ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 224 декабрь 2024 г.
» » Редакторы о своей профессии

Редакторы о своей профессии


Опрос журнала «Лиterraтура»


Представления о редакторской работе менялись в разные времена, но cама деятельность никогда не утрачивала своего значения. Гораций в «Науке поэзии» предлагает идеальный портрет редактора: «Здравый и дельный ценитель бессильные строки осудит, /Грубым предъявит упрёк, небрежные – чёрным пометит…». Лидия Чуковская сравнивала редакторский талант с режиссёрским и приводила в пример Станиславского; Ольга Славникова в эссе «Похвальное слово литературному редактору» уподобляет эту профессию тренерской и приводит реплику Елены Холмогоровой: «Редактор, как актер, проживает столько жизней, сколько рукописей проходит через его руки…» Мы расспросили редакторов современных литературных изданий о деталях их профессии.

1. Что такое сегодня редактор литературного издания – в смысле нравственном и профессиональном – и в чём основные сложности его деятельности? Насколько это понятие, на ваш взгляд, претерпело изменения по сравнению с советским временем и 90-ми?

2. В каком состоянии, с вашей точки зрения, пребывает сейчас редакторская культура в литературных изданиях – и какие перспективы ожидают этот институт в следующих поколениях?

3. «Я… четверть века был практикующим литературным критиком. Но в 1993 году стал главным редактором литературного журнала и быстро обнаружил, что эта должность накладывает серьезные ограничения на мои привычные занятия.. Я уже не мог от чистого сердца хвалить – а уж тем более ругать – произведения, напечатанные в собственном журнале, и был так же скован в отношении произведений, публикуемых в других журналах», признаётся Сергей Чупринин, главный редактор журнала «Знамя». Чувствуете ли вы подобные ограничения – в связи с профессией литературного критика, стихотворными публикациями, – или ограничения иного толка – и как преодолеваете их в каждом индивидуальном случае?

На вопросы редакции отвечают Валерия Пустовая, Андрей Василевский, Анна Сафронова, Cергей Чередниченко, Владимир Козлов, Марина Кудимова, Евгений Лесин, Виталий Штемпель, Юрий Коньков, Андрей Назаров, Дмитрий Тонконогов
___________________



Валерия Пустовая, редактор отдела критики журнала «Октябрь»:

1. Проще всего, пожалуй, назвать редактора литературного издания куратором, функциональным лицом, обладающим полномочиями фильтровать и презентовать современную словесность. С другой стороны, сам редактор может воспринимать свою работу как удачно найденный способ социализироваться, не выходя за пределы любимого мира слов. В этом колебании между возможностью влияния (а значит, и необходимостью понимать, во имя чего влияешь) и частностью, невлиятельностью самого дела литературы сейчас – главная интрига редакторского самосознания. В советское время редактор куда в большей степени был чиновником, представителем сильной идеологической корпорации, и когда изнутри сопротивлялся духу казенной литературы – тоже работал на поле идеологии, делал политику. Теперь же, когда речь идет о литературе как таковой, редактору необходимо самому выбирать, кому внутренне отчитываться, чему сопротивляться.
Именно теперь, когда литературные издания выпали из поля политического давления (так как и литература выпала из сферы массовых интересов, перестала быть кодом доступа к национальному самосознанию), важно обезопасить себя от внелитературных мотиваций. Соотносить свои редакторские решения с приоритетами в области русского языка, художественности, представлениями о том, что в литературе ново или отжило, ценно или дешево, правдиво или подделано. Поддерживать в себе литературный идеализм.

2. В журналах редакторская культура еще, по крайней мере, существует. Еще сохраняется значение редактора как первого квалифицированного читателя рукописи. В сетевых изданиях редактор – скорее модератор записей. В издательствах – менеджер по добыче, вынужденный применять к литературному произведению торговые критерии. Издательства сейчас нередко выпускают серьезную прозу в журнальной редактуре. Поскольку в журналах не обесценилась работа с рукописью, а в издательствах редактура – проходной этап производства.
Хорошо, конечно, когда автор добросовестен настолько, что воспитал в себе внутреннего редактора, который не даст сфальшивить, наврать, навалять лишнего. Но, во-первых, авторов такой культуры письма немного – внутренняя редактура, потребность в самопроверке падает одновременно с внешними институтами редактирования. А во-вторых, даже профессиональному и опытному писателю время от времени нужен свой профессиональный читатель, критик-превьюер, с которым можно обсудить текст до публикации.

3. Загвоздка в том, что большинство нынешних редакторов в литературных изданиях – люди «практикующие». Они печатаются и отзываются на публикации коллег, сочетая возможности редактора, поэта, прозаика, критика, колумниста, хроникера литературной жизни. У представителя издания и самостоятельной творческой личности разные полномочия, а корректное переключение ролей предполагает внимание к нюансам. Ясно, что поэту или прозаику не стоит постоянно публиковаться в издании, где работает, – но если в коллективе журнала есть критик, его, наоборот, рассчитывают публиковать у себя. Нельзя заступать в область литературной критики, когда пишешь журнальные анонсы, если только это превышение полномочий жанра не оправдано твоей увлеченностью произведением. По той же логике не стоит писать в журнале о его авторах и тем более о произведениях, вышедших здесь, – для свободного анализа в таких случаях надо выступить за пределы редакторской роли, оказаться на площадке, где у тебя только критическая роль.
Писать об авторах журнала, в котором работаешь, затруднительно так же, как писать о любых литературных знакомых, но само это затруднение должно быть решено в пользу непредвзятого анализа, иначе знакомствами будешь обрастать в ущерб квалификации. Просто в момент выбора нужно напомнить себе о той самой, внутренней подотчетности, и осознать, что, помимо интересов журнала, есть интересы творчества и культуры, что журналы существуют для продления жизни искусства и журнальная политика не может быть самоцелью.



Андрей Василевский, главный редактор журнала «Новый мир»:

1. Загляните в дневники Александра Твардовского, выходившие в «Знамени» и потом отдельными книгами. Обнаружится, что при всех творческо-кадрово-цензурных проблемах тогдашнего «Нового мира» хозяйственно-финансовые вопросы Твардовского не заботят, поскольку это вообще не его функция. Ведь с момента основания и до начала 90-х годов «Новый мир» являлся структурным подразделением большого государственного издательства «Известия». А сейчас... Главный редактор, по крайней мере, в толстых литературных журналах в их нынешнем состоянии, он не только литературный редактор, но и руководитель, вынужденный заниматься многими скучными и безрадостными нелитературными обязанностями, требующими много времени и нервов.

2. Редактирование — это работа с автором, а не просто с текстом, компромисс между редактором и автором. Понятно, что редактируется только то, что «не стихи»; в отделе поэзии редактор выбирает то, что будет опубликовано, составляет подборку, а стихи, нуждающиеся в редактуре, и печатать не надо. По крайней мере, так оно происходит в «Новом мире». А вообще литературные издания, они разные и люди там по-разному работают (как именно — спросите у них). Научить редактированию на каких-нибудь курсах, выдав соответствующее свидетельство об окончании, по-моему, невозможно; хороший редактор выращивается годами (это относится и к хорошему корректору). И, конечно, редактирование — деятельность творческая, с трудом поддающаяся «алгоритмизации».

3. Вполне понимаю Сергея Чупринина. Я тоже перестал быть «практикующим литературным критиком», поскольку моя должность накладывает на меня очевидные корпоративные обязательства, препятствующие свободному и независимому высказыванию хулы и похвалы. Но я уже лет двадцать веду в журнале условно «библиографическую» рубрику «Периодика», не требующую от меня «прямой речи».



Анна Сафронова, главный редактор журнала «Волга»:

1. Редактор – это такая «вечная» фигура, коррективы времени по большому счету – незначительны. Печатает журнал талантливые тексты – значит, в нем работают хорошие, профессиональные редакторы, и такую деятельность можно считать «нравственной», только и всего. Безнравственно колебаться в зависимости от статусных представлений о «нравственности». Можно было бы сказать, что в советские времена понятие «нравственности» было безнадежно скомпрометировано и вызвало к жизни альтернативные явления. Сейчас, видимо, могут происходить аналогичные процессы. Вот замечательный пример: «…Теперь мы будем публиковать только друзей «Гулливера» по всем правилам коррупции и кумовства. Мы должны идти в ногу со временем… Мы никогда не присягали никакой традиции… Мы должны избавиться от всех икон современности… Мы призываем быть безвкусными…» (Вадим Месяц. Апофеоз беспочвенности. Двенадцатый манифест «Русского Гулливера»). По поводу новаторства – вспомнила спокойного Розанова: «Ах, добрый читатель, я уже давно пишу "без читателя", - просто потому, что нравится. Как "без читателя" и издаю... Просто, так нравится. И не буду ни плакать, ни сердиться, если читатель, ошибкой купивший книгу, бросит ее в корзину (выгоднее, не разрезая и ознакомившись, лишь отогнув листы, продать со скидкой 50% букинисту)». И еще: «Даже не знаю, через "ять" или "е" пишется "нравственность". И кто у нее папаша был – не знаю, и кто мамаша, и были ли деточки, и где адрес ее – ничегошеньки не знаю». Написано, однако, более века назад.

2. Вопрос этот – тема для диссертации; в целом же см. п. 1: есть профессиональные редакторы – соответственно, есть и редакторская культура издания. О перспективах – вопрос индивидуальный…

3. Ваш вопрос – с целью избежать блуждания по общим местам – я переадресовала Алексею Александрову – человеку, который пишет стихи чуть ли не ежедневно, и вместе с тем успешно ведет отдел поэзии в «Волге». Его ответ привожу полностью:
«Я, в самом деле, в последнее время пишу много, но публикуюсь неохотно, чаще всего присылаю стихи по приглашению или если чувствую явную заинтересованность в моих текстах. Т.е. "ограничения” у меня обратного свойства – будучи сам редактором, понимаю, что могу послужить причиной подобной неловкой ситуации, стараюсь не злоупотреблять "служебным положением”. Что касается дружеских отношений и связанных с этим разного рода ситуациях, есть у меня одно правило: когда я открываю подборку, я забываю имя ее автора. Знаете, литература – жестокая вещь, в редакционную почту иногда приходят письма от инвалидов, многодетных матерей, которые не забывают упомянуть об этом. Но мы печатаем не поэта Эн, а стихи, которые рассказывают о написавшем их человеке лучше всяких справок. И текст, в отличие от человека, безжалостен, он всегда напоказ. Поэтому я как редактор толстокож, нелицеприятен и чудовищно медлителен, и уж точно не щажу ни "своих”, ни "чужих”».



Сергей Чередниченко, директор редакции журнала «Вопросы литературы»:

1. Я не могу говорить о всех литературных изданиях, скажу только о журнале «Вопросы литературы», в котором работаю.

Редакторская работа в «ВЛ» связана со спецификой этого журнала, печатающего как статьи о современной литературе (критику), так и статьи по теории литературы, истории русской и зарубежной литературы (литературоведение). Поэтому редактор «ВЛ» – это человек, с одной стороны, работающий в сфере науке или образования, имеющий ученую степень в области филологии, с другой стороны, он должен обладать литературным вкусом и чутьем, разбираться в текущем литературном процессе. Сейчас в России немало хороших высокопрофессиональных филологов, есть и хорошие критики, но сочетание того и другого в одном человеке – большая редкость. Идеальный пример этого редкого сочетания – главный редактор «ВЛ» Игорь Олегович Шайтанов. Его сферы интересов – английская литература, шекспироведение, компаративистика и русская литература ХХ века, современная русская литература, в особенности поэзия. И другие редакторы «ВЛ» (Игорь Дуардович, Татьяна Вячеславовна Еремеева, Елена Михайловна Луценко, Мария Олеговна Переяслова, Елена Алексеевна Погорелая) в своей жизни так или иначе совмещают научную, педагогическую и литературно-художественную работы. Весь опыт, полученный в этих хотя и смежных, но разных сферах, необходим редактору «ВЛ».

«ВЛ» – это «ваковский» журнал, мы также участвуем в рейтингах научного цитирования. Поэтому интерес к журналу со стороны аспирантов, молодых ученых, преподавателей вузов, которым нужны публикации для защиты диссертаций, очень велик. Беда нашего филологического образования в том, что студентов филфаков не учат писать. Редко умеют писать и преподаватели. Говоря «умеют писать», я имею в виду «писать хорошо» – так, чтобы читателю было интересно следить за развитием мысли, чтобы в статье был динамичный филологический сюжет, а не монотонная описательность, чтобы был живой язык, а не с набор штампов так называемого «научного стиля» или, не дай бог, модного (особенно в провинции) птичьего «метаязыка». Поэтому первый этап работы редактора (или члена редколлегии) «ВЛ» – это научно-стилистическая экспертиза. Не скажу точно, но по моим ощущениям процентов 60–70 присылаемых статей мы вынуждены отсеивать просто потому, что они очень плохо написаны.

Приведу пример такого плохо написанного текста, чтобы стало ясно, о чем идет речь. Это небольшая цитата из предложенной автором к публикации в «ВЛ» статьи об одном современном романе: «На самом же деле Сергей пришёл в Беларусь уже со своим миром, со своей державой. Произошла приватная субъективно-символическая аннексия. Маленькая страна наполнила или же открыла герою его внутренний универсум, который оказался много больше Республики, где ему в итоге стало тесно. Сергей понимает, что его Родина там, где есть русский язык, а значит – всюду (внутри, статическое путешествие), поэтому и его любовное чувство никуда от него не денется, ибо является русскоязычным».

Увы, на этом этапе случается много обид. Недавно даже один известный критик в ответ на отправленный ему отказ написал: «Мне еще в 70-е годы говорили, что мои статьи – сумбур вместо музыки. Ничего, переживу». С нравственной точки зрения обижать людей бывает неприятно тебе самому, но профессиональный долг выше.

Об изменении по сравнению с советским временем и 1990-ми я многое знаю от старших коллег, но говорить об этом с чужих слов, наверно, неуместно. Отмечу только то, что сегодня работа редактора не только литературного издания, но и любого другого, заметно легче и производительней с технологической точки зрения благодаря всеобщей компьютеризации и Интернету. В возрасте старшего школьника, в 1996–1998 годах, я работал «юным корреспондентом» в кызылской газете «Тувинская правда», и там успел увидеть, что такое типографская верстка, гранки и тому подобный ужас.

2. Редакторы, с которыми я близко знаком, вызывают у меня только уважение, в отдельных случаях переходящее в восторг. Когда я публиковался в разных изданиях, меня часто просили что-то сократить или исправить, и всегда это шло на пользу тексту. Я никогда не стал бы публиковать свой текст, будь то проза, критика или филологическая статья, без предварительного редакторского прочтения и вмешательства.

«Вопросы литературы», в отличие от подавляющего большинства «ваковских» изданий, не собирают с авторов деньги за публикации, пытаясь выживать другими способами. С каждым материалом ведется большая редакторская работа. Очень часто мы просим авторов сократить текст, но бывают случаи, когда авторы не могут сделать это сами. Естественно, если бы могли, сразу написали бы короче. У меня был случай, когда статью об одном эпизоде творческой жизни Булгакова я сократил более чем в два раза – в присланном материале было 80000 знаков, в опубликованном осталось 36000. Естественно, все это согласовывалось с автором. Когда автор пришел в редакцию за причитающимися ему экземплярами номера, он долго жал мне руку, благодарил за то, что статья стала такой ясной и лаконичной. Другой весьма почтенный автор, получая вышедший журнал, попросил меня познакомить его с редактором Марией Переясловой, которая согласовывала с ним правку по переписке, сказав при этом примерно следующее: «Я много где печатался, но никогда со мной так не работали. Прочитал свою статью в верстке и сам понял, что хотел сказать».

Думаю, всем ясно насколько важна редакторская культура, насколько важна эта профессия и даже, если можно так сказать, этот социальный институт. А теперь о перспективах.

Литературный редактор – это работа, требующая очень высокой квалификации и большого образования. Я уверен, что, допустим, в 23 года можно быть хорошим поэтом или даже хорошим прозаиком, но хорошим редактором – невозможно. Квалификация зарабатывается долгими годами образования и практики. Ужас в том, что эта работа остается позорно низкооплачиваемой. Недавно на очень помпезном вручении одной литературной премии главный редактор одного из старейших московских литературных журналов сказал, что с нового года сократил своим сотрудникам зарплату до 2000 рублей в месяц. Эта сумма за гранью смеха и слез. Благо, идейные люди могут работать за символическую плату, а прожить у них, видимо, получается на пенсию.

Ни для кого не секрет, что большинство толстых литературных журналов получает господдержку от Федерального агентства по печати (Роспечать). В этом году в связи с «Годом литературы» она даже была увеличена в два раза, но все равно это не более чем десятая часть от годового бюджета журнала. Чиновники говорят, что у журналов маленькие тиражи, что их социальная функция осталась в прошлом, что в условиях, простите, дальше цитата, «правового государства» не нужно рассчитывать на спасательный круг от Роспечати или Минкультуры.

При этом чиновники не понимают, что поддерживать нужно не только тираж или доставку в библиотеки, а именно профессию литературного редактора. Так получилось почти чудом, что «Вопросах литературы» сейчас молодая редакция – работают люди в возрасте около 30–35 лет. Об этом хорошо рассказала Елена Погорелая в недавнем интервью «Лиterraтуре» (№ 47). Все мы работаем не только в редакции, у каждого два, три, а то и четыре места работы – иначе просто не проживешь. Но вот среднего поколения редакторов у нас нет, мало среднего поколения и в академическом литературоведении – очевидно, всех вымыло 90-ми годами в какие-то другие более денежные сферы.

Учитывая то, что всех нас ждут нелегкие времена (надеюсь, только в плане финансов), перспективы редакторской культуры довольно мрачные.

3. Я главным редактором еще не стал, поэтому подобных ограничений не чувствую (смайлик). Но я понимаю, о чем говорит Сергей Иванович. В нашей литературной среде слишком много завязано на симпатиях или антипатиях, дружбе или обидах, короче говоря, человеческой этике и профессиональной «дипломатии». Один известный литературный критик как-то написал довольно снисходительную (почти презрительную) рецензию на мою повесть «Потусторонники». Потом мы познакомились с ним в баре пансионата «Липки». Поняв, что сидит рядом с недавно им обруганным молодым писателем, этот критик вдруг как-то не то чтобы стал извиняться, но постарался наводящими вопросами выяснить у меня, не обижен ли я, не считаю ли теперь его своим заклятым врагом. Ей-богу, это было удивительно! Господа, отбросим мелочность и дипломатию, давайте будем ругать и хвалить – всегда от чистого сердца! И да пребудет с нами профессиональная честь и благородное великодушие!



Владимир Козлов, главный редактор журнала «Prosōdia»:

1. В качестве редактора литературного издания я работаю совсем недавно, основной редакторский опыт — деловые и научные издания. В деловой прессе редактор режет тексты, заставляет их переделывать, меняет заголовки и подзаголовки – он работает по правилам достаточно быстрого и жесткого конвейера, который не позволяет церемониться с авторами. Конечно, в литературной сфере подход к авторам гораздо более бережный и индивидуальный.
Сложность у редактора, по-моему, только одна, и она не в сфере человеческих отношений с авторами. Вопрос в том, можешь ли ты отличить хорошее стихотворение от плохого или нет – и отсюда цепочка вопросов: насколько убедителен для тебя самого и окружающих твой выбор? можешь ли ты его защитить? насколько далеко ты готов в этом зайти? На самом деле не так-то много пишущих готовы для себя на такие вопросы отвечать. Читая поступившую рукопись, по-моему, редактор решает для себя именно эти вопросы. Все остальное более или менее технологично и напоминает раскладывание пасьянса, но – до тех пор, пока он не сложится.

2. Редактора – часть индустрии, которая делает из литературы, из конкретного произведения событие. Конечно, вся эта индустрия в России пока очень слаба. Ее надо развивать всеми доступными способами – прежде всего, не потому, что это нужно редакторам, а потому, что это нужно литературе.  

3. Возможно, с проблемами, которые описал Сергей Чупринин, мне еще предстоит столкнуться. Пока же эффект обратный. Прежде чем сделать журнал Prosōdia, я десять лет писал литературно-критические статьи и рецензии для «толстых» журналов. Продолжаю это делать и сейчас. Но за эти десять лет сложилось понимание, какого журнала в России нет, а также понимание, что для того, что меня интересует более всего, – готовой площадки не существует. В этом смысле для меня лично Prosōdia стала этапом развития как литературного критика, позволила сфокусироваться, вывести разговор о поэзии несколько на другой уровень, при этом раздвинув жанровые, стилистические, тематические границы. Если бы это можно было сделать на площадках других журналов, мы бы не стали связываться с созданием нового журнала. При этом до появления журнала Prosōdia я всячески отрицал свою принадлежность к цеху литературных критиков. Потому что я писал только о том, на что не мог не откликнуться, а это – непрофессиональный подход. Сейчас мы пишем о свежих поэтических книгах в каждый номер, и, похоже, придется признать, что теперь мне от этого амплуа не отвертеться. Литературный критик, таким образом, – производное от журнала, поскольку отличие журнала от альманаха – наличие позиции, а ее выражает критик.
А с авторами, как ни странно, помогает взаимодействовать проживание на отшибе – в Ростове-на-Дону. Я почти выключен из литературного быта. У этого состояния есть и плюсы и минусы, но оно точно дает нужную дистанцию для достаточно независимого суждения о прочитанном.



Марина Кудимова, заместитель главного редактора «Литературной газеты»:

1. Редактор сегодня – это менеджер по персоналу и дефектолог во вспомогательной школе в одном лице. В 90-е профессия редактора почти исчезла, в «нулевых» издатели поняли, что одним корректором не обойтись, но качество художественного текста не вернулось. Закон Паркинсона работает и здесь, хоть и перефразированный: уровень литературного мастерства обратно пропорционален количеству выпускаемых текстов.

2. После гуманитарной катастрофы 90-х сложно ожидать, что читатель по-быстрому  наверстает потерянный багаж. Невзыскательность малограмотного потребителя не способствует повышению качества исходного текста – основы редакторской работы. Текст можно декоративно улучшить, но не во власти редактора кардинально изменить исходные данные.

3. Я никогда не была главным редактором, и подобных фобий не испытывала. Другое дело, что я до немоты не люблю никого обижать – и в этом смысле как критик профнепригодна. Но именно эти корпоративные «ограничения» привели литературу к нынешнему клеточному состоянию. Атомизированная, клеточная литература свободе суждений не способствует. Не чувствуя никаких «ограничений», я, тем не менее¸ ощущаю, что межклеточные границы становятся все неприступнее, а содержимое клеток практически не пересекается. Поэтому все дальше ухожу в классику – единственный источник творческой свободы.



Евгений Лесин, ответственный редактор газеты «Ex Libris НГ»:

1. Редактор литературного издания – во всех смыслах – несчастный человек. Литературы нет, а литературные издания есть. Даже Год, поговаривают, сейчас литературы идет, но самой, пусть и вялотекущей, литературы как не было, так и нет. Причем писатели имеются, но что они пишут? Вот-вот, сейчас «нецензурная брань» запрещена, так что пояснить свою мысль не могу. С другой стороны, когда литературному редактору литературного издания редактировать нечего, то, в общем и целом, – проще.

Мне, конечно, проще, я редактор книжного издания, газеты, публикующей рецензии на книги. А книги сейчас есть, и неплохие.

Что касается советского времени и 90-х – тут мне сказать нечего: в советское время я был читателем, а в 90-е – рядовым работником издания. Не того, где я сейчас, но все равно книжного, а не литературного.

2. Перспектива одна: полная гибель всерьез. Сейчас ведь старых корректоров не осталось уже. И редакторов. А новые… Ну, из интернета ребята. Нет, конечно, кто-то еще остался, но их все меньше и меньше. Так что сейчас все очень хорошо. По сравнению с тем, что будет в ближайшее время.
 
3. Согласен с каждым почти словом. Просто я сначала стал практикующим поэтом, потом практикующим сотрудником книжного издания, а уж потом… Но в общем, да, приходится жить совершенно двойной жизнью. Чистой воды Джекилом (редактором) и Хайдом (поэтом). Как Джекил – я публикую вдумчивую рецензию А. на Б. Редактирую бережно. А как Хайд – бегаю в пьяном угаре между А. и Б. с воплями, что они… (тут снова я не могу вставить нужные слова в силу их неполиткорректности и т.п.). Ну, или еще что-нибудь в том же роде. Меня как Хайда, кстати, ни А., ни Б. не печатал никогда и не напечатает уже (они ведь тоже еще и редакторы, а не только писатели и поэты). Но как Джекил знаю: они существенная часть литературного процесса, и я не могу их не учитывать. 



Виталий Штемпель, редактор журнала «Плавучий мост»:

1. Начну с того, что мой редакторский опыт исчисляется менее чем двумя годами (правда, денными и нощными). Поэтому, отвечая на вопросы анкеты, более полагаюсь на свой читательский опыт.
Понятие нравственности сегодня, в сравнении с недавним прошлым, претерпело серьёзные изменения. Оно освободилось, по крайней мере, от явных идеологических рамок. Вместе с тем, было бы наивным полагать, что журнал может существовать сам по себе, не считаясь с тем социальным и культурным окружением, которому он придан. Поэтому что такое независимый журнал – просто не знаю. Только порадовался бы, помимо всего прочего, ещё и зависимости от умного, понимающего задачи журнала, спонсора. Единственная независимость, которую сохранять следует всегда – это право определения творческого содержания журнала. Что как раз, на мой взгляд, напрямую связано с вопросом нравственности и профессионализма. В любом случае, журнал должен быть свободен от диктата одного человека. В моём представлении, в основе его формирования – всегда – сотворчество многих. Эффективность этого сотворчества и определяет литературный уровень журнала, его индивидуальность. 
Редактор литературного журнала, возможно, как никогда ранее, должен, помимо всего прочего, обладать качествами визионера. Это не значит, конечно же, что став редактором, автоматически их обретаешь. Но способность видеть далее сегодняшнего дня – вопрос выживаемости журнального издания.

2. Наверно, не следует ставить в один ряд литературные журналы только появившиеся на свет, ещё ищущие себя, и журналы, существующие многие годы – с устоявшимися структурами и сложившимися традициями. Адаптация же чужих традиций, по моему наблюдению, приводит к обезличиванию вновь созданного журнала. Да и сами традиции только тогда хороши, когда оправдывают своё присутствие читательским интересом к журналу. В противном случае они требуют подкрепления новыми идеями.
Дефиниция редакторской культуры вообще слишком зыбка, чтобы говорить о ней как о чём-то однозначном. Тем не менее, культурное лицо журнала (а оно есть отражение редакторской культуры) определяется, на мой взгляд, не только его содержанием, но и отношением к автору и к читателю. Эта всегда взаимосвязано. Публикацию, в моём представлении, лишь тогда можно считать удачей, когда она доставляет радость и автору, и читателю. В этом случае и журнал остаётся в выигрыше.
Думаю, следует помнить, что редактор – это ещё и живой человек. Не всегда умеющий найти баланс между личными интересами и редакторской деятельностью. Но именно там, где начинается узко-меркантильный расчёт, – там кончается редактор. Редакторская культура – это синтез общей культуры редактора и способности принимать решения только в интересах журнала, литературы.

Отношение к культуре в наше торопливое время – всё более отрешённое (если не сказать – равнодушное). Культура всегда (или почти всегда) нерентабельна.
Тем не менее она обогащает жизнь каждого из нас. Поэтому остаюсь оптимистом. Уверен: пока будет существовать культурно-языковая общность людей, будет существовать и журнал, – как орган, несущий в себе объединяющее начало и дающий, кроме того, возможность читателю сориентироваться в потоке современной литературы.
В каком виде он будет существовать – это уже другой вопрос.

3. Редакторскую работу и личное творчество связать вместе действительно очень трудно. Завидую тем, кто это умеет. Но вот работа с авторами – это естественная составная часть редакторской деятельности. Избежать добрых слов в адрес того или иного автора очень трудно. При этом говоришь их с радостью и от чистого сердца. Часто небольшая, но с толком составленная,  подборка стихов может сказать читателю об авторе больше, нежели отдельный сборник стихотворений. Конечно же, ты как редактор связан «по рукам» – личные симпатии и привязанности оттесняются на второй план. Отбор материала для публикации часто происходит на уровне интуиции. Отказать автору, достойному публикации, – всегда самое трудное. Увидеть автора в его творческом развитии – задача редактора. Только тогда, когда это удаётся, находишь внутреннее удовлетворение, утверждаешься в принятом решении.
Являясь первым читателем журнала (прежде всего — как координатор проекта), пытаюсь увидеть журнал как бы со стороны. Это трудно, но необходимо. Именно с чтения только подготовленного к изданию номера журнала  начинается для меня и работа над следующим его выпуском. Поиск его лица, его единственности. Если это удаётся, то только благодаря всем другим редакторам «Плавучего моста», совместно с которыми готовлю и редактирую этот журнал.



Юрий Коньков, главный редактор журнала «Homo Legens»:

1. Редактор – это профессия, требующая беспощадности и нежности одновременно, и сочетать эти качества в себе – возможно, главная сложность. Редактору надлежит беспощадно удалять – из редакционной почты и из текста, который готовится к публикации, – всё вторичное, наносное, пошлое, безнравственное и неталантливое и в то же время нежно пестовать и оберегать самобытное чистое слово, даже если оно вроде бы и не по канонам сказано, и не по вкусу тому человеку, в чьём теле находится редактор. Очень ответственное дело, нести эту ответственность – дело тоже непростое. А от эпохи и господствующей идеологии эта работа как раз не зависит – вернее, не должна зависеть.

2. В современных литературных изданиях работает большое число редакторов высочайшего класса с огромным жизненным и профессиональным опытом. Я надеюсь, что у них есть достойные продолжатели, тогда перспективы у редакторского дела самые многообещающие.

3. У меня все гораздо проще: все опубликованные в нашем журнале произведения я люблю, а значит, люблю и людей, их написавших, то есть наших авторов. Странно было бы относиться к ним иначе: без них ведь и нашего журнала не было бы.



Андрей Назаров, главный редактор журнала «Новый берег»:

1. В любые времена желательно, чтобы редактор был и нравственен и профессионален, хотя эти качества, к сожалению, часто приводят к внутреннему конфликту. Редактор всегда ответственен перед читателями, а «сложности» возникают с теми, от кого существование зависит. Вот они и меняются от эпохи к эпохе.

2. В скверном, никаких перспектив в ближайшем будущем не вижу.

3. Не чувствую, поскольку не критик, ориентируюсь только на собственное чувство слова, а в журнале есть высокопрофессиональные люди, оценкам которых безоговорочно доверяю.



Дмитрий Тонконогов, редактор отдела поэзии журнала «Арион»:

1. Вкус минус идеология. Сложность в деятельности.

2. В разных изданиях по-разному.

3. Не чувствую никаких ограничений, поэтому преодолевать не приходится.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
8 498
Опубликовано 28 апр 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ