Редактор: Ольга Девш
(О книге: Лев Наумов. Пловец Снов. М.: Омега-Л, 2021.408 с.)Поначалу книга петербуржского писателя и драматурга Льва Наумова производит несколько затянутое впечатление. Кризис среднего возраста, брака и творчества у перебравшегося из Таганрога в Петербург моряка и автора-детективщика Георгия Горенова, поданные наподобие страданий-метаний героя «Черной обезьяны», самого неудачного романа З. Прилепина, вряд ли поведают что-то новое об этих и так довольно унылых явлениях. Многочисленные отвлечения об архитектуре и истории Петербурга, незавидной доле пишущей братии или о том, что женщины по статистике читают больше, каждый более или менее осознанный человек уже успел сто раз почерпнуть из путеводителей, газет и общественного сознания. Не нагнетает ли автор необходимый для издательства объем?
А вот и нет. Потому что потом «Пловец Снов» не то чтобы пускается в бег и во все авантюрные тяжкие (про остросюжетный детектив и магический реализм в аннотации все же не верьте – рекламный ход, роман о другом), а густеет что ли. Будто меняется стадия сна, не кошмар, но некое странное, трудноопределимое сновидение затягивает в свои тенеты, не вырваться.
Аннотация, впрочем, права, что книгу можно читать очень по-разному – смысл же все равно не на страницах, но в глазах читающего. Можно, например, как нарядившееся в роман и делегированное двум (и более) питерским писателям эссе об упадке чтения. Ленинград – город литературоцентричный, кто бы спорил, вот и собственным петербургским текстом не вчера обзавелся. «Словесность более не играла в обществе той роли. В глазах людей, далёких от литературы, новость о том, что перед ними стоит сочинитель, вызывала спектр эмоций в ассортименте от недоумения до сочувствия. Сочувствие преобладало», «весь путь сквозь сонмы букв окажется унизительно бессмысленным издевательством над собственной природой», а литераторы не лучше читателей, их так жаль. Они «как грибы, размножаются спорами. Хотя это лучшие из них – как грибы, а худшие – как плесень».
Инвективы, впрочем, нагнетаются и разрастаются. Как те самые грибы, видимо, и с приветом Ленину-грибу петербуржца же Курехина, вполне возможно, что тоже не шибко лестно – Мавзолей (помянут на страницах), мумия, «он разложился на плесень». «Мы – вымирающий вид, Гошенька. Ты только посмотри, исторические центры прекраснейших городов мира заполнены не библиотеками, а бутиками. Люди путешествуют, приезжают в Лондон, Амстердам, Верону, Париж, чтобы купить тряпку Gucci, которая продаётся везде, и главное, везде она одинаковая. Там, где жили короли и аристократы, теперь – магазины. И наших с тобой современников это полностью устраивает». Еще бы, ведь царит повсеместно «это чувство отсутствия смысла… Понимаешь, каждый из нас, плох он или хорош, совершенно никому не нужен. Мы словно… Мы словно даже не живём. Мы как бы герои какой-то книжки, которая то ли написана на неизвестном никому языке, то ли забыта на необитаемом острове, где её никто не читает…»
Но и ради двенадцати ножей в спину современности лучше явно Ю. Эволу или Е. Головина почитать, тут же несколько другое. Например, противоположное, о том, что литература еще ой как жива – один герой книги заклинает ею свое будущее, сам Горенов не горюя, но припеваючи живет за счет популярности своих книг, а «внимательное чтение спасло бы целую страну». Но дело не столько даже в литературоцентричности («книги играли в него самого»), а в этой размытости, странности, мерцании текста, его оценок, причин и следствий… Герои недаром так любят гулять по городу – набережная, туман, то ли призрак, то ли собственный персонаж, то ли просто прохожий…
Персонажи очень заблудились – в себе, своих книгах, их роли и оценке. Петербуржцы, они решают вопросы радикально. Нет, в Неву расчлененную молоденькую любовницу не выкидывают, но близко, близко. И любовница возраста дочери имеется, и укокошенная старушка (дважды литературно укокошенная – с отсылками и к Раскольникову, и к Шерлоку Холмсу), и прочее «кровавое творчество» под благородным – а как иначе? – знаменем и соусом свергнуть с престола литературу массовую и вернуть на царство литературу классическую. Петроград – родина революций, литературных, в том числе.
Но, хотя в числе одного из «отвлечений» (помните героя «Над пропастью во ржи», о том, что главное в чьем-либо рассказе, когда герой отвлекается, не надо перебивать?), автор изложит историю самых кровавых и фриковых серийных убийц США и СССР, «Пловец Снов» – такой же детектив, как и Достоевский примерно.
Ведь и герою не ясно, где имели место быть его преступления – в реальности, во сне, на страницах. Или на страницах, сочиненных во сне? Дети, размышляет он, не различают сон и явь: «Одни дети не отличают ночные грёзы от яви. У других с утра не срабатывает память. Третьи не знают, как рассказать, поскольку у маленьких не возникает осознанного желания спать. Они отключаются, не отдавая себе отчёта в том, что происходит, не находя в этом ни радости, ни удовольствия, ни спасения». А из детей иногда вырастают творческие люди, которые «вообще гордятся не столько поступками, сколько грёзами, которые становятся родом созидательной деятельности, приравниваются к актам. Летаешь по ночам, значит растёшь. А если плаваешь?» Учитесь плавать, как призывал тот же Головин, а с его подачи – А. Скляр.
скачать dle 12.1
