Зарисовки***
Заглянул с утра в зеркало.
– А борода-то седеет, – сказал бес и, не имея сил терпеть предвкушение, радостно задергал хвостиком.
***
– Папа, как в прошлом году больше не делай!!
– А что я сделал в прошлом году?
– Дед Мороз принес подарки, а ты выдал их за свои. Дари сам, отдельно!
***
Зашел в японский ресторанчик. Атмосфера, татами, полумрак. Заказал и саке. Двести. Предвкушаю. Приносят этакий малюсенький кувшинчик. Сразу понял: обманывают, за дурака держат. Как бы мимоходом интересуюсь:
– Это сто или двести?
– Это соевый соус, гражданин.
***
Ходили с мужиками в бани. В Ржевские. Хотя входы в мужское и женское отделения там разнесены и спутать невозможно, у меня случайно получилось. Случайно!
Что тут началось... Крик, шум... Я думал – от радости. Оказалось – бранятся. В том смысле, что "куда вы лезете, сударь, и поди вон, козлина!" Мочалки летят, шайки, веники.
– В 21-м веке, – говорю им, – расовая и гендерная сегрегация, бабоньки, в общественных местах – это скотство! Вы ж посмотрите на себя с духовной высоты: сплошная пропаганда гомосексуального досуга и всякого бэдээсэма. Содом и Гоморра. Я же к вам пришёл, как Лот к невинным дочерям своим. Айдате за мной, у меня есть холодное пиво.
Тут из парилки выскочила некрасовская дама, в буденовке, но без лошади, выхватила дохлого леща из рук моих и им же вытолкала меня вон.
Голое средневековье.
Одна только не кричала, стояла в мыльной пене и смотрела, ласково так, чистая Афродита...
***
У входа в метро на асфальте лежит женщина. Тело её сведено судорогами. В монотонном припадке она твердит:
– эйвон эйвон эйвон эйвон эйвон...
Все идут мимо. Редко кто нагнется и возьмёт каталог из её скрученных холодом и безумием рук.
***
Сижу в библиотеке, один, работаю, никто не мешает. Экскурсия вдруг – школьники. Администратор водит их и рассказывает:
– Это читальный зал. Кстати, здесь у нас Александр Александрович, настоящий живой писатель, сидит и пишет прямо сейчас.
Смотрят скептически. Достаю стакан и бутылку водки, ставлю перед собой. Я всегда беру в библиотеку стакан и бутылку водки. Смотрим друг на друга. Я на них, они на меня. Молчим. Одна девочка не выдерживает тяжести молчания:
– А про что вы пишете?
– Про проституток, девочка. И про Россию. Про Россию и про проституток. Роман.
Открываю водку.
– Пойдёмте дальше, дети. У нас тут, кстати, есть настоящий живой кот Кузя и рыбки. Пойдёмте посмотрим Кузю и рыбок.
Уходят.
***
– Я так вижу, ты меня вовсе не любишь и тем причиняешь мне страдание, – приговаривала Оленька, аккуратно отрезая ласкавшие ее пальцы Павла Аркадьевича и выкладывая из них неприличное слово. – Наверное, ты меня даже ненавидишь.
***
Ехал в метро и рассматривал витиеватый шрам на лбу сидящего человека. Шрам манил своей таинственностью, словно предлагал разгадать себя. Кто ж тебя так приложил, чей след ты понесёшь всюду и до конца? Какой Родион Романыч так и остался тварью дрожащей, не дойдя до Бога, споткнувшись в двух шагах у самых ног его?
Тут я заметил, что рядом стоит девушка и тоже рассматривает этот шрам. И она тоже заметила. И мы стояли, поражённые этой внезапной мистической связью. Может быть, и нужен был этот шрам, только чтобы найти нас, соединить, повернуть наши жизни.... я повернулся, чтобы заговорить, но мужчина встал, вышел из вагона, и мистическая связь исчезла.
***
– А муза у вас есть? – спросила меня незнакомая девушка на одном из вечеров.
– Нету музы.
– Как же вы пишете без музы?!
Действительно. Я задумался, стал перебирать в памяти знакомых и не очень знакомых авторов – с музой они пишут или не с музой...
Многие пишут, разговаривая с котом, от имени кота. За некоторых пишет кот. Один поэт пишет вместе с таксой. Кажется, сукой. Встречаются рыбки-гуппи и белые крысы.
Сальвадор Дали писал с муравьедом.
"Это и есть музы", – догадался я и завёл сколопендру.
Сколопендра стала смеяться надо мной, сказала, что это дешевое эпигонство то ли под Кафку, то ли под Берроуза. Откровенно хамила.
Я пришлепнул ее тапкой...
Теперь у меня на стене есть витиеватое, размашистое, полное внутренней драматургии пятно. В нем соединились мимолетность жизни и застывшая вечность. Мы с ним много и увлечённо разговариваем.
Кажется, оно единственное, кто меня понимает...
***
Иван Колбаса, сантехник и человек нерастраченной души, 5-го марта, утром, в субботу, решил стать поэтом. Он помылся, купил записную книжку матовой кожи, ручку и портрет Есенина. По вечерам, после работы, он открывал ее и смотрел на него.
Прошло два месяца.
На майские, в ночь на воскресенье, он повесился.
***
«Не такой я видел свою жизнь. Совсем не такой», – думал подмокший фирменный пакетик «Dior», ощущая в себе перекатывания пластикового контейнера со вчерашними макаронами и котлеткой.
***
Люба решила пройти тест на IQ.
Тест показал две полосочки.
Годы шли, Люба ждала, ничего не происходило.
«Не прошла», – однажды вдруг догадалась Люба.
***
Они жили долго и счастливо, пока не встретились...
***
– Папа, подпиши книжку.
– Кому?
– Училке по русскому.
– И литературе?
– И литературе.
– Неожиданный ход. Чем обязан?
– Она дура.
– Насколько я могу судить о ней по ее же записям в тетради: она не дура, она клиническая идиотка. Поэтому я не понимаю зачем ей моя книжка.
– Ну, представь, я прихожу и дарю ей, она читает название: "Частная жизнь мертвых людей", открывает, а там от тебя подпись: "Крепкого здоровья и долгих лет жизни".
– Красиво. Но, сын, прояви терпение.
– Я не могу ее больше терпеть!
– Ты не понял. Я вот-вот допишу свой роман про проституток, его и подаришь.
***
Вышел во двор. В вечерних сумерках дворник стрижет траву. Газонокосилкой. Зеленая кровища брызжет на черные сапоги и медленно стекает по ним. Небо темнеет. Заволакивает. Одинокая девочка качается на качелях. В платьишке. Монотонно так качается.
Скрип... скрип...
Скрип... скрип...
И дворник все ближе. И небо темнеет. И скрип... скрип...
Не выдержал экзистенциального ужаса и ушел.
Утром посмотрю – кто кого.
***
– Присядем на дорожку.
Он и Она садятся, тоскливо оглядывают родной дом. Здесь они были счастливы. Пожитки собраны – да и собирать-то, как оказалось, нечего. Скорбь и тревога в их глазах – что принесет им чужбина?
– Милый, может, я хоть яблочек с собой наберу?
– ****, *****, засунь в ***** свои ****** яблоки! – взрывается Адам.
Ева ему не перечит.
***
Он покупал газету "Купи-Продай" и обзванивал. Соглашался не торгуясь. Услышав "ждём вас", отвечал "выезжаю" и набирал следующего. Выискивал подороже и чтобы хлам.
Заворачивался в старое, от мамы, одеяло, забывался и шептал "ждут, ждут меня! ждут..."
***
Младшая:
– Папа, хочешь я тебе сделаю небо в алмазах?
– Кто ж не хочет. Давай.
Выключает свет, в наступившей темноте светит фонариком в потолок сквозь синий пластиковый дуршлаг для макарон. Хохочет.
– Видал? Красиво?
Россыпи голубоватых причудливых пятен мечутся по потолку. Вспыхивают и гаснут сверхновые, галактики сталкиваются друг с другом. На планетах, спрятавшихся в трещинах побелки, незримо возникает жизнь; исчерпав себя, гибнут цивилизации.
Не было никакого большого взрыва. Что за чушь! Просто кто-то включил в темноте фонарик и посветил им сквозь дуршлаг.
Наиграется и выключит.
***
Яша был хронически счастлив и не умел скрыть этого, чем причинял невыносимые страдания ни в чем не повинным людям.
***
Попытался загнать себя в безвыходное положение.
– Фиг тебе, – сказала жизнь и все исправила.
И так – каждый раз – на все мои разрушительные ухищрения она отвечает созидательными обстоятельствами непреодолимой силы.
Но я не сдаюсь…
***
И был белоснежный корабль с алыми парусами, и Грэй ступил на берег Каперны, но Ассоль продолжала ходить к морю и все чего-то ждала...
***
Когда Ассоль забеременела, Грэй ушел в море – ловить рыбу.
– Я должен кормить семью, – сказал он.
Через шестнадцать лет он вернулся. Без рыбы.
– Не клюет, – объяснил он.
Наварил перловки и ушел.
***
Зашёл на почту. Боже мой, что я вижу: терминал электронной очереди.
Прогресс. Инновации. Сколково. Удои. Рост обмолота.
"Интересно, насколько дольше стоять теперь..."
Только потянулся, окрик:
– Не работает!
Выдохнул. Встал в привычную очередь.
Кто-то входит в помещение, видит терминал, подходит и успевает нажать. Терминал выплёвывает бумажку. Человек озирается.
– Сказано же: не работает! Русского языка не понимаете?! Оля, заклей эту штуку, пока они ее не сломали! Что за люди – для них же сделали, а они ломают! Как бараны лезут, ведь русским языком: не работает!
***
Научившись ходить и держать ложку, Поля ушла из дома.
– Далеко собралась?
– Далеко. Ухожу я от вас.
– Не рано ли?
– Боюсь, как бы не поздно.
– Может, останешься? Мы тебя жизни научим – тогда и уходи.
– Тогда уж точно поздно будет.
***
Блаженны недолайканные, ибо они насытятся.
Блаженны недолайкавшие, ибо они помилованы будут.
Блаженны забаненные, ибо их есть Царство Небесное.
***
Месяц назад я завел кота. Кота я завел для жизни, а не для фейсбука, поэтому все равно, что его и нет. Тем не менее...
Кот с первых дней начал вести себя хамоватенько, ходил по столу, ел из тарелок. Фейсбук посоветовал не отвечать насилием на жлобство, т.е. кота не бить, а только сбрызгивать водой. Это волшебно подействовало. Кот постиг водный кодекс и стал другим человеком.
Прошел месяц...
Сегодня я купил селедки, налил рюмочку и сел в предвкушении… Постичь усладу бытия, так сказать.
Дальше случилось такое…
Кот появился, что-то нагло промявкал не по-нашему, запрыгнул вдруг в раковину, приподнял башкой рычажок смесителя и залез под струю воды. Я замер с селедкой на вилке, наблюдая за этим. Хорошенько промокнув, кот вылез из раковины, перепрыгнул на стол и, глядя мне в глаза, начал жрать мою селедку. Я сказал ему что-то в меру непристойное, кот мои аллегории понял по-своему, заурчал и потянулся к водке.
Советчики херовы...
***
Как написать хороший рассказ, рецепт:
1. Напишите роман.
2. Вычеркните все лишнее.
3. Вычеркните все лишнее из того, что осталось.
4. Если ничего не осталось – рассказы не ваш жанр, пишите романы.
***
– Папа, а если Толстой и Достоевский будут биться, кто победит?
– Чехов, сынок, Чехов...
***
С младшей слушаем музыку и пьем вино. С самого утра. Вино пью я, а слушаем вместе. На каждой песне она спрашивает:
– А этот еще жив?
– Мертв, – отвечаю я и делаю еще один глоток.
Жизнь, я знаю твой вкус.
скачать dle 12.1
