ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 224 декабрь 2024 г.
» » Ирина Машинская. МЕРЦАЮЩИЙ ИНАЧЕ

Ирина Машинская. МЕРЦАЮЩИЙ ИНАЧЕ



От редакции: Прошёл год со дня ухода эссеиста, критика, историка литературы Самуила Ароновича Лурье (12 мая 1942 – 8 августа 2015). Мы представляем мемуарный текст Ирины Машинской, – своеобразный «роман в письмах» с комментариями. Читайте в настоящем номере «Лиterraтуры» также рецензию Ольги Канунниковой на книгу «История моих сюжетов» Леонида Пантелеева, подготовленную Самуилом Лурье незадолго до смерти.

Ведь я, в сущности, его совсем не знала. Видела – всего несколько раз в жизни. Один только раз, кажется, говорила по телефону. Как странно вообще, что иногда ну никак не вспомнить первой встречи и первых слов, и даже первых обстоятельств, но кажется, что человек (как сказано у ещё одного питерского литератора, добавлю в скобках, как это сделали бы Самуил Лурье или, скажем, С. Гедройц) был всегда. Мы всегда были на Вы и никогда он не был для меня, как для почти всех наших общих знакомых и коллег, Саней, а были только длинное старательное Самуил Аронович (хоть в письмах я позволяла себе для краткости С.А.), Ира.

Лето 2002: сталкиваемся на дорожке в саду у Фонтанного дома. Видимо, мы уже где-то пересеклись на днях, а может, меня только сейчас кто-то представляет. И он сразу говорит, кивая в сторону стоящего поодаль моего спутника и с лёту его разглядев и поняв: «А кто этот красивый человек?» Вечером моё первое чтение в «Бродячей Собаке», С.А. стоит у стены, элегантный, в чёрном свитере под горло, и говорит мне, когда мы оказываемся рядом – с каким-то гурманским удовольствием, и немало удивив меня этим неожиданным, оттого что таким обыкновенным, простым сравненьем: «А книжки-то разлетелись – как горячие пирожки!» И потом целой компанией куда-то – в кафе какое-то, мимо ночных, подсвеченных, легендарных – а для них привычных, своих, как собственное парадное, – зданий, бредём по лужам, я смотрю под ноги, скорее от стеснения, С.А. идёт рядом, они болтают о своём питерском, литературно-междусобойном, смеются. И другой вечер – ужин у общих друзей, где я остановилась: они с хозяином пьют водку, опять совершенно разрушая сложившийся у меня заочный образ – и с увлечением, с эзотерическими насмешечками смотрят в телевизор – там что-то важное, какие-то совершенно непонятные мне политические хитросплетения образца 2002 года. Вот такие крошки воспоминаний, а вообще-то пунктир наш был – эпистолярный.
 
Начавшись отрывочно и вроде как случайно, так и продолжалось – невысокими недлинными волнами – на протяжении, выходит, 15 лет. Написать статью или эссе – вообще любой текст о Лурье – на заданном им уровне невозможно – этот уровень недостижим. И оттого ещё удивительнее, что все пишущие о нём – филологи, мемуаристы, друзья, – все, все буквально пишут не просто хорошо, а замечательно. Это такой, видимо был человек, и не случайно видел по-шекспировски – связывая и называя, и сам оттого становясь, для всех его понявших, – не «невидимой тенью», но – сквозь тексты свои, где жил – шекспировской фигурой, трагически-счастливой.
Не думаю, что смогу что-то добавить к этим прекрасным аналитическим статьям и воспоминаниям, таким разным и тонким. В том числе, я уверена, и будущим – потому что нам ещё разбираться и разбираться в том, что создал Самуил Лурье. Просто приведу несколько писем С.А. и своих, проясняющих контекст. В них есть и то, что я хотела бы сказать о его искусстве.

Когда я, по просьбе редакции «Лиterraтуры», принялась разыскивать эти письма (мне помнилось, что короткие записки), я думала, что их будет не больше дюжины. А оказалось – довольно много. Приводимое здесь – лишь осколки, но среди них есть и очень важные, думаю, не только для меня. Многое, конечно, пропало в закрытых мной в разное время архаических почтовых ящиках-ящерах, вроде hotmail’a, или погибло разными другими способами – вариантов гибели переписки много и интернет парадоксальным образом их только умножает.

Думаю, что заочно познакомились мы примерно в это время – в 2001 – но даже если и чуть раньше, в конце 90-х, то это были просто какие-то краткие отголоски – реплики, переданные другими слова – и наверняка так или иначе через связавшую многих из нас – казалось, совершенно случайно – очень тогда хорошую газету «Русская мысль».

Первое письмо, и дальше – отрывок обращённого к С.А. и тоже напечатанного в «РМ» текста – мои, за что заранее прошу у читателя прощения. Но они необходимы здесь как изначальный фон и заданный историей первый сюжет этой переписки.

Месяц назад случилось 11 сентября. Какими странными бывали тогда реакции на произошедшее – в том числе и некоторых до того добрых знакомых! Знакомства, разумеется, тогда же и прекращались. С.А. откликнулся удивительным текстом. Он, как всегда, всё понял – все главное, казалось бы, очевидное, простое – но отчего-то столь многим недоступное. (Здесь и далее – курсивом выделены комментарии И. М. к письмам; обычным шрифтом – текст писем. Орфография и пунктуация оригинала сохранена. – Прим. ред.)
________________




***

9 октября 2001

Дорогой Самуил Аронович,
<..>
Вчера стала собирать прошлый номер РМ, чтобы послать приятелю в Москву, и обнаружила Вашу статью о Вавилоне, которую раньше не заметила. Прочла тут же, ночью, на ночь – и оттого, может быть, ещё грустней, потому что, конечно, всё так, всё точно. Вы меня очень растрогали Вашим пониманием всего этого, интонацией. Просто пониманием.
Здесь ведь, в 30 мин. от этого, всё это по-другому ощущается, и это трудно почувствовать как своё – на расстоянии. А Вы это одиночество американское дали.
Даст Бог, будем живы, когда-нибудь я Вам расскажу, что здесь происходило, как проявили себя люди (замечательно). Я все те дни повторяла про себя «час мужества пробил на наших часах» – и кое-что поняла. Оно никогда мне не казалось настоящим стихотворением, вызывало уважение к состоянию, сострадание – и всё. А тут я услышала то, что они, наверное, слышали: эту мерную поступь, дающий силу ритм – и широкие ступени этого слова: мужество, ведь собственно, стихотворение из одного этого слова и состоит. Широкие, несущие листы жести – но под ними невидимая крепкая монолитная основа. Мне казалось, что Америка это стихотворение про себя читала, так это ощущалось <..>
Спасибо!
Ваша И.М.

Удивительно, что при всех совпадениях человеческих, мировоззренческих и литературных, с С.А. мне так часто хотелось – спорить! Впрочем, почему «почему-то»? – мысль подталкивает мысль. Запомнилось два случая. Первый связан с блестящей статьёй С.А. «В пустыне, на берегу Тьмы» [1]. Вот что я написала и, окончательно обнаглев, послала в «РМ».       

«Автор предлагает свою интерпретацию начала стихотворения Пушкина «Анчар», основанную на инверсии: «его породила природа в день гнева степей». Как я ни крутила-вертела – нет, я так совсем не слышу, а слышу обыкновенно: Природа (в том числе природа степей) породила его в день гнева (со строчной, не библейски, а географически: в один из дней гнева – по-английски или по-французски стоял бы неопределённый артикль – и сомнений бы не было). Проверить это можно на слух, закрыв книгу – мне кажется, так даже тень инверсии исчезает. Но интересно другое – почему эта тень мелькает при чтении глазами? «…Нить фразы сложена вдвое, концы перекручены», – пишет С.Лурье об этих первых двух стихах второй строфы – и обнаруживает этим интересный закон конструкции и восприятия стихов вообще.

Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила…

Невозможно, даже бегло скользнув глазами по этим двум стихам, не увидеть вертикальную ось, несущую конструкцию: жаждущих-гнева. А так как к жаждущим прилагаются степи (именно так, а не наоборот, в отличие от грамматики обыкновенной) то и читаем: жаждущих степей-гнева (степи еще и кипят). Поэтам и опытным читателям стихов хорошо известна внутренняя рифма. А тут она особая – не фонетическая, а зрительная (жаждущих сужается во второй строке в воронку гнева, как колонна в греческом храме – в песках!) и, главное, физиологическая: гортань пересыхает от гнева (чувствуем, прочитав вторую строчку и все еще видя первую), но и в обратную сторону, вспять (то есть опять сверху вниз): природа бесится от жажды. Вот эта симметрическая – назовём ее длиннее: физиологически-эмоциональная – рифма тут всё и прошивает.
Читатель может спросить, а к чему вообще на страницах отнюдь не литературной газеты эти внутрицеховые тонкости, да ещё в наше время? До того ли? – Да, и именно теперь. Как читатель, я благодарна «Русской Мысли», умеющей удержать в своих пределах, да ещё в сердцевине номера, литературу XIX века и другие предметы первой необходимости. Материалы, подобные статье С.Лурье – как внутренняя рифма, сшивающая расползающуюся материю. Сшиваем, как можем, и не исключено, что удержим.
Царь-неандерталец, умерший последним – уничтожив всех остальных... А ведь статья Лурье написана наверняка до 11 сентября! Я живу в США и – хочу или не хочу – все время слышу в эти дни о биологическом и химическом оружии. Мне снятся военные, нецарские сны. И может, у Пушкина это не тот «неандерталец», что до, а тот, что после (истории, цивилизации)? Да, именно царь – не раб – живёт в этом дворце-хижине, настолько тесном, что ноги у входа, почти снаружи. Там, на пороге, и падает раб на лыки.
Пустыня дневной жизни, ночная река творчества, то есть странных, необъяснимых, не имеющихся в виду – видений (Тьма). Так, Самуил Аронович? Пустыня по берегам Тьмы, дневные – обстоящие Тьму – обстоятельства жизни поэта, включая физиологические. Но и Тьма – оказывается не водой, а в – да, пустынных, но всегда чреватых оазисами – берегах – рекой текущих перемолотых песков: прошлого ли, будущего ли, настоящего. Оттого и звук трубы.
Спасибо.»

Я не помю, чтобы кого-то так часто хотелось мне благодарить. Почти каждое моё письмо к нему прошито этими «спасибо». Литератор испытывает благодарность к другому литератору не только за испытываемое при чтении – ну, назовём это счастьем. Но ещё и за установленную планку, особенно, если она, как сказано, недостижима.

«О благодарности» так называется один из текстов самого Лурье. Позднее он вошёл в эссе «Бог и Бродский». А тогда был напечатан отдельно, конечно же, в «РМ». Он посвящён одному из самых моих любимых стихотворений, «Снег сено запорошил…» И я, конечно, возникла – но не по поводу текста, а по поводу, как мне показалось, неправильно процитированного слова. Эту пару писем мне пока найти не удалось. Но их-то я хорошо помню. Не может там быть июльских дней, писала я – дни в последней строчке, конечно же, июньские – так я помнила. И приводила всяческие доводы, некоторые из которых, преимущественнно звуковые или звукосемантические, сразу очевидны (например, что аллитерация получается уж слишком явная). С. А. удивлённо ответил: да нет, вот же, я проверил – и ссылка на издание. И впрямь июльские, но неправа я была не полностью: оказалось-таки, что в некоторых книгах, в том числе и в ардисовском издании, которое и помнила, был мой «июнь». И вот по поводу – даже не одного слова – одной буквы – мы оживлённо попереписывались несколько дней.

Не совсем понимаю уже, о чём следующие две записки, которые мне удалось расшифровать с помощью декодера, спасибо бинарным небесам. Это осколок какой-то недлинного, но явно выходящего за рамки этих двух писем диалога. Почему возникла эта тема – тема русского мата, – я не помню совершенно, но очень характерен тон и содержательность ответа С.А. на мои сумбурные «нечто и взгляд». Речь о столь, как выясняется, любезном мне слове из трёх букв.



***

15 марта 2002

И.М.:

Да, да, в русских буквицах очень похоже: хохолок и ножка, чуть подвёрнутая, и хвост с росчерком. Нет, если оторвать от забора нежное, замшевое слово. А в английском ругательные слова и наиболее популярное – разумеется, глагол – из одних почти согласных и самое страшное из них – человек, вступающий в сексуальный контакт с матерью – то есть сдвоенное существительное с двумя суффиками «-er» – всё это отвратительно жестко, как будто сержант орёт. <..>

С.Л.:

Не тюркское (хотя с монгольским, кажется, совпадает), а происходит от индоевропейского звукоподражательного петуха. Так что Ваше уточнение: слово, только слово, кроме того что развеселило и тронуло меня безумно, ещё и совершенно точно провидит форму.
Спасибо Вам за прошлое письмо. Что-то тяжко мне было. Абзацы с эрудицией, конечно, переписал.

Мы, понятное дело, обменивались текстами. Один из присланных С.А. замечательный «Воздушный замок сэра Томаса», вошедший позже в книгу «Успехи ясновидения».



***

13 марта 2002

<…>
Не то чтобы я им доволен, да, видно, не умею написать лучше. И так мне грустно от этой тщеты, от потерянных ночей. Во что играю? И с кем? С чего я вообразил, будто тоже пишу литературу? Вот и Вам докука. Славно, если Вы приедете
С.Л.

 

***

24 декабря 2002

Тема: Счастливого Рождества!

Дорогая Ира!
Этот год был и есть у меня необыкновенно трудный, с большими неудачами. Одна из неудач, между прочим, состояла в том (пусть не самая большая, согласен), что хоть я и очень ждал Вашего приезда, обстоятельства мои напрочь заблокировали возможность погулять с Вами часик вдвоем и поговорить. И я так расстроился, что это сломало и тон переписки.
Но всё это были и есть пустяки. Поздравляю Вас с Рождеством, и по этому случаю спешу сказать, что мне очень нравятся Ваши стихи - не то что все тексты подряд, хотя бывает и так (последняя посылка), а сама содержащаяся в них и в Вас возможность чуда.

Для забавы – и чтобы напомнить – посылаю два текстика. Есть у меня и большая статья (для меня большая)  – про Дон Кихота, да сам не решаюсь перечесть.
Будьте счастливы и гениальны.
Ваш С.Л.


Способ разговора о книгах у него был свой, ни на кого не похожий, и, казалось, непредсказуемый и для него самого. Потому меня удивляло настойчиво повторяемое положение о том, что для того, чтоб писать о стихах – именно о стихах, – требуется какой-то особый «понятийный аппарат». Пару раз С.А. говорил об этом в связи с моими стихами. Это прозвучало и в его отклике на моё избранное «Волк» отклике, конечно, для меня радостном и очень щедром, хоть и вовсе не безоблачном. В названии письма стояло: «Про Ваши стихи».



***

23 июля 2009

Дорогая Ирина!
Я очень виноват, простите. Книжки получил, прочитал мгновенно, решил отложить и перечитать, чтобы высказать похвалу (конечно же, похвалу и благодарность) достаточно внятно, потом выпал из Интернета вошёл на новом компьютере несколько дней назад перечитал стихи и вот с каким опозданием откликаюсь. Простите и простите.

Стихи замечательные. Совсем без заполнителей, без рутины. По-видимому, сплошь написаны в состоянии вдохновения, и вместе с тем какого-то философского прорыва. То есть содержание идеально связано с формой, причём то и другое уникально. Вот какие пустые слова приходится употреблять. Почему я и не пишу про стихи: не выработал понятийного аппарата. Что-то подобное я чувствовал, читая впервые «Опыты» Вагинова. Что кажущийся капризно-своевольно-бессвязным текст в действительности буквально скован закономерностью, строг, лаконичен, высок. То есть это тот случай, когда автору удалось перестроить речь под перестроенное сознание. Как бы создать гармонию в новом измерении.
Тот случай, когда автор совсем не заботится о читателе. Стихи пишут себя сами стремясь исключительно к внутренней непротиворечивости построяемого воспроизводимого ими производящего их мира.
Читать их не легко. Удовольствия они не доставляют. (Разве что абстрактное: красотой соответствия всех элементов). Заставляют сознание жить. Поджигают его, как спичками сырую массу. Это переживание не простое. Не на уровне психологии, а повыше. Попробую сказать так: чистое переживание ценности как таковой.

Боюсь, что вся эта невнятица Вас раздражает, и оставляю попытки.
Одним словом, большое спасибо, стихи первоклассные, Вы молодец.
Ваш С. Л. 

В мае 2010, после обычного для меня долгого перерыва, я добралась до Питера. Но нам снова не повезло: большую часть этого времени С.А. был в Москве и вернулся как раз накануне моего отъезда, а в заранее назначенный нами для встречи день – последний мой день в России – заболел, о чем с отчаянием сообщил, позвонив по телефону. Так телефонным разговором всё и ограничилось – и это был последний раз, когда я слышала его голос. Я стояла у окна на кухне, в квартире приютившей меня питерской знакомой, на каком-то высоком этаже, разговоривала с С.А. и смотрела на беспорядочно рассыпанные одинаковые здания спального района, машинально, как чертят на листе телефонные загогулины и лабиринты, пытаясь уловить систему в расположении параллелепипедов цвета летней пыли. Поездка оказалась для меня очень трудной и я была рада, что завтра улетаю. С.А. услышал это и принял за общую бодрость духа. И сказал мне грустным своим, неподражаемым голосом ипохондрика, как его радует, что у меня такой ясный и энергичный тон, что у меня вот такое наступило хорошее время. Мы договорились, через кого я передам в тот, последний в Питере, вечер предназначенные для него книги и получу его Гедройца [2].



***

24 июня 2010

Дорогой Самуил Аронович,
Ваша книга это чудо какое-то. Таскаю её с собой, как Кристофер Робин Винни-Пуха. Именно так, мне кажется, надо писать о книгах даже вот: только так и можно писать.
<..>
Ваша Ира



***

24 июня 2010

Дорогая Ира! 
Спасибо на добром слове. 
К сожалению, Ваши книги еще до меня не добрались. <…> Неделя прошла, и другая ну никак не совпасть. На следующей я возьму это дело в свои руки. Просто сейчас я пока не выхожу из дома. Но не позже вторника выйду.
И прочитаю. И тоже Вам напишу что-нибудь хорошее. Для нас, пишущих хорошо, это не менее важно, чем для тех, которые пишут плохо, даже странно.
Ваш С.Л.

 

***

3 сентября 2010

Дорогая Ира,
наконец-то мне удалось выцарапать подаренные Вами книги <…> Во-первых, во-вторых и в-третьих, большое спасибо.
Книга про А. Сумеркина благородный поступок. В ней дух правды, доброй воли и любви. 
Книгу О. Вулфа я читал в три фазы. На первой как бы отторжение: зачем автор чувствует жизнь и речь совсем не так, как я? Вторая фаза зависть: зачем я не умею так чувствовать и писать? Третья обида за автора (и уже за себя как читателя): почему про эту прозу не пишут и не говорят каждый день во всех журналах, блогах и т. п., а считают литературой тучу пыли? В общем, я рад и благодарен, что прочитал эту книгу и знаю этого автора. Хотя и предчувствую, что манеру, запечатлённую в этой книге, он вынужден будет поменять и навряд ли сразу добьётся, чтобы и новая была такой же прелестной.

Теперь про Ваши стихи. Тут мне трудней всего передать свои мысли. Завидую Д. Давыдову: он очень много увидел и выразил. А я только чувствую, что каждый из Ваших текстов одушевлённое существо. Что это какая-то уникальная форма жизни. Мне трудно назвать это лирикой: лирика предполагает потребность в коммуникации. Лирик ищет быть понятым. Лирика действует за счёт того, что автор умеет подвинуться и дать читателю место в кабине рядом с собой. И они едут как бы вместе и видят одно и то же. И читатель, как покойный П. Вайль, наслаждается иллюзией, что стихи про него.
А тут состояние (скажем для простоты ума) и словесная композиция устремлены исключительно друг к другу. Единственная задача достижение как можно более близкого их тождества при абсолютном, заданном и осознанном несходстве их материала и состава. Читатель не имеет данных даже для того, чтобы судить, хорошо ли она выполнена. Ему передаётся или нет чистая энергия, сконцентрированная для попытки. Чувствуешь себя соглядатаем внутри Вашего ума. Это как-то иначе, чем подглядывать за телом, но тоже не чувствуешь права. Впрочем, возможно, я просто не умею читать стихи, тем более современные. Так или иначе, это было сильное, серьёзное и нелёгкое переживание.
Еще раз огромное спасибо. Вам и О. Вулфу.
Удач и счастья!
Ваш С. Л.  
 


***

8 сентября 2010

Дорогой дорогой Самуил Аронович,

Простите мне неприличный промежуток между получением Вашего письма и этой вот запиской. <..> То, что Вы сказали о стихах – что каждое стихотворение – какое-то одушевлённое существо – дословно совпадает с тем, как я сама это чувствую и даже понимаю (или мне кажется, что понимаю): именно существо, сущность оттого и это слово «энергия», которым обычно в первую очередь отзываются самые чуткие (и потому самые скромные, строгие к себе). Энергия, конечно слишком общее и удобное понятие, чтоб так уж на него полагаться, но всё-таки есть в этом, наверное, какая-то правда, интуитивно нами всеми понимаемая. Так, по крайней мере, я воспринимаю не свои стихи есть эта самостоятельная энергетическая сущность или нет её, а есть просто чистый или чистенький текст. Как яйцо без зародыша. (Зародыш это такое мутноватое завихрение, сгусток таинственного волнения).
И так как я залезаю уже не в свой словарь, мне, видимо, пора прощаться <…>. 

Спасибо Вам за Сашу Сумеркина, за Олега и за Волка.
С наступаюшим Вас Рош а-Шана! Будьте счастливы каждый день этого нового года.

Ваша И.

Я передала сказанное С.А. о «Бессарабских марках» Олегу Вулфу – он был счастлив и откликнулся короткой запиской.



***

7 сентября 2010

Дорогой Самуил Аронович, книжка прошла незамеченной и нечитанной, если не считать отклика (окрика) в «Бельских просторах» (К. Анкудинов): «Олег Вулф успешно демонстрирует языковой блеск, но поскольку в его фантазмах непроисходит ничего (помимо павичевских фокусов), они воспринимаются как однообразный словесный <белый шум>.» Жаль, конечно, что «воспринимаются». 
А Вам спасибо душевное, что прочли как есть.
Всего Вам самого доброго
Ваш Олег

А через год, 21 июля 2011 Олег погиб.



***

31 августа 2011

Дорогая Ира,
мне бесконечно жаль Олега Вульфа [3]. И бесконечно жаль, что он умер.
Это два разных переживания. 
Первое от того, что ушел молодой и несомненно хороший человек. (Что хороший я вижу по единственному письму и по тому, что он ваш друг, и по текстам из его книги.)
Второе от того, что книжка очень хорошая. Блестящая. Убеждающая в огромных возможностях автора. Так замечательно пишет. Если так написать не книжку рассказов, а целый роман это же будет великая вещь. Вот такое было чувство.
Как старый человек, я печалюсь о смерти молодого. Это всё несправедливо, грустно и страшно. 
Как литератор, я скорблю.
Бедный Олег. Бедная Вы.
Ваш С. Л. 



***

16 октября 2011

Дорогой Самуил Аронович,
Не могла оторваться [4]. И как хорошо, что продолжение впредь.
Шлю Вам ссылку на три стихотворения Олега в «Интерпоэзии». Он эту публикацию сам подготовил, ещё весной. Редактор предложил мне что-нибудь написать – я написала, как могла. И подтолкнуло меня именно так написать письмо Вам (Вы узнаете темы). Вернее, в том письме обозначился тон и мне уже не захотелось его менять как будто это я это письмо продолжаю, Вам.
Самое удивительное, что сказанное от редакции «погиб поэт» правда. Сценарий в чём-то оказался до странности похож: токсичность лжи.
Ваша Ира

 

***

17 октября 2011

Дорогая Ирина,
спасибо. Стихи [5] необыкновенные. Ваш текст поразительно чист. Совсем без малодушия казалось бы, неизбежного. Очень трудно, наверное, быть таким человеком, о котором можно так написать.
Что касается моего текста, то Вам попалась (в «Журнальном зале»?) 18-я глава, или параграф. Это уже почти два года тянется в «Звезде» и в декабре кончится.
Я тоже обойдусь без банальностей: не стану Вам писать: держитесь, и т. д. Ваш текст как-то очень явственно убеждает, что для некоторых людей и в некоторых случаях смерти действительно нет.
Тем не менее держитесь. 
Ваш С. Л. 

 

***

5 марта 2012

Дорогой Самуил Аронович,

С весной! Очень надеюсь, она (весна) нашла Вас в добром здравии и радости  вне зависимости от событий (или их относительного отсутствия как вчера).
<…>
В любом случае, хотела бы, чтобы Вы знали, что со-чувствие Ваше, то письмо о нём были очень важны мне и запомнились и в те дни, когда я не помнила почти ничего.

Ваша Ира



***

5 марта 2012

Дорогая Ира,
да, я хотел бы перечитать тексты Олега и попробовать о них написать. <..> Но надо непременно договориться о реальном дедлайне (ужасную привычку писать в предпоследнюю и последнюю ночь уже не переломишь) и, простите, обязательно заблаговременно напомнить (подкрадывающийся маразм тоже, увы, неизлечим). Очень надеюсь, что сумею оказаться полезным. Такая книга должна быть. Вами восхищаюсь.
Ваш С. Л.

Переписка шла волнами – и две последние связаны были с трудными периодами – моим (выше) и его – последним.



***

11 марта 2014

Дорогой Самуил Аронович, 

Знаю от наших с Вами общих знакомых, что мы с Вами сейчас на одном континенте, хоть и в разных его концах. Знаю, что зима была трудной. Очень надеюсь, что сейчас Вам легче живётся и дышится. Работается ли?
Не знаю, где Вы точно. Пускай с каждым днём весны прибывают силы.
Ваша Ира

P.S. Хотела послать Вам свою последнюю книжку, но думаю, Вам сейчас это не ко времени. Когда скажете сразу пришлю. 



***

12 марта 2014

Спасибо, дорогая Ира, за письмо.
Да, континент теперь общий, и у меня даже нет на нём других знакомых. Или очень-очень мало. Конечно, я был бы рад Вашей книжке. И послал бы свою последнюю («Изломанный аршин»), если у Вас её нет. <..> Правда, читаю я теперь с усилием и соображаю вряд ли сильно. но порадоваться хорошему тексту ещё могу.
Ваш С. Л.

 

***

17 марта 2014

Дорогая Ира!
Большое спасибо за книжку! [6]
Понравилась обложка, понравилось предисловие [7]. По стихам пока что только поскользил глазами: понимать и чувствовать пока не позволяет переоблучённая голова. Она же не даёт дойти до почты и отправить бандероль, но это-то ненадолго: дня за два будет побеждена.
Вы молодец! Элегантность рифм даже меня, и даже в таком состоянии, завораживает.
Спасибо.
Ваш С. Л. 



***

26 марта 2014

Это будет не письмо, а так, записочка. В силу состояния моей головы, а также потому, что не такова Ваша книга, дорогая Ирина, чтобы раз прочитать, похвалить и забыть. Вот чем ваш брат поэт и компенсирует сам себе малость книжных тиражей и издательских объёмов: ставит в необходимость перечитывать. 
Как Вы и сказали, я начал с Giornata. Где стихи раскалены до абсолютной красоты. Где как практически всегда у Вас, но это подтвердилось чуть позже, каждая буква под высоким напряжением. Ну и не смог уже и не захотел остановиться прочитал всю книжку. Всё время чувствуя, что происходит нечто очень значительное. Что вот эти буквы, преобразованные моими глазными нервами и далее нейронами в голове в звуки моего внутреннего голоса, есть Поэзия. Это слово, которое обычно неудобно (потому что почти всегда не совсем твёрдо) произносить, здесь не то что уместно, а незаменимо. Это она самая и есть. 
Как жаль (последний раз, наверное, жалею об этом), что я не умею про неё говорить и писать. Не имею для неё словаря, понятийного аппарата. (Надо было разработать, да не было времени. Да и не хватило бы жизни.) Потому что, вообще-то, в таких случаях необходим громкий хор похвал. Чтобы читатели перебрасывали друг дружке тексты, как светящиеся угольки. 
Прямо сейчас, а не отдельные умники из правнуков лет через сто.
Кончаю покамест записочку. На почту пойду посылать Вас свою мрачно-смешную книжку завтра, наверное. Авось Третья мировая еще не начнётся. Но и если начнётся за книжку большое спасибо. Это мне привилегия выпала, льгота, бонус над нею полдня провести.
 
Ваш С. Л. 

 

***

9 декабря 2014

Дорогой Самуил Аронович,

Я не пишу, но часто о Вас думаю. Как Вы. как проходит лечение. И думаю о том, как мне по сердцу Ваша книга, единственная не уходящая на моём ночном столике (но не как у Обломова!).
Я её читаю не подряд, а тут и там, и ещё остается непрочитанное.
Но я работаю очень много часов в день (разъезжаю, что твой водопродчик, починяющий краны, по округе и даю уроки), да ещё закрываю долги по проекту (Стосвет) вот выпустила несколько книжек, потом первый после Олега печатный номер англоязычного Cardinal Points и вот номер №15 памяти Олега (честно говоря, ещё летом но как-то не догадалась Вам подарить).
В сети он вот тут, но мне хотелось бы, чтоб у Вас был печатный.<..>
Всего самого самого самого, 
Bсегда Ваша И.

 

***

9 декабря 2014

Дорогая Ира,
спасибо за письмо. Да, я знаю, что Аршин читать трудновато, и не огорчаюсь. Знаю, что сам виноват. И нарочно виноват. Мне хотелось освободиться от читателя, от потребности и старания нравиться ему. Это тоже одна из свобод. Я почему-то думаю, что Олегу это пришлось бы по вкусу. 
Да, у меня прежний адрес, и я был бы рад получить журнал, если это не очень сложно. 
Я заканчиваю третью химию, но с большими паузами из-за изменившегося состава крови. Чувствую себя довольно прилично. Пытаюсь работать. У нас тут яркая осень. Пишете ли Вы стихи?
Будьте здоровы и благополучны.
Ваш С. Л.



***

18 декабря 2014

Дорогой Самуил Аронович,

Простите, что отвечаю на электронное письмо как на обычное привычные еще почтмейстерские темпы.

Я очень неправильно выразилась читать Вашу книгу не только не трудно, но легко и радостно (как говорить правду:) Просто жизнь оставляет уж слишком узкие щёлочки. Но мне понятно Ваше «не огорчаюсь» я, как Вы знаете, и сама так отношусь к этому делу  именно из-за этой самой свободы, всё ради неё. То есть пока чувствую текст как живой нисколько не огорчаюсь.
Но, повторюсь, мне кажется, что Аршин совершенно открыт и нисколько не трудноват.

Мне очень грустно, что у Вас 3-я терапия и радостно, что Вы, по Вашим словам, чувствуете себя неплохо. То есть работаете. А работа сама по себе лучшая терапия для таких, как мы.
Я прохожу это сейчас с папой, уже давно началось. Он тоже такой, как мы (только он архитектор, как и мой дед).
Наша осень не яркая, а по-нью-джерсийски уныло-лиственно-рыжая, но уже побывала зимой (и вернулась), даже на какой-нибудь горе (горке).
Но у меня дома, в пенсильванских горах отсюда 2 часа на машине под музыку настоящая зима, со звёздами, печкой-буржуйкой, запахом снега и свободой.
Пишу я внутри, на даю права себе расписаться, пока не закончу дела с Олеговым проектом (вернее, долги эти) на данный момент. За этот год сделала довольно много.
Сегодня высылаю Вам журнал и закажу в типографии книжечку Славы Полищука «Диптих», где одно из 2 эссе об Олеге. Но она придет формальным образом, с Амазона. Но кое-что всё-таки написала, немного. Вам прислать?

Хорошего Вам самочувствия и радости каждый день!
Ваша И.



***

1 января 2015

Дорогая Ира!
Большое спасибо за журнал. Он добрался до меня и скрашивает мои ночи. Для меня хорошо, что он состоит из текстов небольших: сконцентрироваться больше чем на три страницы мне теперь не удаётся.
Желаю Вам новых прекрасных стихов, а про все остальное что же скажешь.
Будьте здоровы.
Ваш С. Л.



***

30 января 2015

Дорогая Ира!
Пишу, чтобы с опозданием поблагодарить Вас (ещё раз) за № 15 и отдельно за «Диптих» Славы Полищука. Лицо которого мне показалось знакомым, а тексты прекрасными. Как и вся эта драгоценная книга. С каким наслаждением я перечитывал бы её, если бы концентрация внимания не стала так слаба, что больше трёх страниц подряд не одолеть. Облучение, химия, чего там говорить. Писать оказалось легче, чем читать. И я даже написал (правда, за целый год) нечто вроде повести. Она, говорят, напечатана в январской «Звезде». но я не видел журнала, а на сайте нет даже анонса. Но дело не в этом, это я припомнил просто от удовольствия, с которым читал и «Диптих», и многие (главным образом все-таки Олега, Ваши и Славы если можно так его называть) тексты в журнале. Сюжет абсолютно трагичен, а тексты излучают свет. По-видимому, моя догадка верна: гениальность разновидность остроумия.
Спасибо!
Ваш С. Л.



***

30 января 2015

Дорогой С.А.

Удивительное дело, я ехала сегодя к себе в Поконо <..> и думала, что вот завтра Вам напишу, узнаю о Диптихе и вообще. Я приехала аж на три дня, и первый уходит на обогрев всевозможными придуманными человечеством способами и привыкание к себе.
Топила печку, делала мелкие дела учительские, редакторские, стосветские, а потом смотрела в лаптопе «Левиафана».
И вот закончила и попыталась растопить печку снова, хотя чего уже, почти час ночи, а потом закрыть лаптоп, а завтра уже начать лыжно-рабочий день с того, чтоб написать пару писем, в первую очередь Вам! не знаю, почему именно завтра. А тут Ваше письмо! Я завтра обязательно позвоню Славе, он будет счастлив. 
Да, излучение света это именно, чего мы хотели, когда затевали журнал. Оттого и название такое взяли, не крутое.

Заглянула в Журзал да, январской Звезды ещё нет, они ведь всегда чуть позже других ставят, но думаю, вот-вот и тогда буду читать Вашу повесть.
По касательной в 10 номере напечатана рецензия Марины Гарбер на «Офелию» по-моему, очень хорошая. Но она, с цитатами, довольно большая.

Обнимаю Вас и благодарю,
Ваша И.

 

***

3 июля 2015

Дорогой Самуил Аронович,

Меркуцио прекрасен! Наконец-то я до него добралась – сквозь болезнь отца <..>. И вот вчера выбралась, наконец, дорвалась до нашего с О. дома в Пенсильванских горах – и до Меркуцио.

Прикроватный мой экз. Вашего удивительного «Изломанного аршина» давно дочитан – и надпись благодарно перечитана много раз. И он прекрасен – но иной, плотной красотой. «И.а.» напоминает мне метаморфическую порфировую породу с включением светящихся и затуманенных разноцветных кристаллов (чуть не сказала: существ). Перекликающихся, обманчивых двойников, тройников – многажды переплавленных и переломленных светом с разных сторон кристаллов и слитков, сцементированных веществом книги. Я не знаю, понятно ли я объясняю своё впечатление – я тороплюсь на материк, но хочу успеть написать Вам ещё здесь, у озера в горах. Порода, в ней отдельные кристаллы и целые их слипшиеся созвездия, разного химического состава люди – и положения. И вначале кажется, что эти положения случайны и непредсказуемы, а потом начинаешь нащупывать закономерность – и в пространстве этой глыбы, и во внутреннем времени её. И, разумеется, разнообразные сходства (опять же – двойники) вовне – наружу, к нам.

А Меркуцио – мерцает иначе. Я прочла, как я понимаю, короткий интернет-вариант в ЖЗ – и всё же то целое, что я увидела, напомнило мне приведённую Вами тургеневскую фразу, вернее, Ваш образ – открывающиеся и закрывающиеся дверцы. Но не старинного буфета дверцы, а высокие двери и арки озарённого закатным веронским солнцем дворца, по галереям которого бродит Автор, теми же лучами озарённый, сквозь эти скрещивающиеся лучи-мечи шагающий – от дверцы к дверце, заглядывая в залы, исчезая в одной двери и появляясь из другой – уже в том конце галереи, проходя этот – уже заочно – как бывает во сне – знакомый ему лабиринт насквозь и выходя с другого – теневого – фасада. Причем Автор видится мне в леонардовском масштабе-сечении по отношению к этим дверцам, аркам и галереям, «в золоте», как говорит мой отец-архитектор.

Я тоже люблю эти точку с запятой и запятую с тире! И в английском синтаксисе, намного более простом, они открываются с похожим – не шорохом даже, а – дуновением.
 <..>
Спасибо за обе книги, а заодно и за давно прочитанного (вразнобой, насколько я помню) и, кажется, тогда же обсуждённого с Вами Гедройца – помните, Вы передали мне его через Я. А. Гордина, когда нам не удалось повидаться в Питере в 2010?

Обнимаю Вас,
Ваша Ира



***

3 июля 2015

Спасибо, дорогая Ира! Вы поняли изумительно, я даже не знал, что такое понимание бывает. Просто Вы побывали у меня в голове. Однако имейте в виду, что в ЖЗ – не вариант Меркуцио, а ровно половина, отрезанная редакцией чисто механически. Главное – как раз во второй. Хотите – пришлю файл? Мне даже обидно стало, что такой читатель лишен текста.
<..>
Ваш С. Л.



***

3 июля 2015

Дорогой Самуил Аронович,
конечно, хочу! Я так и поняла, что отрезано – и как-то случайно. Я даже стала искать в №2 продолжение и очень удивилась, что не нашла – а потом уж заметила этот disclaimer, что, мол, полный вариант в печатном издании.
Я так рада, что что-то в моих стремительных на ходу бормотаниях оказалось Вам близко.
<..>.
Ваша И.

Я совсем его не знала, но мне казалось, что он стал мягче в этот последний его год. Но чувство юмора было то же, насмешливость (а не насмешка) – те же. То же самое, какое было в его присловье «спать до первых мудаков», которое часто вспоминаю, с той же досадой, в моём случае смягчённой улыбкой – воспоминанием об авторе.  
На следующий день пришел полный файл с короткой запиской:

«Как говорят на российском ТВ: приятного просмотра!»



***

6 июля 2015

Дорогой Самуил Аронович,
Читаю (пока, по моей жизни, урывками ночью) – думаю к концу недели дочитать.
А сейчас – о двух догадках: одной Вашей и одной моей (моя – наверняка ложная, просто совпадение).
 Ваша: точно совпадение – но какое странное! Помните, в первой части Меркуцио – о седьмом круге, о Кусте. Так вот из посвящённых Олегу при жизни моих стихов <..>: одно называлась (как мне тогда казалось, по совсем другой, нам с ним понятной причине): «Седьмая сказка». А второе, написанное чуть ранее, но которое он любил и с которым был как-то особенно близок – и потому ему подаренное – и даже поставленное в заглавие собранной именно им моей книги – «Разночинец». И меня потом этот куст как-то особенно тревожил и казался – им.
<..>
Ваша И.



***

13 июля 2015

Дорогой Самуил Аронович,
Меркуцио-2 великолепен! Коварство, коварство! Как точно – неожиданно и точно – как бывает только в стихах (как же я сам не заметил эту доминанту, эту, мб, главную ось?) – найдена эта нить, на которую нижутся (нет, не разбегаются!) бусинки ртути. Всё, всё: о подстроенной неудаче, об институте подстроенных неудач. Из трёх Гамлетов (говорящих в лицо тирану) сразу догадалась: 1) ОМ и потом 2) МЛ – но не о Пильняке – читала ли? Мб давно, в 80-х? (Отдельное спасибо).
Точность некоторых – походя – деталей – невероятна (опять же, как бывает только в стихах – такая компактность при огромном, так сказать, индексе разнообразия (если бы была такая машинка: подставляешь текст – получаешь индекс). Вот такое разнообразие (а не просто широта) при будто бы интуитивно найденной, нет, находимой, не вычисленной заранее, композиции – уникальное свойство. Максимум гармонии, минимум энтропии.
Обнимаю Вас и горжусь за всех нас, что у нас есть Вы.
Ваша И.



***

18 июля 2015  

Дорогая Ирочка, не знаю, как Вам передать чувство, с которым я читаю Ваши письма. Исключительно точные слова. И как Вы угадали, что писалось без плана; куда выведет слог, он же – мысль? Очевидно, мы с Вами на какой-то одной волне. Спасибо. М.б., я еще успею дописать 10 страниц (30 – готовы) последнего сочинения, чтобы придать ему хоть видимость оконченности, и послать Вам, и прочитать Ваше мнение. Но, признаюсь, это только надежда, и она плоха. Ну что такое 10 стр., каждое слово с которых уже есть внутри? А вот мешают злые силы: постоянная непреодолимая Усталость и Боль. Постараюсь преодолеть.
Счастливо!
Ваш С. Л.







____________________
Примечания
:

1 «Русская Мысль» №№ 4376, 4377
2 С. Гедройц. Сорок семь ночей. – СПб.: Журнал «Звезда», 2008.
3 Так в письме.
4 С. Лурье Нечто о тиражах. О ролевых играх. О роковых глупостях. // Звезда, №10, 2011
5 Олег Вулф. Три стихотворения. И.Машинская. Олег. 2011. // Интерпоэзия, №2, 2011
6 Ирина Машинская. «Офелия и мастерок». Книга стихов / Предисловие Полины Барсковой. – New York, Ailuros Publishing, 2013
7 П. Барсковой
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
7 284
Опубликовано 17 авг 2016

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ