ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Татьяна Щербина. НАДО, НЕЛЬЗЯ И ЗАЧЕМ

Татьяна Щербина. НАДО, НЕЛЬЗЯ И ЗАЧЕМ



 

* * *

Время, когда у Земли появляется край,

потому что теперь она плоская,

из надутого шара выходит объем иллюзий,

их отработанный газ струится

через отверстия земноводного тела,

что говорилось – всасывалось в подкорку,

теперь – из ушей,

переполнилась лабораторная колба,

голова, замурованная в паранджу асфальтов,

одна голова, остальное внутри,

двигатель внутреннего сгорания, и мы его корм.

Неразборчивый аромат углекислых духов,

шарики шлака – шмели - опыляют гортензии пылью

и они становятся гипертензиями,

растения не растут, а выходят и входят

обратно в голову, пар изо рта, искры из глаз,

магма из носа, вулкана, перенапряженья,

ороговевшие горы немного крошатся,

на плоской, исхоженной, выставочной Земле,

кто как умел, так и сдал свою экспозицию,

скоро оценят, а мы

встроимся пикселем на фотографии,

в целом нарядной, местами отвратной, от врат,

через которые явится экзаменатор.

 


* * *

Когда мир перестает быть волшебным,

он превращается в надо, нельзя и зачем.

Я делаю надо.

Заполняю, подписываю, оплачиваю.

Поливаю растения,

но они, подлецы, желтеют,

прям помирают,

ненавидят зиму, хоть и живут в тепле.

Посуда, кажется, никогда не кончится,

но я ее мою и домываю.

Все продвигается,

желтея, краснея, коричневея

на ходу - ржавеющий механизм,

тормозящий и тормошащий время.

Зачем-зачем, нельзя не крутить педали.

Так говорят в неволшебном,

где мозг качает из прошлых жизней

страшный и сладкий сон.

 


* * *

На море лодка, в лодке я,

и парус ветер собирает,

моя привычная земля,

как тонкий месяц в небе – с краю.

Я в космосе, и он – вода,

ходить по ней умеет яхта,

над нею лампочка – звезда,

а в ней – все та же я, от страха

забившаяся в темный трюм,

у яхты крен, «так это ж ветер», -

небрежно капитан, мой ум

тогда уже сорвался с петель,

и лег трагически на дно,

надев спасательный жилетик,

и было в нем лежать смешно,

как будто я одна на свете.

И наконец-то суша, твердь

волшебного разнообразья,

и крена нет, ну обалдеть,

как просто счастье, я на базе:

«Прием, рыбешки-плавунцы,

я вас сегодня съем на ужин,

Титаник вон отдал концы,

а я уже стою на суше».

Наш капитан концы отдал

в хорошем, самом лучшем смысле.

Земля. Каштан или платан.

Камелий брызг, сирени бисер.

Мне в море берег лучший друг

Плыву – рассматриваю пляжи.

Волн перепад и перестук

или оскал, коль море в раже,

я наблюдать люблю с террас,

где кормят теми, кто бы мною

поужинал, когда на нас

упал бы ветер с перепою.

Мир – смесь опасностей, но те,

с которыми кукуешь вместе,

их держишь вроде бы в узде,

они – в ряду стихийных бедствий.

Вдруг в город (здесь мой ареал)

приходит смерч, рождая ярость,

и крен был мал, и парус вял,

казалось бы, но лишь казалось.

 


* * *

Царь Ни кола ни двора Второй

не услышал лязг и не слушал вой

по цехам, на фронте и под землей.

У него под контролем земля-земля,

он Император всея-всея,

за него… И всё оказалось зря.




ЧИКАТИЛО


В первый раз было очень страшно.

Тщательность, легенда на случай, если.

Смотреться в зеркало,

отрабатывать непринужденный вид.

Наивный, бравый, солидный, но и обычный,

мрачнеть и смеяться, казаться искренним.

Труп нашли. Обвинили другого. Выдох.

Дал себе слово больше не убивать.

Проститутки. Платить. Не убивать, табу.
 

Второй раз случился нескоро – забылся, убил.

Не убивать невозможно. Третий раз проскочило,

значит, не стоит бояться. Пятый, двадцатый –

попался. Но выкрутился, отпустили.

Он умнее сыщиков, и жены, и всех-всех на свете.

Он же служил в погранвойсках КГБ,

в советских войсках в Германии,

писал статьи о патриотическом воспитании молодежи.

Он подкован, и судьба на его стороне:

дураки даже анализы крови и спермы

делают так же, как Жигули.

Все получается у него одного,

единственного в этой стране.

Из партии все же выгнали.

Не беда. Сороковое, шестидесятое.

И только вышел из леса – милиционер.

На грибника, говорит, не похож.

Отпустил, но вскоре лесник обнаружил труп.

Сопоставили, начали слежку. Взяли на страте.

Увлекал не простую – юбилейную - жертву в лес.

Или сбился со счета?

Чикатило спокоен – он их снова переиграет.

У них, как обычно, нет доказательств.

Но тут пришел психиатр.
 

У всех же есть слабое место. Уязвимость.

Незащищенное соединение.

Ахиллесова пятка в мозгу.

Он признался во всем, чем гордился.

Гордость, которую вынужден был отрицать,

много лет – отрицать, отрицать,

много лет одиночества, с натянутой маской.

Парадный портрет. Неоцененный истинный Чикатило.

Был директором школы, учителем русской литературы.

Про него понимали - педофил, но за руку не поймаешь.

Уволился тихо - знал, они знают, за что.
 

В тюрьме он готовился к долгой здоровой жизни:

физкультура и спорт, овсяная каша и витамины.

Думал: власть убивает больше, я тоже – власть.

Мы понимаем друг друга.

Письма писал уже не генсеку, а президенту,

власть регулярно меняет имя, и гномы верят:

это другой, неведомый Чикатило.

«Служил беззаветно родине», - написал он,

работал на благо…, помилованья достоин».

Расстреляли. Пулей в затылок.
 

Сын назвал его именем сына, гордился,

ведь отец не попался ни разу,

сам признался, а мог и не признаваться.

Но фамилию поменяли все Чикатилы.

Списком имен, проклятых навсегда,

перегружена память.

Для психиатров может и не остаться места.




 УКОЛ ЗОНТИЧНЫХ


Принудительное выселение лепестковых,

теперь здесь живет Борщевик.

Земля пробита его корнями как пулями.

В саду он садист с жалобным именем Сныть,

гортензии с розами встали на цыпочки

и покинули родину в пластиковых горшках.

Цвета исчезли, остался один зеленый.

Борщевик расправился с тем, что мы называем культурой.

Лилии Марлен, гортензии Фантом,

розы Акрополис и Леонардо да Винчи -

только названья цветов все рассказали б о нас.
 

Над столпами природы, деревьями, работает плющ.

Он их чуть позже прикончит и покончит с собой,

потому что он паразит.

И Борщевик (по паспорту – Гераклеум)

как некогда папоротник, загустит пространство,

жить в нем смогут только тираннозавры.




ГАДЫ

Медуза-прозрачное пузо,

живущая в теплых морях,

нет проку тебе от укуса,

а мне – неприятность и страх.

Дрянная акула, я съела

однажды в Египте тебя,

невкусное серое тело,

ты тоже нас ешь, не любя.
 

Люблю осьминога, как роза

раскрыт он, как чуткий радар,

но он же и спрут, ностра коза,

повсюду его аватар.

Вьюн - родственник спрута на суше,

душитель в объятьях и гад,

зеленые щупальца хуже,

шипы в них и всяческий яд.


Акулы села – это волки,

всё серое в серые дни,

а город в медузах – осколки

летают по небу одни.

Был город, а стали руины,

всё гады однажды снесли,

кто были они – бабуины?

Кто б ни был, они не ушли.

 


* * *

Стало всё поджимать,

же - мать.

Время текло по сосудам вперед,

но они истончились,

дыры-двери открылись,

перекись – йод,

чтобы время не подхватило былых инфекций,

а оно все бежит, убегает назад,

как болевшие бешенством немцы,

как советский ад - яд

проникает туманом в раны.

Все друг другу экраны,

экранизация глобуса,

глобализация.

Сжался, сморщился шар голубой,

чтоб расправиться – бой,

бой курантов и тел,

Ной - не ной,

очередной передел.

 


СЛЕПЕНЬ

Шприц насекомо вколол каплю яда неподалеку от глаза,

мне теперь кажется, глаз - пламя оплывшей свечи.

Антигистамины медленно растворяют

жидкий воск под обивкой кожи,

куда он утек? Получается, в никуда.

Веки, срок годности - век, возмутились, воспухли.

Оседая на место, на черепной каркас,

уподобили глаз мой птенцу, высунувшемуся из гнезда.

Вокруг - наставшее будущее, лето слепней,

вслепую слепящих, потому так и названных.







_________________________________________

Об авторе: ТАТЬЯНА ЩЕРБИНА

Родилась в Москве. Окончила филологический факультет МГУ. Работала в НИИ культуры, позже журналистом. В 80-е гг. принадлежала к неофициальной культуре, в 90-е жила и работала в Германии и во Франции, в настоящее время живёт в Москве.  Создатель и главный редактор журнала «Эстет» (1996). Публиковалась в самиздате, первая книга стихов вышла в 1991 г.  Книги с её стихами переведены и изданы во Франции, Канаде, Великобритании, США, Новой Зеландии. Переводила современных французских поэтов, составила авторскую антологию «Современная французская поэзия».
Библиография:
0—0 (Ноль Ноль): [Стихи]. — М.: ЛИА Р.Элинина, 1991.
Жизнь без. — М.: Библиотека журнала «Золотой век», 1997.
Диалоги с ангелом. — М.: ЛИА Руслана Элинина, 1999.
Книга о плюсе и минусе, хвостатом времени… — Тверь: Колонна, 2001.
Прозрачный мир: Стихи. — М.: ЛИА Р.Элинина, 2002.
Лазурная скрижаль: Эссе. — М.: ОГИ, 2003.
Побег смысла: Избранные стихи. 1979—2008. / Сост. Д. Кузьмин. — М.: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2008.
Запас прочности: Роман. — М.: ОГИ, 2006.
Исповедь шпиона: Эссе, роман. — М.: Наука, 2007. (Серия «Русский Гулливер»)
Франция. Магический шестиугольник: Эссе, очерки, стихи. — М.: Зебра Е; АСТ, 2007.
Они утонули: Стихи, эссе, диалоги. — М.: ИД «Юность», 2009.
Размножение личности: Роман. — М.: Новое литературное обозрение, 2010.
Крокозябры: Роман, повесть, рассказы. — М.: Астрель, 2011.
Цветные решетки. Стихи. М.: Барбарис, 2018.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 543
Опубликовано 30 июн 2018

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ