ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 228 апрель 2025 г.
» » Николай Гостюхин. ПРОЦЕСС (18+)

Николай Гостюхин. ПРОЦЕСС (18+)

Редактор: Евгения Скирда


(Часть 1, Часть 2 в №229)(18+)


Предисловие Евгении Скирды: Первая часть пьесы Николая Гостюхина «ПРОЦЕСС». Эта история о классическом любовном треугольнике приправлена философскими рассуждениями и переживаниями в духе европейских авторов и, на первый взгляд, кажется достаточно манерной и пафосной.  Через столкновение культур происходит взаимодействие простой русской девушки Лизы с её мужем-иностранцем, а также его другом, влюблённым в неё по уши. Чем же закончится история о молодых и беззаботных бунтарях, ведущих разгульный образ жизни на другом материке?



Пьеса о зрителе

Действующие лица:
Макс — журналист
Сэм — менеджер немецкой госкорпорации, лучший друг Макса
Лиза — маркетолог в той же госкорпорации, бывшая девушка Макса
Ребекка — редактор в газете, где работает Макс
Филипп -— владелец крупного ресторана, отец Макса 

Сцена I.
На сцену выходит Сэм, Лиза и Макс. Они садятся на три стула, два из которых стоят друг напротив друга, а третий прямо лицом к залу. На тот стул, который стоит лицом к залу садится Макс.

СЭМ. По прогнозам синоптиков этот август был самым жарким месяцем за последние 100 лет. Разве такое можно пережить?

Пауза.

СЭМ. Конечно, нет! 
ЛИЗА. Конечно, нет! Подумал Сэм и взял отгул. Возможно, у него даже случился солнечный удар. А по дороге домой вообще было такое чувство, будто в небе над головой постоянно кружат вертолёты.
СЭМ. Шум был настолько сильный, что я даже не мог позвонить своему боссу и сказать, что мне нужен отгул.
ЛИЗА. И хоть в крупных компаниях так не делают, но Сэм написал своему шефу СМС, с помощью которого и взял отгул. А потом, он пришёл домой, открыл ноутбук и увидел на свой стене в соцсети сообщение от своего лучшего друга Макса. Сэм не мог проверить сообщения в соцсетях пока был на работе, потому что он работает менеджером в одной очень крупной госкорпорации, штаб-квартира которой находится в Берлине. Компания, в которой он работает настолько крупная, что может позволить себе занять одно из самых больших зданий на Потсдамер Платц. А Потсдамер Платц – это самый центр города, здесь рукой подать до Бранденбургских ворот и Бундестага. Впрочем, почему я говорю за тебя, давай-ка ты дальше сам. 
СЭМ. По правилам нашей компании, её работники не могут в рабочее время пользоваться соцсетями и телефоном даже в личных целях. Руководство объясняет это тем, что менеджерам, таким как я, платят деньги за совсем другие вещи. Но это уже не имеет значения, потому что сразу после того, как я увидел это сообщение, в моей голове зазвучал голос моего лучшего друга Макса. 
МАКС. Привет, Сэм. Ты читаешь это сообщение, потому что ты мой лучший друг, и я хочу, чтобы ты первым узнал. Сегодня утром я понял, что очень люблю этот мир. Не то, чтобы я раньше его не любил. Но именно в это утро я больше не смог сдерживать эту любовь. Её было так много, что я достиг пика, и мне пришлось остановиться. Понимаешь, я, наконец, понял, что больше не хочу брать из этого мира любовь. Я хочу только отдавать её. А потом мне стало мучительно больно, потому что в нашем мире все только и делают, что берут всё. Но самое главное, они берут из этого мира любовь, а в обмен ничего не оставляют и даже иногда не платят на кассе. И получается, что ты тоже вынужден брать, потому что если ты этого не будешь делать, то тебе ничего, совсем ничего не останется. Понимаешь, это как взять молоко в супермаркете и уйти домой, не заплатив. А я больше так не хотел. Я больше не хотел приходить и как все только брать это молоко из супермаркета. Потому что молоко из супермаркета пастеризованное. Оно не совсем то самое молоко из-под коровы. Так же, как и любовь, которую мы берём, она не совсем та, которую мы отдаём. И вот с этой болью невозможно было жить. С болью от того, что в этом мире остаётся так мало любви, невозможно было жить. Но ведь жизнь – это любовь. Без жизни нельзя любить, как и без любви нельзя жить. Поэтому я прекратил любить единственно возможным способом. Но перед этим я успел написать несколько сообщений своим самым близким людям. Ты один из них. Ты мой самый близкий человек. Я знаю тебя со школы. Ты мой самый лучший друг. Поэтому ты и читаешь это. Моим голосом. 
ЛИЗА. В эту секунду Сэм просто завис. Он очень быстро понял, что произошло, потому что хорошо знал своего лучшего друга, с которым они были знакомы много, много лет ещё со школы. Сэм прекрасно себя чувствовал, но внутренний голос сказал ему: «Самое время расслабиться, Сэм».
СЭМ. Кто это говорит?
ЛИЗА. Это говорю я, твой внутренний голос.
СЭМ. Внутренний голос, а что если я не хочу расслабляться?
ЛИЗА. Сэм, тебе нужно расслабиться и провалиться вовнутрь. Просто поверь мне. Это будет больно, но ты ничего не почувствуешь, потому что сейчас ты вообще ничего не чувствуешь и это, по правде говоря, лучшее, что я могу тебе сейчас дать. А я – это ты. То есть это лучшее, что ты сам себе сейчас можешь дать. 
СЭМ. Но я не хочу проваливаться.
ЛИЗА. Сэм, тебе нужно провалиться вовнутрь. Других вариантов у меня для тебя нет. То есть, у тебя самого нет для себя других вариантов. Слушай только меня и никого больше. Просто расслабь руки и немного наклонись вперёд. Ковёр, состоящий из толстых ворсинок, на котором несколько месяцев назад ты с друзьями принимал *** примет тебя в свои тёплые ворсистые объятия и смягчит удар. Готов? Проваливайся!
СЭМ. Я что действительно проваливаюсь? Чёрт, да я проваливаюсь! Я куда-то проваливаюсь! Мама, папа, я проваливаюсь. Я проваливаюсь вовнутрь. Я проваливаюсь по спирали вовнутрь. Я вижу эту спираль, по которой я сейчас проваливаюсь. Я вижу самую суть этой спирали. Мне что сейчас будет больно? Куда я вообще падаю? Мамочка, останови всё это. Макс, остановись. Боже, останови всю эту ёбаную муть, которая вот прямо сейчас скоро начнётся.
ЛИЗА. Сэм совсем забыл, что примерно полчаса назад принял ***, потому что, как ему уже сказал внутренний голос, прошло чуть больше нескольких месяцев с тех пор, как он с друзьями принимал его. Сегодня была пятница и он отпросился с работы пораньше. Чем это был не повод порадовать себя, чтобы ночью отправиться за приключениями в клуб. Но спустя 30 минут, как Сэм принял ***, зазвонил будильник. Он совсем забыл, что сразу после работы всегда ложится спать на полчаса. Он вычитал это в статье одного популярного онлайн-издания, пишущего про финансы и бизнес. Там какой-то очень известный миллионер практиковал получасовой дневной сон для увеличения собственной эффективности. Сэм практиковал такой сон уже второй месяц, но эффективность всё никак не увеличивалась. Однако будильник он всегда по приходу домой заводил.

Пауза.

ЛИЗА. Теперь Сэм решил твёрдо разобраться, что же случилось с Максом. Но для этого ему нужно устойчиво стоять на ногах. А он на это ещё не способен. Поэтому отдыхай, Сэм.
СЭМ. Пока Сэм нарушает собственный режим, Лиза сидит в очереди на бесплатную юридическую консультацию. Несколько месяцев назад она скачала фильм из интернета и недавно ей пришло письмо от юридической компании «Вальдорф и Кестлер», защищающей права кинокомпании «Юниверсал Филмс». Эта компания с помощью специальных очень дорогих программ вычислила Лизу среди всех тех, кто скачивал фильмы кинокомпании «Юниверсал Филмс» и теперь они хотят, чтобы она оплатила им штраф в размере 915 евро, иначе её дело отправят в суд.
МАКС. «Это самый дорогой просмотр фильма в моей жизни» и «Похоже, что за всё в этой жизни приходится платить, даже за просмотр дурацких фильмов», - думала Лиза в тот момент. В принципе, 915 евро не такие уж большие деньги для Лизы, но она давно живёт в Берлине, поэтому если есть возможность легально не платить, то она своего не упустит. По этой же причине Лиза сидит в очереди на приём к бесплатному адвокату. Она знает, что единственное, что ей нужно от адвоката это несколько писем, написанных по специальной форме и адресованных напрямую компании «Вальдорф и Кестлер». У обычного адвоката это стоило бы примерно 150 евро. Но Лиза решила потратить своё время, а не деньги.
ЛИЗА. Потому что времени у меня очень много, а вот деньги похоже заканчиваются.
МАКС. И потому что Лиза своего не упустит. Так вот в это самое время, когда она уже поговорила с бесплатным адвокатом, ей пришло сообщение от Макса.
ЛИЗА. Надо сказать, что адвокат, несмотря на бесплатность, был очень хорошим. Он объяснил мне, что будет дальше и сказал, что теперь именно он будет представлять мои интересы перед компанией «Вальдорф и Кестлер». И я впервые за очень, очень долгое время ощутила спокойствие. Обычно девушки довольно часто заморачиваются. Не все конечно, но бывает. Это совершенно нормально. Заморачиваться совершенно нормально. Об этом мне говорил даже мой психотерапевт. Так что я как любая нормальная женщина довольно сильно заморачивалась. И вот меня по-настоящему отпустило. Ведь у меня теперь есть свой адвокат. Свой адвокат теперь у меня есть. Адвокат свой у меня теперь есть. Не эти все беспонтовые консультации через приложение или электронную почту, а настоящий живой человек, к которому я могу прийти. Но вот это сообщение от Макса, которое зазвучало у меня в голове.
МАКС. Лиза, привет. Это Макс. А это моё сообщение. Ты получила его, потому что меня теперь нет. Я написал тебе, потому что моя любовь к тебе была настоящей. А не той пастеризованной ерундой из супермаркета, которой парни пичкают девушек, чтобы потом отвезти их в отель. Во мне было очень много любви и уважения к тебе.
ЛИЗА. Мне конечно приятно. Но что это всё вообще значит, и куда же подевались любовь и уважение в таком случае?
МАКС. Дело в том, что я лечу вовнутрь. Сейчас я лечу из этого мира вовнутрь. Я теперь не в этом мире. Раньше я испытывал к тебе любовь и уважение, а теперь этих чувство во мне нет. Во мне не может быть этих чувств, потому что меня самого теперь нет.
ЛИЗА. Тогда где же ты есть?
МАКС. Мне сложно это объяснить. Чтобы почувствовать то место, где я нахожусь, нужно быть внутри процесса.
ЛИЗА. Как мне оказаться внутри процесса?
МАКС. Самый простой способ, это оказаться рядом со мной.
ЛИЗА. Как я могу оказаться рядом с тобой?
МАКС. Пока ты не можешь оказаться рядом со мной.
ЛИЗА. Но я ведь уже была рядом с тобой. Неужели когда мы виделись или занимались сексом, я не была рядом с тобой? В чём тут проблема? Я хочу быть с тобой.
МАКС. Прости, Лиза, но ты не можешь быть со мной. Как бы мне ни нравился наш секс, ты не можешь быть со мной.
ЛИЗА. Но почему?
МАКС. Потому что ты уже с другим мужчиной.
ЛИЗА. Но ведь я здесь.
МАКС. Нет, ты с другим мужчиной. С твоим мужем.
ЛИЗА. Лиза зависла. Где-то из самого низа живота и по горлу внутренний голос передавал ей: «Знаешь, глупо будет это отрицать, но ты ведь живёшь со своим мужем и думаешь о Максе. Так что не вздумай сейчас оправдываться, подруга, потому что я всё о тебе знаю. Ты как будто участвуешь в одной из этих акций «два по цене одного». Я ни в чём тебя не обвиняю, ты ведь своего не упустишь. Но ты - это я, а я - это ты, а значит это просто состоявшийся факт. Мне вообще кажется, что ты та ещё красотка и тратить свою красоту на одного мужчину - это самое большое преступление. Тем более, что ты ведь никогда не знаешь, чем занимается твой муж в командировках или во время пятничных рейдов по клубам».
МАКС. Я знаю о том, что ты думаешь обо мне, ты сама мне об этом рассказала. Мы тогда оказались вместе в Гамбурге, весь вечер пили твоё любимое сухое красное вино, слушали JoyDivision и как-то внезапно решили, что прямо сейчас нам нужно раздеться и пойти вместе в душ. А знаешь, почему ты думаешь обо мне?
ЛИЗА. Наверняка, ты знаешь почему.
МАКС. Потому что в тебе нет любви. А знаешь, почему ты решила мне тогда в первый раз написать и почему ты напиваешься почти каждый вечер? Я тебя совсем не осуждаю, но в тебе нет любви. Ты не в любви. Ты не внутри любви, Лиза. Любовь не входит в тебя равномерной струёй. В тебя вообще ничего не входит, кроме еды и воды. Но это всё не настоящая любовь.
ЛИЗА. А что же это тогда?
МАКС. Это на самом деле ничего. Понимаешь, можно попасть внутрь любви, но нельзя попасть внутрь ничего. Потому что ничего - это пустота, отсутствие чего-либо. Ты не можешь попасть внутрь пустоты. Потому что пустота окружает нас, а настоящая любовь - это то, что наполняет пустоту смыслом. Лиза, тому чувству, которое я теперь испытываю вообще невозможно дать определения.
ЛИЗА. О чём ты вообще говоришь, Макс?
МАКС. Понимаешь, Лиза, то, что я тебе говорю - это такое великое метауровневое чувство. Это как будто оказаться внутри любви, в самой середине этого чувства, в его эпицентре, или как будто внутри музыки, но только не той поп-ерунде вроде U2 или Coldplay, а настоящей музыке как у Atomsfor Peace или Sting. 
ЛИЗА. Но ведь U2 очень классные. Многие молодые группы хотят быть, как U2. Что ты вообще такое говоришь?!
МАКС. U2 раньше были очень классными. Да что там, мне и сейчас кажется, что они делают неплохую музыку. Но один мой друг, мнением которого я дорожу, был на одном из их последних концертов и сказал, что это полная чушь. Понимаешь Лиза, это чушь, потому что Боно больше не внутри музыки. Он больше не часть того по-настоящему глубокого чувства любви, которое льётся равномерно тонкой струёй из колонок со сцены, потому что стражи того метауровневого чувства, о котором я тебе тут рассказываю, выпнули оттуда Боно.
ЛИЗА. Тогда я похоже вообще ничего не понимаю в музыке, кроме Coldplay и у меня видимо нет музыкального вкуса, поэтому я не стану спорить. Но пожалуйста объясни мне про любовь, которая льётся равномерно тонкой струёй. Именно так в своей голове думала я, пока голос Макса звучал в ушах.
МАКС. Сейчас я тебе скажу кое-что и ты поймёшь, как по-настоящему любить. Сейчас я скажу тебе, как открыл себя этой вселенской любви и как настроил свой внутренний вселенский приёмник. Но ты должна быть готова к этому, потому что сейчас ты прочтёшь самый главный секрет.
ЛИЗА. Конечно, чёрт возьми, я готова. Выкладывай уже побыстрее, Макс.
МАКС. Секрет в том, Лиза, что ты конечно не узнаешь ничего, потому что прямо сейчас уже проснулся Сэм. Да и следующее моё сообщение придёт тебе чуть позже.

В этот момент где-то на другом конце Берлина очнулся Сэм. Он лежал на огромном дорогом кожаном диване, который был специально куплен для берлинских пятничных трипов. А теперь, он хорошенько выспался и готов был дочитать сообщение Макса и вообще разобраться, что же тут всё-таки происходит.

ЛИЗА. Я рада, что ты выспался Сэм. Но, чёрт возьми, надо было тебе спать подольше. Потому что теперь я никак не узнаю секрет настоящей вселенской любви и то, как же мне настроить мой вселенский приёмник. Хотя следующее сообщение от Макса, которое надеюсь, хоть как-то прояснит ситуацию, всё равно придёт позже.
СЭМ. Лиза закрывает лицо руками и начинает плакать. Сложно сказать из-за чего: из-за того, что Макса теперь возможно уже нет или из-за того, что она понимает, что не каждый также, как он, может почувствовать вот эти вот большие очень важные чувства и вот так просто честно о них говорить. На неё оборачиваются люди, пришедшие на бесплатную консультацию. Ещё бы, ведь в Берлине немало людей, таких же как Лиза, которые своего не упустят. Тем более, что консультация такого адвоката бесплатна. Так вот все эти люди смотрят на Лизу и на то, как красивая девушка с размазанной по лицу тушью плачет в убогой кафешке, где каждую пятницу проходят эти бесплатные консультации. А Лиза тем временем думает о своём муже, о том, любила ли она его когда-нибудь и о том, зачем она вообще выходила замуж. Она обдумывает все эти слова, которые ей написал Макс, и в которых она ничего, почти ничего не понимает. Но ей нужно вставать и идти домой к своему мужу, потому что он сейчас единственное понятное, что у неё есть.
ЛИЗА. Потому что мой муж - это единственное, что я понимаю в этой жизни. Потому что мой брак, такой же как и моих родителей и родителей моих родителей из России - это единственное, что я на самом деле понимаю в этом мире. Но раз Сэм уже проснулся, то давай-ка дальше ты сам. Тем более, что мне уже пора идти домой.
СЭМ. Какой же у меня удобный диван. Вот я уже 10 минут лежу и глажу его. Теперь я понимаю, что он стоил каждой сотни евро, которые я на него потратил. Обычно я не привередлив к мебели и вообще, зачем мне выбирать по несколько часов мебель в мебельном магазине. Но этот диван, когда я увидел его в одном очень хорошем магазине на Роза-Люксембург-Штрассе, то понял, что этот диван должен стоять у меня в гостиной. А теперь вот лежу и не могу перестать гладить его. Он как будто самая приятная на ощупь собака. Как золотистый ретривер. О боже, как бы я хотел сейчас погладить ретривера и чтобы он смотрел на меня своими круглыми щенячьими глазками, а я ему говорил: «Это кто здесь самый хороший» или «Это кто здесь самый милый на свете». А он бы только весело вилял своим хвостиком, потому что собакам в Берлине вообще-то живётся очень хорошо. Я не знаю никого, кому было бы также хорошо, как собакам в Берлине. Ну ладно, знаю, мне сегодня было хорошо. Но им-то хорошо постоянно, потому что они постоянно чувствуют любовь хозяина. И они понимают свою роль в отношениях хозяина и питомца. И у них даже не возникает мысли, чтобы подать в суд на своего хозяина за то, что он как-то ущемляет их права. Хотя закон в Берлине, да и в Германии в целом защищает собак, так что им не о чем беспокоиться. Им ведь на самом деле даже не нужно думать о самореализации, потому что они внутри своей социальной роли. Они и есть их социальная роль.
ЛИЗА. В какой-то момент Сэм устал от своей социальной роли человека, гладящего диван, и решил найти телефон, чтобы продолжить выяснение обстоятельств, связанных с тем, что же всё-таки произошло с Максом.
СЭМ. Что-то я не могу понять, как мне продолжить. Как мне продолжить, задаю я вопрос куда-то в глухую пустоту комнаты. В ту же пустоту, где стоит диван и лежит ковёр. Как вообще продолжить выяснение обстоятельств, связанных с Максом? Как вообще можно продолжать, когда ты понимаешь, что теряешь свою жизнь. Ведь именно это я сейчас и чувствую. Каждый будний день я хожу на работу, а в пятницу иду в один из трёх проверенных клубов. Я хожу только в эти три клуба Биргхайн, Кит-Кат и Шпасфердербер, потому что уже был там и знаю, что это хорошие места, куда приходит много девушек и откуда я довольно часто ухожу один. Каждый раз в клубе под звуки какой-нибудь электронной музыки я понимаю, какая эта музыка плохая и что ещё один вечер я провожу здесь под эту музыку. И что моя жизнь такая же бессмысленная, как эта музыка, под которую единственное что остаётся, это также бессмысленно двигаться. Потому что каждый божий день похож на предыдущий и всё, что мне остаётся это бессмысленно двигаться и орать не переставая, когда вместе с музыкой ко мне приходит осознание того факта, что КАЖДЫЙ БОЖИЙ ДЕНЬ ПОХОЖ НА ПРЕДЫДУЩИЙ! КАЖДЫЙ ДЕНЬ! Даже эта пятница похожа на предыдущую. И вроде надо свыкнуться с этой мыслью, но вот я вспоминаю, как мы с Максом путешествовали, когда учились в университете или как я поддерживал его перед свиданиями. А теперь его поддерживать не надо и моя жизнь стоит на месте. Я буксую. Я боюсь, что никогда его больше не увижу и не скажу ему каких-то очень важных слов, которые обычно говорят лучшие друзья своим лучшим друзья в каких-нибудь американских фильмах про лучших друзей, оказавшихся в непростой жизненной ситуации. Ведь дружба - это такой независимый ни от чего островок безопасности, на котором в случае чего можно укрыться. А теперь у меня его нет, нет этого островка, где можно спрятаться, когда на тебя надвигается шторм из кучи говна и кучи проблем. Как же я теперь без моего лучшего друга. Как же он теперь без меня.
ЛИЗА. В этот момент Сэма начинает отпускать тёплое чувство любви ко всему живому и он начинает отчётливо понимать, что же тут на самом деле произошло.
СЭМ. Как мне продолжить выяснение этих чёртовых обстоятельств? Как мне понять, что происходит с Максом? Как мне продолжить? Как понять?
ЛИЗА. Чтобы продолжить, тебе нужно продолжить. 
СЭМ. Я не понимаю.
ЛИЗА. Чтобы дышать тебе нужно дышать. Чтобы совершать процесс тебе нужно быть внутри этого процесса, познать самую его суть.
СЭМ. После того, как я словил приход от МДМА мне очень сложно собрать мысли в кучу. Как же мне чёрт возьми продолжить-то?
ЛИЗА. Чтобы продолжить и понять, что случилось с Максом тебе нужно максимально собраться.
СЭМ. Я собран.
ЛИЗА. Мне нравится твоя целеустремлённость. А теперь тебе нужно взять свой большой палец, разблокировать с его помощью телефон, открыть приложение соцсети и пролистать тем же пальцем до следующего сообщения Макса. И это, Сэм, единственный способ понять, что происходит с нашим любимым другом. Единственный способ узнать.
СЭМ. А, окей.

Пауза

МАКС. Когда это сообщение придёт тебе, мой дорогой друг, я бы хотел, чтобы ты подумал о нашей дружбе. О самой её сути. О самой сути дружбы, которая похожа на пение Тома Йорка у тебя в ухе. Обволакивающее пение Тома Йорка или любого другого твоего любимого исполнителя или группы.
СЭМ. Самая суть дружбы. Хм. «Интересно, какая суть у дружбы?» - услышал я из самых глубин своего разума.
МАКС. Суть дружбы в том, чтобы уважать и доверять друг другу. А ещё слушать обволакивающее пение этого мужика в ухе.
СЭМ. Хорошо. Пение мужика в ухе я пока не слышу, но с остальным полный порядок. 
МАКС.  Ты ещё услышишь пение мужика в ухе. Но сперва тебе нужно понять, что дело здесь ещё и в том, чтобы быть рядом друг с другом в самую трудную минуту. Быть с другом в моменты, когда ты ему остро необходим. Иногда может быть и так, что ты сам не знаешь, нужен ты своему другу или нет. Но ты должен быть рядом с ним.
СЭМ. А как же я узнаю, что я ему нужен, если я не знаю, нужен ли я ему?
МАКС. Ты должен чувствовать момент.
СЭМ. Как я могу почувствовать момент?
МАКС. Чтобы почувствовать момент ты должен быть внутри дружбы, познать самую её суть. И тогда ты всегда будешь чувствовать момент.
СЭМ. Как же я могу познать самую её суть?
МАКС. Для начала тебе бы не помешало прислушиваться к мужику в ухе. У каждого он свой.
СЭМ. Не хочу я никакого мужика слышать в своём ухе. 
МАКС. Сэм, мужиков в ухе слышат все парни.
СЭМ. Как-то это всё звучит очень странно. А теперь ещё и мужики в ухе. 
МАКС. Это совершенно нормально слышать голос мужика в ухе.
СЭМ. Хорошо. И что эти мужики делают там?
МАКС. Эти ребята напоминают тебе о подходящем моменте. Поэтому когда ты получаешь от своего лучшего друга письмо с текстом «Я очень соскучился по своему другу», то это значит только одно: мужик в ухе твоего друга напомнил ему о подходящем моменте для этого письма.
СЭМ. А если я не отвечу на такое письмо?
МАКС. Значит, для тебя проходящий момент ещё не настал.
СЭМ. А зачем вообще нужен этот подходящий момент? Для чего он подходит?
МАКС. Этот момент подходит для того, чтобы прислушаться к нему и сделать именно так, как подсказывает мужик в ухе. Потому что такова суть дружбы. Дружба - это работа, которую нужно выполнять хорошо. Ты можешь забросить свою работу в офисе, но работу над дружбой ты должен выполнять очень, очень хорошо. Потому что если ты не будешь этого делать, тебя уволят и ты потеряешь эту очень, очень хорошую работу с самым лучшим заработком и кучей премиальных. 
СЭМ. А если относиться ко всему проще?
МАКС. Тогда никакой дружбы не получится. И ты сам однажды заметишь, как среди кучи твоих знакомых нет ни одного друга. Ты будешь спрашивать себя, почему у меня так много коллег, но когда наступает 18:00, мы садимся в лифт, едем на первый этаж и практически не разговариваем. Или почему я хожу каждые выходные играть в футбол, а потом мы обсуждаем в раздевалке с командой, то как ужасно готовят наши жёны, но когда мы выходим на улицу, то каждый садится в свою машину или автобус, и любой контакт прекращается ровно до следующих выходных.
СЭМ. Что же тогда такое дружба?
МАКС. Дружба - это когда ты познал самую суть своего друга и он может сказать тебе ночью, что твоя жизнь катится к чёрту. Даже когда вы уехали в Копенгаген и решили переночевать в одном номере. А может этого и не говорить. Потому что твой друг понимает тебя и чувствует момент, о котором ему напоминает мужик, сидящий у него в ухе. Кроме того, только твой друг понимает, что где-то очень глубоко внутри тебя есть огромный комок боли. Ты о нём знаешь. А ещё о нём знает твой друг. Но ты живёшь и миришься с этим комком боли. И каждый раз, когда он припирает к горлу, чтобы выйти вместе с блевотой от не реализованных амбиций, ты его сглатываешь. Так вот дружба, Сэм, это когда у тебя есть друг, который подержит тебя за волосы, когда ты будешь выблёвывать этот комок, сидя над туалетом, или без всяких тупых объяснений купит тебе упаковку активированного угля. Когда будет выходить вся эта мерзость, которая скопилась внутри тебя за все эти долгие годы. Только твой друг сможет помочь тебе. Понимаешь, Сэм, друзья и дружба нужны для того, чтобы пережить кошмар самой длинной блевотной ночи. В прямом и переносном смысле.
СЭМ. Знаешь, Макс, во мне скопилось столько боли. Я так устал от всего этого говна, которое происходит со мной и вокруг меня. Я так устал от людей, которые меня окружают. Все эти люди какие-то пластмассовые и я никак не могу понять, как мне с ними разговаривать. Я не могу понять, для чего они вообще живут и для чего это делаю я. Но у меня нет выбора и я каждый раз веду с ними диалоги, в середине которых меня накрывает дичайшее дежавю. Многие мои коллеги переехали в Берлин из других стран и у меня такое ощущение, что там они были наполнены жизнью, а здесь они делают вид, что ведут себя так, как всегда мечтали, но это нихуя не правда. Они делают вид, что получают удовольствие от жизни, но на самом деле внутри них огромные комки боли, которая никак не может выйти. Также, как и во мне.
МАКС. Комки боли - это вообще распространённая проблема. Особенно у тех, кто переехал из своей страны в другую и думает, что теперь то он уж точно заживёт так, как всегда мечтал.
СЭМ. Знаешь, в детстве у меня были какие-то мечты, а потом был университет. И там тоже были мечты. У меня всегда были мечты. Я всегда жил в мечтах и это давало мне хоть какую-то цель. А только я их совсем не помню. Я не помню ни одной. Но это не потому, что они реализовались, а потому что я просто забыл. Понимаешь, я ничего не помню. Совсем ничего не помню из прошлой жизни. У меня как-будто и не было совсем того, что было раньше, и я сразу родился таким, как сейчас. А ещё похоже, что… я не уверен, но кажется… Мне что-то совсем плохо. Я чувствую, что меня сейчас вырвет.
Сэм в спешке убегает в туалет.
ЛИЗА. Сложно сказать, чем было вызвано это рвотное чувство, сообщением Макса о блевоте, употреблёнными веществами или тем, что это на самом деле комок боли выходит из Сэма и он такой большой, что больше нет никаких сил сглатывать его. Нет больше никаких сил сглатывать этот комок боли. Сейчас Сэму плохо. Очень плохо. Ему никогда в жизни не было так плохо, как сейчас. Он не перестаёт говорить, как ему плохо и просить Бога о том, чтобы это прекратилось.
Сцена II.
СЭМ. Как же мне плохо, Господи. Господи, пожалуйста, пусть это прекратится. Господи, прекрати это пожалуйста. Господи, сделай так, чтобы я перестал блевать. Кто-нибудь пожалуйста заставьте меня перестать блевать.
ЛИЗА. В этот момент я как раз пришла домой и услышала, как из туалета доносятся звуки похожие на такие, когда кто-то блюёт.
СЭМ. Где-то в перерывах между блевотой из самых глубин живота я услышал, как внутренний голос говорит мне: «Это из тебя выходит комок страха. Если ты хочешь, чтобы это прекратилось, тебе нужно, чтобы у тебя был тот, кто будет держать тебя за волосы или тот, у кого есть упаковка активированного угля. Ты блюёшь, потому что ты не в процессе дружбы, ты не познал самую её суть».

Лиза заходит в туалет.

ЛИЗА. Привет, дорогой. Вижу, ты весело проводишь здесь время. Могу я чем-то тебе помочь?
СЭМ. Ты можешь подержать меня за волосы?
ЛИЗА. Прости, Сэм, но это невозможно.
Сэм говорит сквозь рвотный процесс.
СЭМ. Ты говоришь так, потому что твоё мышление ограниченно, Лиза.
ЛИЗА. Может ты и прав. Но ты же сам взял женщину с ограниченным мышлением в жёны.
СЭМ. Я сейчас не в том состоянии, чтобы вспоминать прошлое и причины, по которым взял тебя в жёны.
ЛИЗА. Хорошо. Но ведь ты должен понимать, что дело тут вовсе не в ограниченности, а в том, что у тебя короткие волосы. И как бы я этого ни хотела, их рост не позволит мне держать тебя так, как ты просишь.
СЭМ. Но ведь дело не только в их росте.
ЛИЗА. А в чём же ещё?
СЭМ. Дело в том, что ты не познала процесс дружбы. Понимаешь. Потому что ты не внутри него.
ЛИЗА. Но ведь я тебе никакой не друг. Я твоя жена, Сэм. Так что мы давно миновали этот процесс.
СЭМ. Может тогда, дорогая моя жена, у тебя найдётся упаковка активированного угля для меня?
ЛИЗА. Сейчас посмотрю. 

Лиза уходит на кухню, чтобы поискать в аптечке упаковку активированного угля.

ЛИЗА. Знаешь, милый, это так странно. Я ведь точно помню, что у нас не было активированного угля. 

Пауза.
Сэм начинает блевать ещё сильнее.

ЛИЗА. Но вот я смотрю внутрь ящика с лекарствами и вижу упаковку этого чёрного активированного угля, которую зачем-то принёс с собой наш любимый друг Макс, когда мы несколько недель назад отмечали его день рождения у нас дома.
СЭМ. Тогда принеси мне, пожалуйста, упаковку этого угля и большой стакан воды.
ЛИЗА. Конечно.

Лиза приносит Сэму таблетки и воду. Сэм выпивает таблетки.

СЭМ. Спасибо. Кажется, теперь мне становится легче. Пойду-ка я посплю.
ЛИЗА. Может нам стоит поговорить обо всём происходящем.
СЭМ. Знаешь, я не чувствую себя как человек, который в состоянии говорить обо всём происходящем.
ЛИЗА. Сэм, после сегодняшних сообщений Макса, я поняла, что у нас есть проблемы. У наших отношений есть большие проблемы.
СЭМ. Даже если и так, то пусть они подождут до завтра.

Начинает звучать грустная музыка.

ЛИЗА. Сэм почувствовал, как какой-то очень тёплый импульс направился от его сердца к голове. Это внутри него очень приятный голос говорил ему: «Знаешь, у меня такое ощущение, что сейчас самый лучший момент, чтобы поговорить с ней. Ведь она стоит здесь рядом с тобой и ей нужно немного твоей теплоты. Она совсем беззащитна и нуждается сейчас в твоём понимании. Так что подумай хорошенько. Тем более из тебя ведь, наконец, вышло всё это дерьмо».
СЭМ. Где-то внутри Лизы прямо из самого её сердца к голове начал движение такой же импульс. Она почувствовала, как этот тёплый сгусток энергии проходит сквозь её тело, почувствовала каждое его движение в своём организме. Это был внутренний голос, и он говорил ей: «Ни за что не отпускай его спать, потому что вам обязательно нужно поговорить. Это очень важный момент. А такие важные моменты нельзя просирать. Так что будь послушной девочкой и добавь к своей просьбе «пожалуйста»».
ЛИЗА. Я чувствую, что ты должен остаться. 

Пауза.

ЛИЗА. Сэм, я не могу тебе сейчас этого объяснить, но ты должен остаться. 
СЭМ. Знаешь, мне вообще-то всё ещё очень, очень плохо. 
ЛИЗА. Я всё понимаю. Но, пожалуйста, останься и давай поговорим. Я прошу тебя. Пожалуйста.
СЭМ. По правде говоря, так плохо мне ещё никогда в жизни не было. Возможно, я даже опять пойду потом блевать, хотя до этого думал, что всё это дерьмо из меня уже вышло. Но что-то подсказывает мне, что я должен остаться. Прямо сейчас я чувствую, что должен остаться. Как-будто если я лягу спать, мы упустим какой-то очень важный момент.
ЛИЗА. Не думала, что это будет так просто.

Пауза.

СЭМ. Иногда достаточно просто сказать «пожалуйста».
МАКС. Где-то изнутри Лизы послышался голос: «Я же тебе говорила!»
ЛИЗА. У меня какое-то странное чувство, будто мы очень долго готовились к этому разговору.
МАКС. У Сэма тоже было такое чувство, но он решил промолчать, потому что… Да совершенно без причины. Он сам не знал, почему всё это вот сейчас именно так происходит. Он только смотрел на свою жену и думал: «Сколько же я говна тебе сделал, но ты всё равно умудряешься быть со мной такой ласковой и нежной. Как же мне с тобой повезло, Лиза».
ЛИЗА. Сэм, нашего любимого друга Макса больше нет. Но перед тем как уйти он прислал мне несколько сообщений в соцсети. 
СЭМ. Мне он тоже прислал несколько сообщений.
ЛИЗА. Тогда ты наверно тоже много всего узнал из них.
СЭМ. Да. Возможно меньше, чем ты. Но это были очень важные вещи для меня и нашей дружбы. Похоже, что настолько искренне мы с ним поговорили впервые. Почему же он всё это решил рассказать именно в конце, ведь мы знакомы целую кучу лет.
ЛИЗА. Потому что он также, как и мы с тобой боялся. 
СЭМ. Чего он боялся?
ЛИЗА. Он боялся говорить с нами честно и боялся, что мы ему не поверим, когда он будет говорить с нами честно.
СЭМ. С чего бы это? 
ЛИЗА. С того, что мы слишком привыкли верить, когда нам врут. И когда нам не врут, то нам кажется, что именно это и есть ложь. Потому что на нас так не похоже быть друг с другом искренними и честными. Но для нас привычно недоговаривать и придумывать сложные конструкции для самых простых вещей, о которых мы бы хотели поговорить с близкими людьми. И вот, когда эти простые разговоры о самом важном, о любви, о дружбе, о семье, об отношениях встречаются с нашими сложными конструкциями, через которые мы пытаемся их пропустить, то получается тотальное непонимание и отсутствие искреннего контакта, которого нам итак в этом мире не хватает. Вот ты когда в последний раз обнимал кого-нибудь из своих самых близких коллег на работе? 
СЭМ. Зачем мне их обнимать? Я же не сумасшедший, чтобы просто так обнимать.
ЛИЗА. Вот именно, Сэм. Вот именно! Сумасшедшие тут вообще ни при чём. Почему мы не можем быть открытыми другим людям?
СЭМ. А почему мы должны быть открыты?
ЛИЗА. Потому что такова суть любви. Потому что только так мы сумеем договориться и найти общий язык в этом мире различающихся этносов, религий и идеалов.
СЭМ. Но ведь недоверие и здоровая паранойя пока только спасали человечество. Так мы были устроены природой. А ты что предлагаешь, обнимать всех своих близких? Кому от этого хорошо?
ЛИЗА. Как минимум хорошо твоим близким. Но просто так это не работает. Для этого необходим момент. Понимаешь, Сэм, нужно почувствовать момент.
СЭМ. Момент?
ЛИЗА. Да, именно момент. Всё во вселенной делается в момент и из-за момента. Такой один настоящий момент. Такой может быть только один. Этот момент происходит и больше не повторяется. И те, кто этого не понимают, те не чувствуют момент, они не внутри него, и они его теряют, поэтому их жизнь напоминает содержимое банки рыбных консервов, засунутых в стиральную машину с включенным режимом «отжима». Понимаешь, о чём я?
СЭМ. Кажется, да. Макс тоже говорил мне о чём-то подобном.
ЛИЗА. Я много узнала из его сообщений. Даже слишком много. Понимаешь, это был точно такой же момент. Он почувствовал его, и его почувствовала я. И то, что мы сейчас с тобой здесь, это тоже момент. Ты почувствовал момент, Сэм? Что-то внутри тебя сказало тебе, что это самый подходящий момент для того, чтобы поговорить?
СЭМ. Да, я услышал голос внутри себя. Он прямо так и сказал мне, что это лучший момент для разговора.
ЛИЗА. Вот видишь. Это всё момент. Чёртов момент, который направляет нас и позволяет понять что-то очень, очень важное. Главное - слушать его.
СЭМ. Иногда, в этот самый момент, я слышу голос мужчины у себя в ухе. Иногда он поёт, а иногда говорит шёпотом какие-то слова и я понимаю главное.
ЛИЗА. Что именно?
СЭМ. Я понимаю, что некоторые вещи нужно просто делать. Потому что связь с этим мужчиной в ухе работает только в одну сторону и я не имею никакой возможности спросить его о цели или смысле нашего разговора. А что тебе говорит твой мужчина в ухе?
ЛИЗА. В моём ухе со мной разговаривает женщина, и в последнее время она всё чаще повторяет, что я делаю какую-то очень большую ошибку, что живу этой жизнью.
СЭМ. Что ты имеешь в виду?
ЛИЗА. Понимаешь, если бы Земля была плоской, то я как-будто бы дошла до её края. Дальше идти невозможно, а то, что осталось позади уже никогда не будет прежним, ведь я теперь знаю, что Земля плоская.
СЭМ. Милая, но ведь только психи верят в то, что Земля плоская. Мы ведь с тобой знаем, что она круглая.
ЛИЗА. Сэм, конечно, я знаю, что Земля круглая. Это же чёрт возьми была метафора. Я говорю тебе, что делала громадные ошибки и до сих пор их делаю. Но вот только сейчас, прямо сейчас мне наконец стало ясно, что я могу больше не делать ошибок. Только сейчас я наконец-то начала видеть свои ошибки и видеть, что я делаю ошибки. Понимаешь, видеть процесс совершения ошибок. Я вижу, как это работает. Только сейчас мне стало ясно, какого они громадного масштаба. Как будто кто-то написал в моей голове слово «ошибки», выделил его курсором мышки и начал увеличивать шрифт. Это же вся моя жизнь, в которой я раньше этого не видела. Понимаешь, я её проживала и мне никто не говорил: «Эй, посмотри, ты делаешь ошибку». Всем почти всегда всё равно. Но я делала ошибки, потому что моя жизнь не работала на меня так, как я этого хотела. Моя жизнь, как бизнес, в который я вложилась, а он не выстрелил. Я взяла кредит во вселенском банке, но мой бизнес схлопнулся и мне нечего возвращать. Теперь за мной придут вселенские коллекторы и мне совсем, совсем нечего им отдавать, поэтому они будут меня мучать. Они уже меня мучают. Это они написали на стене подъезда с внутренней стороны моего черепа большими жирными буквами слово «ошибки», чтобы я всегда их видела.
СЭМ. Тебе не стоило связываться со вселенским банком, тогда не было бы проблем с коллекторами.
ЛИЗА. Невозможно не связываться с этим банком. Ты пытаешься всё сделать правильно, но как ни пытайся, ошибки всё равно происходят и они всегда маячат перед глазами, как надписи на стенах в подъезде.
СЭМ. Я понимаю тебя, дорогая.

Сэм поднимает руки и начинает очень медленно ласкать ими лицо и руки Лизы.

СЭМ. Тебе нужно расслабиться. Ты очень напряжена. Я чувствую, что в тебе столько боли. Во мне тоже было много боли. Но почти всё, что было во мне больного я смыл в унитаз. Теперь всё чего я хочу, это обнимать тебя и гладить твоё лицо и руки. Я хочу чувствовать твои лицо и руки, и, чтобы ты чувствовала мои. И для этого мне не нужно обращаться ни в какой банк.
ЛИЗА. О чём бога ради ты говоришь? С тобой всё в порядке?
СЭМ. Я говорю о том, что тебе нужно расслабиться.
ЛИЗА. Но я не могу расслабиться. Я тут тебе вообще-то говорю о своих ошибках и о вселенских коллекторах.
СЭМ.  Тебе нужно расслабиться, если ты хочешь понять, что делать дальше.
ЛИЗА. С чего ты взял, что я не знаю, что делать дальше?
СЭМ. Ну, ты ведь сама сказала, что этот разговор очень важен для нас. И мой, и твой внутренний голос выбрали момент и сообщили нам, что это важно. И вот пока я слушал тебя, я понял, почему это важно.
МАКС. Сэм, конечно, всё это понял не только из-за внутреннего голоса, а ещё из-за того, что несколько часов назад принял *** и теперь понимал, как устроен этот мир и чувствовал, что любит его. Но в особенности, он очень любит свою жену Лизу. Как мужчина и как человек с круглой планеты Земля.
ЛИЗА. И что же ты понял?
СЭМ. Я понял, что ты не доверяешь себе. Поэтому ты и сомневаешься. В тебе нет доверия. Ты не внутри процесса доверия. Ты не понимаешь, как оно работает.
ЛИЗА. Мне кажется, ты не совсем меня понял. Я хотела сказать, что совершала ошибки и наконец увидела, что совершала их, увидела этот процесс. Я падаю куда-то и мне не за что ухватиться, потому что ничего нет. И теперь я чувствую, как эти ошибки мучают меня и не знаю, что мне со всем этим делать.
СЭМ. Ты ничего не сможешь с этим поделать, кроме как отпустить.
ЛИЗА. А ещё я не уверена в том, что наш брак был хорошей идеей. Я не уверена, что люблю тебя и не уверена, что сделала всё правильно тогда перед священником и свидетелями.
СЭМ. И с этим ты тоже ничего не сможешь поделать, кроме как отпустить.
ЛИЗА. Как я могу это отпустить, это же наш с тобой брак. Мы вместе больше пяти лет. А сейчас я оглядываюсь на это и понимаю, что обманывала тебя. Я спала с нашим другом Максом. Также, как и ты спал со всеми этими своими девушками во время пятничных рейдов по клубам.
СЭМ. Лиза, любовь - это не только секс с мужчинами или женщинами, но ещё и акт максимального доверия. Без доверия нет любви. Я люблю тебя. И это значит, я не спрашиваю тебя, что ты делала, когда уезжала к Максу. Мне совершенно безразлично, что происходит с тобой в этот момент. Потому что я знаю, что ты всё сделаешь правильно. Важно лишь то, что я тебе доверяю. Потому что ты сделаешь всё так, как надо. Важно доверять. Потому что только в этом случае всё идёт так, как надо.

Пауза

СЭМ. И что часто у вас это было?
МАКС. В этот момент внутренний голос Лизы… Впрочем, пусть она сама расскажет.
ЛИЗА. В этот момент где-то из низа моего живота прямо в голову импульс энергии отправил голосовое сообщение: «Сейчас тот самый момент, когда лучше промолчать, ведь он тебе доверяет. Тем более, что ты была настолько пьяна, что и сама не знаешь было у вас что-то с Максом».

Сэм смотрит на Лизу, ожидая какого-то ответа на свой вопрос.

ЛИЗА. Знаешь, сейчас тот самый момент, когда мне лучше промолчать. Ты ведь мне доверяешь.
СЭМ. А ты мне доверяешь?
ЛИЗА. До того, как мы начали этот разговор я думала о всех этих твоих рейдах. Я конечно понимаю, мы живём в Берлине, здесь легко можно достать любые плохие и очень хорошие наркотики и всё такое, поэтому глупо не трипануть в Биргхайне. Но как-то особенно больно понимать, что ты вместе с мужчиной, а он ещё вместе с кем-то. Я всё-таки тебя люблю, Сэм. Неужели это нормально, когда я чувствую, что ты должен принадлежать только мне?
СЭМ. Милая моя, ты должна доверять мне полностью. Когда ты почувствуешь внутри себя доверие, это чувство будет гораздо сильнее того, что я буду полностью принадлежать тебе. Потому что мужчина не должен принадлежать женщине, а женщина мужчине. Но если они решили быть вместе, то эти двое должны двигаться в одном направлении. Потому что все эти девушки, в этих клубах… Ты должна знать, что они…
МАКС. Внутренний голос Сэма в это время посылает ему несколько очень мощных  буквально разрывающих голову сигналов: «Знаешь, она ведь девушка, так что давай-ка поосторожней со словами. Ведь сейчас очень важный момент  для вас обоих и нужно его не просрать. Я ведь знаю, что ты точно не помнишь, было ли у тебя что-нибудь с кем-то в этих берлинских клубах. Хотя это же Биргхайн, чёрт возьми. Это клуб, в котором ты можешь встретить студентку из Новой Зеландии, приехавшую в Берлин за степенью PhD (Пиэйчди), которая может предложить выпить вместе, хотя она при этом придерживается весьма консервативных взглядов на брак и взаимоотношения полов, ведь её родители принадлежат к группе фундаментальных католиков. А это значит, что они занимались сексом только один раз, иначе ведь она бы не появилась на свет. Но так как она росла в такой семье и не видела никаких других примеров вокруг, то не стоило ей приезжать в Берлин за докторской степенью. Не лучшее это было место для такой девушки, как она. Но нам, ясное дело не стоит говорить обо всём об этом Лизе. Потому что главное в ваших отношениях не чувство собственности, а доверие. Потому что без доверия нет любви».

Пауза.

СЭМ. Лиза, в наших отношениях ведь важно не чувство собственности, а доверие.  Поэтому лучше я сейчас промолчу. Потому что, ты знаешь, иногда в жизни наступают такие моменты, когда нужно молчать и чувствовать. И вот сейчас именно такой момент. Тебе нужно почувствовать процесс доверия изнутри и снова посмотреть на меня. 
ЛИЗА. Я не знаю смогу ли.
СЭМ. Любовь - это акт максимального доверия. Если ты хочешь перестать видеть ошибки и начать видеть жизнь, тебе нужно поверить самой себе. Но сейчас ты можешь начать с того, чтобы довериться мне так же, как я доверился тебе. 

Пауза.

ЛИЗА. А я действительно могу тебе довериться?
СЭМ. Да. Но ты должна понять одну очень важную вещь. Довериться это не значит верить моим словам. Слова вообще нематериальны. Политики говорят. Телеведущие что-то говорят. Твоя мама, когда мы приезжаем к ней в гости когда я ухожу из комнаты тоже постоянно что-то обо мне говорит. Каждый может говорить. Но не каждому можно доверять. Поэтому по-настоящему доверять - значит идти за человеком и не задавать вопросов. Понимаешь, когда ты по-настоящему доверяешь, то не задаёшь вопросов своему мужчине, что бы ни случилось. Ты рядом с ним. Вы договорились, что вы друг с другом. И у вас нет абсолютно никаких сомнений, что ты не подведёшь его, а он не подведёт тебя.
ЛИЗА. А такое вообще возможно? Как это следовать за мужчиной и не задавать вопросов?
СЭМ. Ну, вот ты уже задаёшь вопросы. Если ты хочешь идти за мной, то не нужно задавать вопросов, нужно доверять. Потому что в настоящем состоянии процесса нет тебя и твоего отношения, есть только доверие процессу, происходящему сейчас. Так ты хочешь пойти за мной?
ЛИЗА. Да, хочу.
СЭМ. Тогда закрой глаза и дай мне свою руку. Нам пора идти.
ЛИЗА. Куда?
СЭМ. Туда, откуда берётся тот самый источник вселенской любви, которая тонкой струёй льётся в сердца тех, кто уже научился быть внутри процесса.

Пауза.

СЭМ. Что ты теперь чувствуешь?
ЛИЗА. Я чувствую, как расслабляется всё моё тело. А ещё я чувствую очень сильную боль в животе. А ты?
СЭМ. А я чувствую, как раскалывается моя голова. Похоже, что именно сейчас какая-то вселенская сила со всей своей вселенской силы пинает Макса в живот и по голове. И нам пора с ним прощаться. Нам пора прощаться с нашим другом, потому что сейчас ему тоже будет очень больно. (пауза) В эту же самую секунду, как только Максу стало больно, Лиза увидела всю свою жизнь, свои ошибки и ту самую точку, через которую льётся любовь прямо в самый центр Макса, в точку, через которую вообще в каждого человека льётся любовь, объединяющая его со вселенной и всеми другими живыми существами. И прямо в этой точке на теле Макса происходит взрыв очень сильной боли, увеличивающейся до размеров всего тела. Как будто кто-то на телефоне двумя пальцами начал увеличивать фотографию, только никакая это не фотография и не телефон, а самая настоящая боль в самом настоящем человеческом теле.
ЛИЗА. Где-то внутри него в это время послышался голос: «Ты ведь не думал, что отделаешься так просто?».
СЭМ. А потом он же добавил: «Если ты будешь жить только в удовольствии и игнорировать боль, то она будет копиться и однажды ты почувствуешь, как в тебя тонкой струёй польётся не любовь, а вот эта самая копившаяся долгое время боль». 
ЛИЗА. Когда через минуту Максу стало легче и показалось, что теперь то его уж точно отпустит, стало ещё хуже и больнее. От второго приступа боли Макс очень глубоко вдыхает воздух. Максу больно. Ему так больно, как никогда в жизни не было. Как будто кишки в животе облили бензином и подожгли, а горло и рот целый месяц полоскали кошачьей мочой. В его ушах гремит какая-то странная мелодия, она начинает звучать всё громче, а жжение в организме становится всё сильнее. И когда уже сил терпеть всю эту непонятную чертовщину совсем не осталось Макс проснулся на залитом блевотой, мочой и говном ковре. Но только никакая это конечно была не блевота, моча и говно. Это была та самая боль, которая всё это время копилась в нём и теперь, наконец вышла, чтобы освободить место той самой вселенской любви, о которой Макс немного начал что-то понимать.

Пауза

ЛИЗА. «Это был очень очень приятный на ощупь ковёр» - первое, что подумал Макс. Но вряд ли сейчас это вообще имело значение.
СЭМ. Максу хотелось гладить ковёр, но ему было больно, очень больно. Все его мысли были только об этом. Боль была везде: и снаружи и внутри его тела. Всё вокруг состояло из боли. И не было никаких мыслей, кроме тех, что были не о боли. Не было воздуха, стен и пола, что были бы не из боли и даже тот самый приятный на ощупь ковёр тоже был из боли. Но это была такая отрезвляющая боль, после которой нет больше мыслей, нет смысла, нет прошлого, нет будущего, нет Лизы, нет меня и нет света. Зато есть настоящее. Так что прощай, мой друг.

Сэм делает особенный акцент на последних словах. 

ЛИЗА. Прощай, мой любимый Макс.

Лиза делает особенный акцент на последних словах.
Свет медленно гаснет. На сцену выходят Ребека с Филипом, которые садятся рядом с Сэмом и Лизой. Герои разговаривают в темноте.
Пауза

ЛИЗА. Неужели мы сейчас просто исчезнем?
СЭМ. Ничто никогда не исчезает просто так. 
ЛИЗА. А что же тогда происходит?
СЭМ. Ничто меняет форму и становится всем. 

Пауза

СЭМ. И впервые в жизни мне этого достаточно. Теперь я наконец-то доверяю.
ЛИЗА. Если ты доверяешь, то и я доверяю. Всё-таки невозможно знать, как следовать за мужчиной. Также, как невозможно знать, как по-настоящему быть женщиной. Также, как невозможно знать, как это падает первый снег и ложится большими снежинками на лицо на острове Хоккайдо, чтобы потом растаять и навсегда оставить тебя с ощущением, что есть вещи в этом мире, которые невозможно повторить. Их можно только чувствовать. И вот теперь я действительно чувствую, что означает следовать за мужчиной и не задавать никаких вопросов.
СЭМ. Тогда если ты мне доверяешь, может мы выйдем немного прогуляться и подышать свежим воздухом. Потому что между нами стало как-то мало свежего воздуха и нам нужен новый.
ЛИЗА. Да, нам нужно выйти. Нам нужно выйти из того кем мы являемся. Потому что мы теперь уже не те.
СЭМ. Я уже теперь точно не тот, Лиза.
ЛИЗА. И я теперь совсем не та, Сэм.
МАКС. Сэм и Лиза выходят на улицу. Несмотря на то, что они живут в модном районе Берлина, на улице очень тихо и холодно. Сэм кладёт руки Лизе на плечи и начинает гладить её щёки.
СЭМ. Я уже не знаю, как нам вернуться. И я совсем не понимаю, как теперь нам новым жить дальше.
МАКС. Говоря это Сэм смотрит прямо в глаза Лизе. Он чувствует невероятную любовь и хочет говорить только о любви и о том, что нового они узнали друг о друге. В эту минуту Сэм понимает, как же ему повезло с Лизой. Эта хрупкая красивая русская женщина прошла столько всего рядом с ним и ни в какой из этих странных, пугающих или грубых ситуаций не оставила его мерзкого, вонючего, похабного, грубого офисного ничтожества, который до этого никогда, совсем никогда не пытался посмотреть на неё другим свежим взглядом и выйти из всех своих привычных представлений о ней. И вот именно сейчас он, офисное ничтожество, а рядом с такой женщиной, да при таком поведении никак иначе как ничтожеством называться нельзя, так вот этот кусок берлинского говна смотрит на неё такую волевую, сексуальную, умную, нежную, как все парни хотят, чтобы была их будущая жена и такую родную ему Лизу. Сэм понимает, что любит её всем сердцем и она лучшее, что случалось в его жизни. Она действительно лучшее, что случалось в его странной, иногда серой, иногда совсем говёной жизни. И он чувствует к ней бесконечную благодарность и любовь, которая тонкой струёй проходит через его сердце. 

Пауза

МАКС. Но вслух он говорит совершенно другое.
СЭМ. Мне нужно идти.
ЛИЗА. И куда же ты пойдёшь?
СЭМ. Я не знаю. Просто чувствую, что мне надо сейчас куда-то идти. Мои родители давно умерли, моего лучшего друга нет, тебя нет и меня тоже нет. Значит, я должен идти, чтобы найти себя.
ЛИЗА. Ты что сошёл с ума? Куда ты сейчас пойдёшь? 
СЭМ. Закажу такси. Точно! Я закажу такси и поеду в аэропорт. Ты была когда-нибудь в Москве?
ЛИЗА. Что? Нет, не была. 
СЭМ. Но ты же из России.
ЛИЗА. Да, но я из небольшого города и никогда не была в столице, разве что транзитом в аэропорту. Хоть это и странно звучит, но большинство тех, кто переезжает за границу может никогда и не жили в Москве.

Пауза

ЛИЗА. Так ты что действительно собрался в Москву? 
СЭМ. Да.
ЛИЗА. А как же я? Меня ты с собой не возьмёшь?
СЭМ. Прости, милая, но я должен лететь один. Внутренний голос подсказывает мне, что Москва не самое удачное место для того, чтобы мы вдвоём отправились туда искать себя. 
МАКС. На самом деле вообще ничего такого внутренний голос Сэму не говорил.
ЛИЗА. Сэм заказывает такси, оно останавливается на другом конце улицы. 
СЭМ. Лиза разворачивается и идёт в магазин. Единственная спасающая её от полной истерики в этой абсолютно сюрреалистичной ситуации мысль ведёт её в магазин, где она должна что-то купить. Лиза чувствует себя так, будто она несколько часов сидела в курилке с коллегами по работе после увольнения, но ведь она не курит и теперь совершенно не знает, что ей делать, поэтому у неё кружится голова и ей нужно идти, просто идти, потому что единственная правда, которая у неё сейчас осталась, это правда, которая у неё в ногах.
МАКС. Хотя конечно в России и говорят, что в ногах правды нет, но она на самом деле там есть. Она есть в стройных ногах красивой молодой девушки, которой сейчас точно не место в Москве.
ЛИЗА. Сэм идёт к такси, которое остановилось на другом конце улицы. Но как только он переходит дорогу, его со всей скорости сбивает машина. И Сэм летит.
МАКС. Вернее в воздух летят кишки, переломанные кости и всё, что осталось от Сэма. Потому что машина ехала на такой скорости, что Сэм моментально был размазан по капоту и лобовом стеклу. Очень, очень грустный финал для Сэма. Жаль, что вообще так вышло. Жизнь вообще не справедлива, но что поделать.

Длинная пауза.



(Продолжение в №229)







_________________________________________

Об авторе: НИКОЛАЙ ГОСТЮХИН

Драматург, сценарист, театральный и кинорежиссёр. Изучал журналистику в Пермском государственном национальном исследовательском университете. В разное время мои пьесы попадали в шорт-листы драматургических фестивалей «Евразия», «Исходное событие», «Время драмы». Финалист престижного конкурса премии имени Дины Шварц в БДТ. Лауреат конкурса современной драматургии «Твой текст» в номинации «лучшая пьеса для малой сцены». Мои пьесы публиковались в литературных журналах «Урал» и «Вещь». А спектакли по ним ставились в Екатеринбурге, Перми, Москве, Санкт-Петербурге и Берлине. В качестве театрального режиссёра поставил такие спектакли, как «Иранская конференция», «Волнение», «Процесс», «С любовью, Эрнест». В качестве кинорежиссёра снял фильм «Иллюзии» специально для онлайн-кинотеатра Nonfiction.
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
66
Опубликовано 01 апр 2025

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ