!».
Е.М. И еще один мир, который открылся мне при прочтении этой книги. Феномен одинокого молодого мужчины в мегаполисе. Я после этого еще неделю ездила по городу, по-новому разглядывая молодых мужчин, с виду успешных, интересных – глядя на которых раньше, всегда думала: вот красавчик, все у него хорошо, работа, девушка или жена, перспективы, жизнь только начинается – и тут открылась бездна. Оказывается, не все так просто. И наличие небольшой, но своей квартирки и работы – оказывается, не гарантия благополучной молодости и счастья. Насколько, ты думаешь, типичны твои истории? И какое соотношение в них выдуманного и реального?М.М. Это все истории про меня. Я сейчас заблудился во всём. Но думаю, я не типичный киевский мужчина. Да и никто тебе не даст гарантии. Какие гарантии благополучной молодости и счастья ты хочешь видеть? Гарантий вообще не существует. Тебя обманут и предадут. На каждом шагу. Никто не даст тебе гарантий. Ты сам себе гарантия. Главная задача сейчас не сойти с ума. А если и сойти – то понять это и простить.
Е.М. Вопрос, о котором я тебя уже предупреждала. У тебя было время обдумать. Пивной бог, «пенистое божество»… он постоянно присутствует на страницах книги и освящает бытие твоего героя. Собираешься ли ты основать секту поклонников пенистого божества или все-таки ограничишься скромным званием жреца (зачеркнуто) литератора?М.М. Было бы здорово открыть подобный бар. Где бы чтили и поклонялись хмельному идолу по всем правилам. И если бы кто-то в подобном месте назвал пиво «пивком», его бы оттуда изгнали и отлучили от пенистого ордена. Готов быть арт-директором такого заведения.
Е.М. Еще одна мысль неотступно преследовала меня. Насколько тяжело быть девушкой твоего героя. Твой герой постоянно смотрит «налево», сканирует всех баб в пивном баре, бегает трахать соседку, пока жена выходит в магазин, вместо построения конструктивного диалога – отрыгивает в ответ на вопрос и т. д. и т. п. Если ты в чем-то схож (а в этом я не сомневаюсь) со своим героем, да еще даешь девушке читать свои рассказы – ей, наверное, тяжело продержаться с тобой и не сорваться?М.М. На самом деле, я спокойный и слишком добрый человек. Тяжело понять разницу между святым и лохом. Но что поделать, когда-то придётся эту разницу обнаружить. Однако я убеждён, что пишу художественную литературу. И мой герой, дай бог, намного хуже, чем я. Хочется в это верить. Хочется писать не про себя. Не предугадывать свою судьбу с помощью текста. Но сейчас не получается. Всё, про что я писал – со мной сбывается. И от второго романа «Секретное море» есть негативные последствия. И от рассказов. Конечно, тяжело быть рядом со мной. Но ещё тяжелей быть без меня.
Е.М. Поскольку мы коснулись личной темы. Не знаю, насколько уместно раскрывать в интервью твои личные обстоятельства. Но, собственно, ты в полной мере раскрыл их в своих произведениях. Насколько творчество помогает пережить сложные моменты жизни? Является ли для тебя творчество терапией? И что в большей степени – поэзия или проза?М.М. Про это уже говорили до меня и говорили лучше. Дословно не помню, но Буковски, кажется, сказал, что пишет для того, чтобы распознать все свои проколы в прошлом. Понять, в какие ловушки он попадал и как из них выбирался.
Е.М. Кроме всего прочего, ты еще и поэт замечательный. Проза и поэзия – как ты решаешь, что – куда, какие-то импульсы заставляют тебя писать стихи, какие-то – прозаическое произведение. Как это происходит? Как ты «сортируешь» вдохновение?М.М. Проза – это работа. Большая работа. Особенно роман. У меня есть три романа, которые я не смог закончить, и от этого очень больно. А поэзия – возможность покричать. Почитать со сцены. Рассмешить, озадачить. Или получить дозу лайков, чтобы познакомиться с не слишком сумасшедшей, не слишком толстой и не слишком старой дамочкой.
Е.М. Ты специалист по арабскому языку и литературе. Работаешь ли сейчас по специальности? В какой области применяешь свои знания? Не планируешь ли заняться художественным переводом восточных авторов?М.М. На данный момент я занят переводом марокканского автора Мохаммада Шукри, роман «Голый хлеб», этот роман запрещен во многих арабских странах. О бедности, ненависти к родителям, богу, о наркотиках, о пьянстве и взрослении. О многих темах, о которых не принято говорить в арабском мире. Он не круче «Пропасти во ржи», но рядом. Сейчас я работаю на арабском деске в финансовой компании. Я агент. Безликий голос из телефонной трубки. Мой любимый клиент – тот, кто никогда не отвечает на вызов. Обожаю его. Дай бог ему здоровья!
скачать dle 12.1