ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Артём Скворцов: «Критик не может быть политкорректным по определению»

Артём Скворцов: «Критик не может быть политкорректным по определению»



Артём Скворцов – доктор филологических наук, доцент кафедры русской литературы и методики преподавания Казанского федерального университета. В литературном пространстве известен и как критик, пишущий о современной поэзии. Публиковался в журналах «Новый Мир», «Знамя», «Вопросы литературы», «Октябрь» и др. С 2007 руководит мастер-классом по поэзии от журнала «Октябрь» на ежегодном Форуме молодых писателей России. Лауреат премии «Эврика» за монографию «Игра в современной русской поэзии» и ряд статей, опубликованных в журнале «Знамя» (2008), премии «Anthologia» журнала «Новый мир» (2011). О профессионализме и эстетическом отборе, литературном диалоге и критическом энтузиазме с Артёмом Скворцовым побеседовала Алёна Каримова.

– Артем, большинство тех, кто читает литературные журналы, сами люди пишущие, поэтому может быть, попробуем поговорить как бы для них, для авторов? Я не раз слышала от казанских литераторов высказывания, что, мол, в Казани живут прекрасные критики, в частности, Артём Скворцов, Алексей Саломатин, Никита Васильев, но они почти не обращают внимания на местных писателей и поэтов. Переадресую тебе вопрос. Почему так происходит? И шире – какими достоинствами должен обладать автор, чтобы критик обратил на него внимание?

Ничего себе вопросик. Но я попробую ответить. Мне говорили, да, что Скворцов Казань игнорирует, а обращен на Москву. Так вот, я не обращен на Москву, меня абсолютно не волнует географическая принадлежность автора, мне все равно, живи он хоть в Антарктиде, лишь бы писал интересно. Вот и все. И не моя вина в том, что людей, которые пишут интересно, в Москве несколько больше. Это объективные вещи, и, кстати, Казань не так уж плохо выглядит в этом отношении по сравнению с некоторыми другими крупными городами. Много ли мы знаем, допустим, авторов из Саратова, кроме Светланы Кековой… Самара еще как-то представлена, Екатеринбург очень представлен, Новосибирск, а где остальные города? Из Рязани, например, много ли мы знаем народу, из Тулы, из Орла?.. Из Курска, кроме Амелина, который уехал оттуда двадцать с лишним лет назад. Так что такой вопрос не совсем ко мне, а к тем, кто пишет. Это во-первых.

Во-вторых, я не считаю себя полноценным критиком. Критик – тот, кто считает себя таковым по призванию. Кто сильно заинтересован в том, чтобы постоянно отслеживать процессы, происходящие в литературе, кто активно в этом участвует, кто ездит на разные соответствующие мероприятия… Я всем этим не занимаюсь, а если и делаю, то очень дозированно и в большой мере случайно. В Москве я бываю три-четыре раза в год. Правда, сейчас есть интернет и он, конечно, многие вопросы решает автоматически. Но тем не менее. Я по основному своему занятию – филолог, причем достаточно традиционного склада. Не скажу что уж очень академического – я не книжный червь, который всю жизнь сидит в архивах, глотает пыль и ничего вокруг больше не видит. Я немножко из этих архивов вылезаю. Однако большинство моих проявлений в культурном пространстве связано именно с филологией. Недавно я смотрел общее количество своих публикаций, подводил в связи с сорокалетием некие итоги, и обнаружил, что из примерно ста двадцати публикаций у меня более ста филологических, научных и лишь пятнадцать критических за последние десять лет, и вот они почему-то составили мне репутацию критика. С одной стороны это немножко смешно, с другой стороны… Ну, наверное, этим можно гордиться. Если бы я имел склонность чем-то гордиться.

Критика – это ведь даже не профессия, это призвание, это надо любить. Я не могу сказать, что это люблю. Очень редко – раз в год, раз в два года я пишу рецензию или статью на какую-то тему, которая мне кажется важной. В основном же занимаюсь достаточно традиционными для литературоведения вещами. В-третьих, я вообще не понимаю, как в современном мире можно мыслить такими категориями: «местная литература», «не местная литература». Она либо литература, либо это что-то другое. Конечно, Россия – страна центростремительная. А есть страны центробежные. В Германии, например, никого не интересует, живет ли писатель в городишке, где тридцать тысяч жителей, или он живет во Франкфурте-на-Майне. А для нас это один из принципиальных моментов.

– Вот Сергей Кудряшов, который, вообще говоря, живет в деревне – уникальный же случай? Здесь место жительства как-то «оттеняет» его талант, да? Кстати, в апрельском номере журнала «Идель» у нас была его маленькая поэмка. Очень любопытная.

– Уникальный. Сергей – один из самых талантливых, интересных и практически неизвестных авторов за пределами Казани. Даже и в Казани-то… Хотя он печатается, у него даже книжки выходили. Я тоже в свое время о нем отзывался очень положительно.

– Ну, может быть, вернемся тогда к вопросу о качествах автора. Существует ли некая «планка», с которой просыпается твой интерес?

Мои представления достаточно традиционные, если не сказать архаичные. Я считаю, что человек, который делает заявку на вхождение в литературное пространство, когда он перестает писать для своих друзей, для фейсбука, для мамы, папы, любимой девушки и вести лирический дневник, когда ему кажется, что он имеет нечто, что способно заинтересовать кого-то за пределами его дружеского круга, он сразу же входит в совершенно другую систему отношений, чем была до этого момента. Очень многие, к сожалению, этого не понимают. Особенно молодые авторы. Им кажется, что, вот он, пишет-пишет в фейсбуке, ему там оставляют какие-то комментарии, и это означает, что он уже литератор и создал что-то такое выдающееся. На самом деле ничего это не означает. Ровным счетом ничего. Когда человек принимает решение попытаться «войти в литературу», он должен понимать, что начинает конкурировать не с Васей Пупкиным, а с тем же Бродским, с Ходасевичем, с Баратынским и с Державиным. Сразу. Вот этого, мне кажется, очень многие не понимают. То есть сам человек может этого не осознавать, но другие люди, которые оценивают его «продукт», они-то это знают.

– То есть он довольно узко понимает «современность»?   

Узко – это еще слабо сказано. Он видит какой-то маленький сегментик, который освещает его личный лучик, и в этот сегментик попадает в лучшем случае двадцать-тридцать человек, которых он лично знает, и, может быть, еще пара поэтов, которые ему нравятся. А литератор не должен рассчитывать на людей, которых он знает лично. Гете говорил, что если ты не собираешься писать для миллионов, зачем тебе вообще браться за перо. И речь здесь идет не об амбициях, не о славе. Речь идет, если хотите, об ответственности. О задаче. Когда ты входишь в литературное пространство, это значит, что ты из дилетанта превращаешься в профессионала. Ведь профессионал – это не тот, кто каждый день пишет и больше ничем кроме этого не занимается. Профессионал – это тот, кто понимает контекст. И вот это – одно из ключевых слов. Контекст. То есть – в какую систему связей ты встраиваешься, с кем ты начинаешь вести диалог, кому ты начинаешь оппонировать, кто тебе нравится, кто тебе не нравится – в эстетическом смысле, и ни в каком другом. Не имея в виду личные связи, интересы, политические, психологические предпочтения… Мне кажется, что современный молодой человек, который «входит в литературу», он совершенно не понимает этого. Он путает активность в разного рода социальных сетях с культурными проявлениями. Это совсем не одно и то же. Выдающийся литератор может вообще никуда не выходить, как Пруст сидеть в своем условном бунгало, обитом пробкой, чтобы до него не доносились вообще никакие звуки внешнего мира, потому что он уже набрался впечатлений – все, у него уже в голове все это есть. Он сидит и пишет.

Когда к нам в Казань год назад приезжал Олег Чухонцев – один из крупнейших, если не крупнейший современный русский поэт, он, в частности, произнес фразу, которая меня просто потрясла. Ему тогда было 76 лет. И он сказал: «В моей жизни было двенадцать выступлений. Я все их помню». Ничего себе, да?! А какое место этот человек занимает в современной поэзии! Поэтому, когда я вижу, что литератор (в данном случае – начинающий литератор) явно не представляет себе, что пишут сейчас, что писали до – за пять, десять, сто лет до него, когда он повторяет какие-то зады кого-то там, кого он может быть даже и не читал… Но я-то это читал. Зачем мне спитые чаи? Когда я могу заварить крепкий, хороший, вкусный чай. Если пользоваться рыночными категориями, то зачем мне второсортные, просроченные продукты, когда есть свежие, и я знаю, где они находятся?

А про обиды… Я, например, долгие годы дружу с замечательным поэтом Ириной Ермаковой. И пока ни строчки про нее не написал. И как-то она на меня не обижается. То есть, если бы я был профессиональным критиком, я, наверное, писал бы по десять статей в год и про то, что мне нравится, и про то, что мне не нравится. А так я стараюсь выбирать какие-то события, книги, которые интересны лично мне и которые стоят на стыке нескольких проблем – то есть когда я пишу о какой-то отдельной книжке, я тоже стараюсь вписать ее в некий общий контекст. И показать этого автора на каком-то общем фоне.

– Ты сказал «писал бы, про то, что нравится, и про то, что не нравится». Мы как-то в последнее время подзабыли, что критика например, рецензия на книгу, вообще говоря, не обязана быть положительной. Более того, отрицательная рецензия в каком-то смысле даже более полезна.

Очень плохо, что подзабыли. Это кстати, одна из особенностей провинциализма: все друг друга хвалят. Это ключевой характерный признак провинциализма, причем он не привязан к понятию региона. Когда люди, живущие в Москве, в том же фейсбуке друг друга взахлеб хвалят, то это тоже провинциализм. Перефразируя профессора Преображенского, провинциализм – в головах. Это непонимание, где твое собственное место в общем контексте культуры.

Не только отрицательная рецензия, вообще жанр рецензии как таковой обязательно должен существовать. Критика – это, наверное, то немногое, что связывает воедино литературное пространство. Потому что литераторы, при всей своей склонности к тусовочности, люди довольно одинокие. Атомарные, так скажем. Каждый из них воображает себя самой главной фигурой на этом свете – он парнасец, и такое ощущение, что он на Парнасе живет один. На самом деле, конечно, он не один, а их сотни – таких людей. Так вот связи между этими людьми должны видеть какие-то другие люди, которые немножко в стороне находятся. Они сбоку и независимы. Это критики. Критики должны быть не для того, чтобы хвалить или ругать кого-то, а для того, чтобы постоянно, как паучки, связывать ниточками все это атомарное пространство. Исчезнет критика – исчезнут связи. И фактически исчезнет этот общий культурный срез.

– Что мы в какой-то мере сегодня и наблюдаем.

Да. Критика исчезает по целому ряду причин и далеко не всегда связанных только с литературой. Помимо психологических трудностей занятия критикой (критиков мало кто любит, и в то же время все ждут, чтобы критики высказывались, то есть нужно обладать устойчивой психикой), существует необходимость получения какого-то, извините, профицита. А сейчас заниматься критикой убыточно во всех смыслах этого слова. Сколько времени человек тратит на серьезную критическую статью? Почитать, подумать, написать, переписать, вычитать – месяц, в среднем. Или больше. А бывают еще обзорные, аналитические статьи. Сколько таких статей в год можно написать? И сколько за них платят, за эти статьи? Копейки. Вот и все. Даже исходя из таких приземленных соображений, понятно, что люди, которые этим занимаются, практически подвижники, они это делают на голом энтузиазме. И надо им сказать спасибо за сам факт того, что они пишут, даже уже и неважно что – ругают или хвалят. Кстати, рецензия не должна быть обязательно положительная или отрицательная, бывают и объективистские рецензии. Я стараюсь писать именно такие – отмечать и плюсы и минусы. Важно чтобы рецензия была яркая, чтобы там были мысли, которые можно обсуждать, и чтобы была видна позиция критика. Ведь чем еще критик отличается от литератора – литератор очень часто боится выражать непосредственно свою позицию. Прежде всего – по причинам психологической зависимости от других литераторов, это вполне понятно.

– Возможно, он не всегда может свою позицию сформулировать?

Возможно, но есть и те, кто прекрасно это умеют делать, однако опасаются. Не делают этого из соображений политкорректности. Критик не может быть политкорректным по определению. Если он политкорректен, это не критик. Тогда не иди в критику, не занимайся этим. Очень многие люди, которые могли бы писать – я таких знаю, которые могли бы написать интересно и хлестко – они этого не делают из соображений психологической безопасности. Я их понимаю и не осуждаю. И сам я высказываюсь тоже довольно редко. Потому что это тяжелое дело. Обрати внимание: людей, которые считают себя поэтами или прозаиками, огромное количество, а тех, кто считает себя критиками – сосчитать хватит пальцев двух рук.

– Критики, по сути, рефлексией занимаются.

Да. Критики стараются осознать, что происходит. Делают некий первичный анализ. Хотя серьезный анализ, конечно, больше относится к области литературоведения.

– Современная критика часто даже не совсем критика. Это иногда просто эссе, размышления, какие-то впечатления от прочитанного…

Ты затронула важную тему. Меня, как человека с филологической выучкой, всегда раздражает смешение жанров в этом поле. Если уж ты заявляешь, что пишешь критику, пиши, пожалуйста, критику. С выявлением собственной позиции, с демонстрацией своих взглядов, чтобы читатель понял, что ты думаешь, в какую систему отношений ты вписываешь этого автора, что ты видишь в этом произведении, чего ты там не видишь. А просто «взгляд и нечто»… Вот, мол, вышла новая книга, и я задумался, глядя в окно, прочитав эту книгу… и так далее. А далее идут какие-то общие размышления, не имеющие прямого отношения к книжке. Они даже, может быть, касаются автора, но все равно ничего не сообщают о тексте. И такое, к сожалению, под видом критики имеет место быть в большинстве случаев. Это связано с тем, что некоторые люди, которые, как им кажется, занимаются критикой, на самом деле занимаются не критикой. Они не понимают, что это такое. Критика – это оценка. А оценка – это всегда страшно. Потому что, во-первых, ты можешь нажить себе врагов, а во-вторых, даже если тебе это все равно, ты можешь просто ошибиться. А кто хочет ошибаться? Никто. Но в нашем пространстве, в пространстве искусства и культуры не ошибаться невозможно. Мы не знаем, кто через сто лет будет считаться великим, кто второстепенным, кто вообще будет забыт. То есть каждый из нас, конечно, про себя думает, что он знает. Я тоже знаю, как мне кажется. И я пытаюсь эти свои взгляды как-то продвинуть или даже, может быть, в некоторых случаях навязать. Критик, которые не продвигает и не навязывает свои взгляды – это нонсенс, это не критик. Не занимайся этим тогда. Любой критик должен быть неистовым независимо от того, пишет он сдержанно или он пишет размашисто, экспрессивно.
Как я уже говорил, в нашем современном литературном пространстве так мало людей, которые регулярно пишут о текущей литературе, и более или менее откровенно при этом, что их всех нужно ценить уже за самый факт существования. Их от силы десяток. А должно быть двадцать-тридцать.

– Тут возникает еще одна проблема. Ведь мы не имеем какого-то единого литературного процесса, единого пространства в современной русской литературе.

В культуре есть явления, которыми невозможно управлять, стихийные. Хотим мы этого или нет, нам приходится иметь с ними дело. Лично, своим волевым усилием тут ничего изменить нельзя. Да ведь и сорок лет назад этот процесс не был таким уж единым: была официальная советская литература, был андеграунд, была эмигрантская литература. Конечно, сейчас пространство это еще более фрагментировано – это объективная реальность. Но так не будет бесконечно. Скорее всего, эти десятки мелких группочек в конце концов как-то будут объединяться, может быть, в какие-то более крупные, и где-то это уже происходит. Говорить, что такое положение дел – это очень плохо или очень хорошо, я бы не стал. В нем есть свои плюсы и свои минусы. Хорошо, что каждый может найти свою нишу. Плохо, что при этом у него закрываются глаза на другие ниши, как будто их вообще не существует.

У меня был опыт составления поэтической антологии пару лет назад. По этому поводу я написал статью «Живой контекст», которая выходила в «Арионе». Очень, я считаю, полезный опыт. Я прочел всю периодику, какую смог найти, за 2012 год. По минимальным оценкам это более восьми тысяч стихотворений. Все толстые журналы, по двенадцать номеров, забыв про свои политические, эстетические пристрастия, все подряд: «Новый Мир» и «Наш современник», «Новое литературное обозрение» и «Вопросы литературы», «Юность» и «Новую Юность», и «Дети Ра», и «Идель», и «Байкал» и так далее. Иногда даже читал стихи в интернете, на личных страничках авторов. Это позволило мне увидеть если не всю картину, то значительную ее часть. И стало ясно, что такого опыта сейчас практически ни у кого нет, кроме нескольких человек. То есть существует проблема связи между разными нишами. Увидеть все трудно – островков очень много, но, по крайней мере, иметь о них представление необходимо.

– Какой ты сделал для себя вывод?

– Могу отослать интересующихся к статье в «Арионе» (№ 3, 2014. – Прим. ред.). там все подробно изложено. У меня скорее позитивное впечатление от того, что происходит в поэзии. Количество хороших стихов довольно большое. За год несколько десятков или даже сотен их появляется. Но вопрос в том, кто их авторы.

– И кто же?

– Очень по-разному. Бывает, что из ста стихотворений за год десять написал какой-нибудь «классик», а все остальное случайно написали какие-то другие люди. И не факт, что на следующий год те же самые люди напишут что-нибудь стоящее. То есть средний уровень очень хороший. Есть отдельные пики, которым можно доверять: ты знаешь, что автор N всегда напишет не ниже определенного уровня, а бывают авторы – и их большинство – про которых ничего нельзя сказать наверняка. Сейчас он написал хорошо, а потом – может и не сумеет. Одна из проблем современного поэта заключается в том, что человек сам не умеет отбирать. Нет внутреннего редактора.

– Но, с другой стороны, ведь вроде как «пораженья от победы ты сам не должен отличать».

– Ну, Борис Леонидович многое говорил, как бабушка надвое сказала, и это одна из его наиболее популярных загадочных фраз. Что он имел в виду? То ли что ты не должен гордиться победами и огорчаться из-за поражений, то ли что ты не должен разбирать, где ты победил, а где наоборот. Непонятно. Я думаю, он и сам не вполне знал. Но звучит красиво. Хотя мне кажется, что многие современные стихотворцы не отличают пораженья от победы в худшем смысле. Не умеют отбирать. А это умение – еще один признак профессионализма.

Давай повторим: один признак – понимание контекста; второй – культурный багаж, в отношении которого ничего не изменилось с появлением высоких технологий – никто тебе его в голову не вложит, пока ты сам не потратишь усилия и не приобретешь его. Личное постижение культуры никто не отменял. У человека, претендующего на культурные проявления, должны быть знания, и довольно солидные. Легкого пути в культуру не бывает.

И третье – профессиональный отбор. Профессионал отличается от дилетанта тем, что у него должен быть внутренний редактор. Не в смысле цензор по идеологическим вопросам, а в смысле критики тебя самого. Написал? Не беги сразу вывешивать в фейсбук, положи в стол, закрой файл. Вернись к нему через три дня, через неделю. Дай отлежаться. Это и есть литераторское отношение к тексту. А дилетантское отношение – отношение как к дневнику. Сегодня у тебя получился удачный образ, а завтра – нет. Да ты и сам пока не понимаешь, где он у тебя удачный, а где нет. Значит, ты не профессионал, дорогой мой. Принцип отбора. Труд. А трудиться многие не хотят.

- В общем, можно сказать начинающему автору: прежде чем претендовать на внимание профессионального журнального критика, взрасти в себе критика внутреннего. Спасибо за беседу, Артем, думаю, она была полезной.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
4 357
Опубликовано 19 май 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ