Редактор: Марина Яуре
(рассказ)
1. Кома– Мистер Сэндман!
– Да-а?
– Что вам снилось?
– Мне снилась девушка. Юная венерианка, я в жизни не встречал никого прекрасней.
– Ваша супруга почти не изменилась за эти годы.
– Разумеется, Трикси.
– Вставайте, мистер Сэндман, ваш завтрак начнётся через три с половиной минуты. Супруга будет ожидать вас в столовой.
Невидимые глазу колонки затрещали, и зазвучала Девятая симфония Бетховена. Раздвинувшиеся сами собой шторы впустили в комнату солнечный луч. На прикроватную тумбочку выехал стакан прохладной питьевой воды. Начался ещё один чудесный день.
Генри Сэндман, инженер тридцати пяти лет, поднялся с кровати и надел левый тапок с первой попытки, а правый – только с третьей: на секунду задумался о грядущей беседе. Домашняя робот-система немедленно подала ему одежду, и тогда он вместо пижамы облачился в полосатые брюки и сорочку с изрядно накрахмаленным воротом. В то же время кровать уехала в стену, закрыв за собой заслон – ей предстояло быть разложенной к вечеру или к моменту, когда главе семейства будет угодно. Как правило, к вечеру.
Генри выпил воду и бодро направился в ванную. Новый день привычно обещал множество сюрпризов и свежих решений; Генри двигался навстречу дарам судьбы с предвкушением, достойным молодого учёного. Неистощимую энергию Генри унаследовал от отца, уважаемого доктора Хьюго Сэндмана. Впрочем, среди людей Нового Века леность встречалась нечасто и подвергалась коррекции.
В ванной Генри, чуть поколебавшись, предпочёл автоматизированный шлем гигиены обычным моющим принадлежностям: время поджимало, а нужно было ещё так много сделать! Хромированная игрушка фирмы «Грин и Блэк» оставила на языке приятное мятное послевкусие – результат заложенного выбора, но вот форму усов выбрала по своему желанию. «Эти машины вечно считают себя умнее», – усмехнулся Генри. К окончанию процедур времени осталось всего ничего – поправить стрижку он уже не успел, да и незачем было обижать машину пренебрежением к её мнению.
За накрытым столом уже ожидала миссис Сэндман в воздушном платье. Генри отметил яркие искорки в её сиреневых венерианских глазах. Вчера она вернулась позже обычного (Исследования завели её в дебри Южной Африки, два часа обратной дороги!) и немедленно отправилась спать, потому и не успела сообщить столь важные для них обоих новости.
– Доброе утро, дорогая! – воскликнул Генри, присаживаясь к трапезе. – Тебе так идут это платье и это солнечное утро! Но что с же тестом? Каков результат? Прошу тебя, не томи, я весь извёлся!
– 79 процентов! Мы почти справились, представляешь? – ответила миссис Сэндман. – Думаю, ещё пара ночей в гостиной – и дело в шляпе.
– Подумать только: мы обсуждаем планирование семьи так, будто это всего лишь ещё одно рабочее задание.
– Генри, мы уже обо всём договорились, не волнуйся! Твоё беспокойство обосновано: этот вопрос важен для нас обоих, и мои мысли также возвращаются к нему снова и снова, но я всё равно призываю: успокойся. Продолжение рода – это не рядовое событие, но ради успеха нужно расслабиться. Ты же знаешь, стресс только снижает процент.
– Газеты пишут, что молодые матери вторые в списке наиболее стрессовых профессий. Тяжелее быть только молодым отцом, – невесело усмехнулся Генри. Для выразительности он отмечал знаки препинания ударами вилкой по тосту. – Не печалься, я не собираюсь снова конфликтовать. Ты права, беспокойство только мешает…
Почувствовав неловкую паузу, система управления домом сменила торжественную классическую мелодию на весёлые ноты современной эстрады. Генри улыбнулся уже чисто и искренне:
– Торжественно обещаю, что больше не буду делать хмурое лицо, когда что-то идёт не так, придираться к твоим словам, и сделаю всё возможное, чтобы наш дом услышал топот маленьких ножек в ближайшее время.
– Совсем скоро услышать не получится, ребёнок ещё должен подрасти. Только если принесёшь домой котика… ах да, прости, Трикси, твоя аллергия.
– Отсутствие необходимого модуля не вполне соответствует человеческой аллергии, – уточнил невидимый динамик из-под потолка. – Боюсь, вновь вынуждена напомнить, что ваша модификация дома не позволяет завести домашнее животное. Может быть, вам по оплошности забыли сообщить при выборе?
– Мне больше нравится термин «аллергия», – легкомысленно не согласилась миссис Сэндман. – Будто твоя иммунная система отторгает саму возможность ещё одного домашнего любимца… А в тот раз, помнится, мы ткнули пальцем в первую попавшуюся модификацию в каталоге. Мы дождёмся топота ребёнка, правда, Генри? Генри?
К тому времени мистер Сэндман уже читал утреннюю газету, вопрос застал его врасплох.
– Что? Прости, милая, здесь очень интересная заметка о языке дельфинов, – так о чём ты говорила? Конечно, дитя всегда важнее кота.
– Надеюсь, Трикси, твои модули поддерживают наличие ребёнка? – миссис Сэндман вновь обратилась к потолку.
– Разумеется, миссис Сэндман, я поддерживаю вас всей своей электронной душой. Вы, должно быть, шутите: что это за дом без детей?
На околоземную орбиту Генри смог попасть только через сорок минут – было утро субботы, и многие собратья-пилоты хотели вырваться из тесных объятий колыбели человечества. Стоило ему переступить порог рабочего модуля, как робот-секретарь возвестил о звонке видеофона. На связи был давний друг и соратник Генри, сотрудник дружественного института Артур. Он долго и радостно вещал о каком-то новом открытии неизвестного молодого учёного, способном перевернуть представления о жизни, Вселенной и всём остальном; Генри слушал вполуха, перебирая прибывшую пневмопочту. Среди толп юношей и девушек, подававших заявки в его отдел, Артур открывал истинных дарований примерно раз в месяц, но последний нашёлся слишком давно и сбежал слишком быстро. Генри даже начал беспокоится, не потерял ли Артур хватку. Впрочем, справедливости ради следует сказать, что пара-тройка проектов действительно имела какой-то смысл и даже принесли пользу единственной богине нынешнего мира – науке.
Затем состоялся приём посетителей: часть работы, с точки зрения инженера, совершенно бессмысленная, но жизненно необходимая по мнению высшего совета, помешанного на открытости знаний. Генри терпеливо ответил на вопросы нескольких неофитов и даже подсказал одному пожилому господину действительно неплохое решение его технической проблемы.
Оставшееся время до обеда и часа полтора после Сэндман настраивал модель нового робота, предназначенного облегчить жизнь альпинистов: исследовать новые вершины вперёд людей. Машин, способных на это, было достаточно, но ни для одной из них функция не была основной, следствием чего были недоработки и всяческие казусы. Так, проблема в механизме (и экономия на телекамерах) одного агрегата привела к тому, что на карту Ио был нанесён новый высочайший пик вместо глубокой впадины.
До конца рабочего дня Генри писал документацию для тех, кто будет дорабатывать машину для промышленного использования. При всех своих достоинствах инженеры не способны знать всё об особенностях рельефа, грунта и сотнях других мелочей, которые могут серьёзно повлиять на функционирование устройства.
Генри любил свою работу и выполнял её качественно. Сложно было найти другого столь же умного и добросовестного специалиста, а ведь его бюро выписывало только лучших. Если у одного из сотрудников стопорился проект, Генри с радостью помогал ему, если не сходились уравнения – мог найти непослушный икс. Несмотря на это, Генри редко общался с сослуживцами о личных делах, имел мало близких друзей и, по мнению некоторых, вообще был человеком скорее замкнутым. Лишь с нескольких товарищами он был близок, но опасался отдалиться от них после рождения ребёнка; он любил свою неземную жену всем сердцем, но не был уверен, что уже готов променять на неё целый мир. Генри не позволял себе переносить эмоции на работу, наоборот, с головой зарывался в дело, желая спрятаться от себя и действительности. Но увы: рабочий день был строго регламентирован, заканчивался ровно в семнадцать часов. С этого момента и до отхода ко сну Генри был предоставлен самому себе.
Дома его никто не встретил – это означало, что в Африке улажено не всё. Согласовать время встречи с друзьями в этот день не удалось. Попросив Трикси поменять свет с ярко-солнечного на тёплый свет лампы, Генри сел в глубокое уютное кресло и стал читать исторический роман. История была его второй страстью после инженерии и сопредельных наук. Миссис Сэндман он так и не дождался – задремал за книгой. Когда системы дома убедились по ритму дыхания, что хозяин не собирается просыпаться, они тихо выдвинули расстеленную кровать, манипуляторы аккуратно переодели его в пижаму и перенесли в постель. Свет погас.
2. СонПиии. Пиии. Пиии.
– Трикси?
Пии. Пии. Пии.
– Трикси! Включи свет! Выключи сонный паралич!
Темнота. Пи. Пи. Пи.
Голоса издалека:
– Он приходит в сознание!
– Резкий скачок пульса!
– Дóктора, немедленно позовите дóктора!
Яркий свет.
– Зрачки реагируют!
– Где доктор?!
– Герберт, Вы слышите меня? Вы можете ответить? Вы можете подать знак?
– Да… я…
– Давайте жену приведу, она заслужила.
– Вот так, отлично, продолжайте.
В палату вбежала девушка с красным от слёз лицом. Герберт поморщился от вспышки боли: настоящие воспоминания о прошлом понемногу замещали яркую историю утопической галлюцинации, но та не желала сдаваться так просто. Мысли путались.
– Ты помнишь меня? – немедленно воскликнула Мария. Растрёпанная и запыхавшаяся, она показалась ему почти иконической фигурой. Подбежав к кушетке, осторожно взяла Герберта за руку. Его рука висела плетью, чужое тепло ощущалось как покалывание.
– Мышцы атрофировались, говорит доктор… Конечно, я тебя помню! Ты словно всю ночь здесь дежурила.
– Она дежурила каждую ночь, мистер, почти без исключений, – вмешалась медсестра с огромным шприцом, оттесняя Марию. – Три чёртовых года! Мы сначала пытались выгнать, потом смирились. Не у всякого лежачего есть такие упорные посетители!
– Господи, как я счастлива, что ты очнулся! – Глаза Марии на мгновение расширились, и она быстро спросила: – Ты всё ещё любишь меня, правда?
– Ну разумеется, – слабо улыбнулся Герберт. – Теперь – ещё сильнее.
Осознание утекшего времени пригвоздило к кровати его ослабшее тело – или так начинали действовать лекарства.
Герберт уверенно шёл на поправку. Через некоторое время он мог сам садиться, разъезжал по больнице в коляске, потом неуверенно встал, заново учился ходить. Мария всё время была с ним, отдав ему всю свою жизнь без остатка. Его невеста оказалась единственным близким человеком единственного выжившего в катастрофе. Годы назад Герберт мог сомневаться в своей готовности связать с ней жизнь навсегда. Но теперь они двое твёрдо намеревались пожениться.
Мария читала Герберту любимую ими обоими фантастику, и он поражался точности описаний – как будто авторы срисовывали свои произведения с его «жизни» во время комы. Или же наоборот: его сознание, ища выхода, создало яркую картинку из имеющегося материала?
Сначала Герберт сомневался, стоит ли делиться видениями будущего, но стоило упомянуть в разговоре с невестой незначительный факт, и его уже было не остановить. Он поведал обо всём, что вспомнил, и по мере рассказа видения начинали казаться ему всё менее реальными.
Потом они вдвоём мечтали о будущем, о том, что сны исполнятся. Изобретения как технологические, так и социальные казались почти недостижимыми, но кто может сказать наверняка?
– Точно я знаю лишь одно, – сказал однажды Герберт. – Ни на какую распрекрасную венерианку я тебя никогда не променяю.
И Мария поступила в точном соответствии с ожиданиями: поцеловала его.
Они хорошели одновременно. Когда Герберту становилось лучше, и Мария расцветала, и ко дню выписки как будто разгладились прежние морщины, пропали вместе с отчаянием. Герберт не мог налюбоваться и нарадоваться, он благодарил бога и судьбу, что они послали ему такую невесту. Одновременно больше всего на свете он боялся снова потерять её.
Свадьбу сыграли в январе.
На медовый месяц они отправились, кажется, в горы, а может – к морю. Их долго не хватились – у них не оставалось никого, кроме них самих.
3. Исследование– Немо!
– Зачем так кричать?
Он с трудом разлепляет глаза, тяжело дышит. Тьма и теснота в совокупности наваливаются, и кажется уже, что сон был реальностью, но нет – здесь тепло, на самом деле тепло.
– Это ты кричал во сне, – отвечает она. Она смотрит на него с испугом, как будто боится припадка.
– Мне снилось… что же мне снилось? Что-то яркое, тёплое, живое… Но всё завершилось лавиной.
– Лавиной? – нахмурившись, переспрашивает она.
– Да, лавиной. Куча снега… в горах. Не лавина информации, не лавина людей. Если в горах покричать – хотя о чём это я, – если в горах оказаться в нужном месте в нужное время, она – бац! – Он изображает какое-то примерное движение руками. – И… всё.
– И всё? – недоверчиво переспрашивает она. Она не была там.
– Этого недостаточно? Мы задыхались, замерзали, были раздавлены. Тебя там не было! Там был кто-то другой, я его не знаю и никогда не видел. То есть её. Странно… она кажется мне знакомой, но я не могу вспомнить ни её имени, ни черт лица…
Она садится на кровати, машинально прижимая к груди одеяло, смахивает со лба непослушную чёлку. Она смотрит на него уже почти без испуга, с обычным язвительным выражением. Вот ведь как – они вечно ругаются, но в случае чего она всегда может прийти на помощь. В своей манере…
– Во сне всегда так, ничего нельзя сказать наверняка. Но если встретишь её – держись на всякий случай подальше, иначе она заведёт в какие-нибудь неприятности.
– При чём здесь вообще она?!
– Ты бы поехал в горы? Сам?
– Нет…
– Я имела в виду именно это. Я знаю тебя как облупленного, и я нужна тебе.
До утра остаётся время, и он ворочается в постели, попеременно пытаясь то восстановить детали видения, то осознать: это что, была ревность? К фата-моргане?
Через каких-то три часа сна Немо уже, чертыхаясь, прыгал по комнате, пытаясь натянуть брюки. Пара стопок книг не выдержала случайных пинков и обвалилась, дополнив хаос, царивший в комнатушке. Времени на уборку не было. Как и всегда.
Он с космической скоростью почистил зубы, на мгновение показался на кухне, съел вчерашнюю подгоревшую яичницу. Роза, сволочь двуличная, уютно посапывала в кровати, чем изрядно портила настроение.
Немо чуть не убежал в одном ботинке, долго искал ключи, но после всех злоключений всё-таки покинул дом и присоединился к утренней пробке. Напоминалка в карманном гаджете, этом выкидыше космической цивилизации, ехидно сообщила о необходимости поторапливаться. Окружающие водители вторили ей весёлыми гудками.
Ещё через полтора часа Немо был в центре города, в ненавистном корпоративном офисе. Собрат по несчастью, Фрэнк, поприветствовал его одобрительным воплем:
– Хай, старик! Сегодня ты опоздал меньше, чем вчера. Что это с тобой?
– Срезал по Хилл-стрит. Слушай, не ори, а? И так башка трещит после вчерашнего.
– Сколько раз тебе говорить: не понижай градус, не берись за HTML сразу после PHP. А серьёзно, что случилось? Говори, не стесняйся. Кто, кроме меня, тебя выслушает?
– С такими друзьями и я сам не нужен… – прошипел Немо. Он уже пару минут безуспешно пытался включить компьютер. – Какой отпрыск пьяной гориллы перепутал провода?!
– Уборщица, не видел, заходила, новенькая? Ух, вот это…
– Хорошо, я расскажу тебе всё, что было, если ты заткнёшься и выслушаешь, окей? – не выдержал Немо. Он говорил, отчётливо выделяя паузы между словами. – Только дай мне сосредоточиться и хотя бы сымитировать деятельность.
Некоторое время он мрачно стучал по клавиатуре, успел поправить пару багов во вчерашнем коде и мельком углядел потенциальную уязвимость «неприступного» корпоративного сервера. Наконец, иллюзия работы была создана. Немо был исключительно увлекающимся парнем, но охладевал к работе так же быстро, как и уходил в неё с головой. Поговаривали, что он мог быть лучшим в своём деле, если бы не дефицит внимания.
– Окей, Фрэнк, слушай, только не перебивай. Вчера я опять переработал и вернулся домой с гудящей головой – безо всякого градуса! Эта иждивенка, Роза, всё равно закатила мне скандал с битьём грязных тарелок, после чего мы полночи мирились. Но это всё фигня. Что не фигня – это сны. Они были такими… живыми. Мне даже не удалось отдохнуть… чёрт! Голова! – Он поморщился и стал шарить по столу в поисках полупустого блистера с обезболом. – Я ни хрена не помню, кроме печального финала, но они почему-то продолжают меня беспокоить!
Он ожидал, что Фрэнк, как всегда, посмеётся над ним. Он сам, скорее всего, так бы и поступил. Чтобы не сойти с ума в этом дурдоме, следует раз и навсегда разграничить глюки и реальность, и тот, кто считает иначе, должен быть отделён от тех, кто пока успешно притворяется нормальным.
– Слушай, на днях в сети один лох писал кое-что на тему. Как будто в локальной лаборатории недавно что-то произошло, то ли утечка газа, то ли информации, – в общем, по домам ходили очкарики и просили сообщать обо всех странных симптомах. Типа, если у людей появятся глюки или что-то такое. Ну, не как у тебя, а вообще со сном.
– Он прямо тебе об этом написал? – Немо вцепился в подлокотники кресла. Это напоминало дешёвый ужастик или фантастику низкого пошиба, но ужасные мысли уже захватили уставший мозг. За ним следят? Над ним проводят эксперименты? Чёрт побери, да кому он нужен?
– Расслабься, это не мне он писал, а всем интернетам. Публичный блог, его таких же идиотов сотни или тысячи читают. Кому ты нужен? Это не твоя личная проблема, это глобально. – Фрэнк делано расширил глаза: – Мы все умрём.
– Умеешь же ты утешить… Дай на всякий случай ссылку на парня, может, спрошу у него контакты очкариков.
Если бы Немо неделю думал, как утаить исследовательский институт от лишних глаз, он не справился бы лучше. При хорошем воображении в одноэтажном сером здании можно было увидеть что угодно, но только не научный центр. Такая скука!
Немо не стал сверять адрес, табличка над входом убедила, что он идёт в правильном направлении. Осторожно вошёл в здание и обнаружил в нём вахту и двери чего-то вроде лифта.
Моложавый охранник удовлетворился парой слов о снах и пропустил промокшего под косым от ветра дождём Немо. Программист спустился на лязгающем лифте и долго блуждал по катакомбам, пока не наткнулся на схему кабинетов. В целом университет производил впечатление огромного ядерного убежища, и время, в течение которого опускался полуживой лифт, служило тому подтверждением.
Судя по распечатанному электронному письму, дверь номер 13 вела к искомому специалисту. Немо почти не замешкался перед входом: всего лишь сны, что плохого они могут принести? При ярком освещении ночные кошмары теряют способность пугать. Таком холодном ярком освещении…
– Доброе утро, мистер Андерсон, – произнёс хозяин кабинета. Это был немолодой мужчина с резкими чертами жёлтого лица и высоким лбом. Рядом с ним, с его строгим костюмом, Немо чувствовал себя неуютно, но солнцезащитные очки – в пасмурный день и в подземном кабинете – роднили их: по-видимому, глаза незнакомца так же плохо переносили сколько-нибудь яркий свет. – Меня предупредили о вашем визите. Моё имя Александр Ковальски, я специалист в области изучения таких вещей, которые покажутся большинству обывателей странными и загадочными.
– Вы больны? – воскликнул Немо и тут же поправился: – Я не имею в виду вашу профессию, просто вы выглядите так… болезненно.
– Вы наблюдательны. У меня опухоль. Уже давно.
– И вы продолжаете работать?
– Жизнь пока не останавливается, – развёл руками мистер Ковальски. – В конце концов, все мы здесь нездоровы. Не думаю, что вы являетесь исключением.
– С чего вы решили, что я болен? – спросил Немо, несколько обескураженный возвращённой бестактностью.
– Конечно, болен, – ответил мистер Ковальски. – Иначе как бы вы здесь оказались?
Немо не знал, что можно возразить на такой довод.
– Мы должны исправлять наши ошибки, а не прятаться от их последствий в могиле. Я, как и большинство оставшихся сотрудников центра, присутствовал во время знаменитого… происшествия и тоже несу за него ответственность. Я в некотором роде отвечаю за связь с общественностью, а именно – с теми несчастными, что подверглись воздействию.
– И поэтому распространяете панику, выискивая несчастных среди соседей, а не действуете официально: может быть, объявления на сайте центра? Или как такие организации объявляют о проблемах: кричат из громкоговорителей с мигалками?
– Я заплачу вам сотню долларов, если вы найдёте наш сайт! И это дело слишком щекотливо для официальных источников. Паника действительно может начаться.
– Не знаю, что пугает меня больше, – поёжился Немо, — ваши слова или ваша откровенность. Всё так серьёзно?
– В том и проблема, что мы не знаем – но намерены узнать. Предварительный опрос показал, что вы среди прочих видели странные сны. Там были люди, которых вы никогда не встречали, но будто давно знакомые? Места, которые не посещали? Вы знали что-то, чего не знали никогда? Вас называли чужим именем? Я вижу, что прав. Но вы забыли большую часть увиденного, как и все. Эти знания прячутся на периферии сознания, дразнят и манят, невероятно раздражают и отвлекают от повседневности. Вряд ли от них можно просто так избавиться. Мы предлагаем вспомнить их – и готовы помочь.
Футуристического вида машина приняла Немо в цепкие объятья, с нежностью девушки оплела датчиками и ремнями. Шлем мешал повернуться и увидеть комнату, впрочем, потом и глаза пришлось закрыть.
– Приготовьтесь! – крикнул лаборант, встретивший Немо в машинном зале. – Отдельные воспоминания могут вас шокировать. – Он щёлкал переключателями, а громадное устройство понемногу начинало шуметь, как МРТ. – Вы всё ещё можете отказаться, несмотря на подписанные бумаги! Мы можем помочь вспомнить, но забыть можете только вы сами! Готовы?
– Да, – прошептал Немо и повторил вслух: – Да!
Он должен знать, что с ним происходило. Сторонние силы не имеют права вмешиваться в его подсознание.
Немо трясло. Всю дорогу до кабинета Ковальски он озирался, глядел на окружающий мир как на что-то абсолютно чужое. Когда учёный открыл дверь, Немо, не заметив, продолжал стучать по второй створке.
– Типическая картина!.. Заходите, мистер Андерсон, берегитесь косяка.
Ковальски почти затащил Немо в кабинет, усадил в кресло. Откуда-то из ящика стола он достал термос, разлил по чашкам горячий сладкий чай, подумав, добавил в него из фляжки чего-то крепкого.
– Пейте. Пейте, это стандартная процедура! Вам нужно восстановиться.
После порции чая с алкоголем Немо почувствовал себя лучше. Ему хотелось рассказать сразу всё, но он понимал, что это займёт слишком много времени.
– Я жил… Мне снилось, что я жил в середине двадцатого века. Жил, любил, мечтал… Моя жизнь делилась на «до» и «после»: первая часть была жизнью неудачника, а вторая, несмотря на болезнь, помогла мне познать недолгое счастье. Я не представляю, как вся эта жизнь поместилась в одну ночь… такой пласт информации!..
– Спасибо. Спасибо, что согласились, хоть и не зная, на что идёте, испытать это ещё раз. В любом случае та жизнь уже закончена. Но это странно! Пробуждение памяти взволновало вас выше средних значений. В той жизни остался кто-то важный?
– Вы не понимаете? – изумился Немо. – Да, самый главный человек в моей жизни остался там… и, должно быть, она погибла в той лавине. Вместе со мной… Но подождите, я не всё вам рассказал!
Я несколько лет лежал в медицинской коме, и за это время пережил то же, что и сейчас! В той жизни для меня это был странный и смутный сон, но ваша машина пробудила и те воспоминания! В том сне я почти сорок лет прожил в нашем времени…
Глаза Ковальски расширились. В начале объяснения он привстал и сейчас осел на стул в немом изумлении. Теперь была его очередь трястись.
– Но… но…
– Но это было не то настоящее, не то будущее! Мы – и вы, учёные, в особенности – бесконечно виноваты перед первым мной и всеми нами середины двадцатого века за то, что эта реальность не существует! В ней жили самые смелые мечты фантастов, в ней были вылечены онкология, подобная вашей, и насморк, в ней человечество действительно покорило – нет, подружилось – с космосом! Мы же всё это потеряли, поменяли на всемирную информационную помойку, яркие фальшивые клипы и транспортабельные телефоны! Я живу в не своём будущем… – и Немо зарыдал.
Мистер Ковальски дико всхохотнул. Извинительно прикрыл рот ладонью, но не мог сдержать ухмылку.
– Что здесь смешного?! – взорвался Немо.
– Если продолжить ряд, то и наша реальность окажется вашим сном… – прошептал Александр, – Таким образом, если в действительности вы живёте в будущем, обязательно обратитесь в наш исследовательский центр. Может быть, к тому времени мы найдём объяснение этим невероятным событиям!
4. НеизвестностьКак и было оговорено, мы с товарищами явились в дом профессора в следующий вторник.
Путешественник по Времени уже вернулся и сидел за столом вместе с нами. Странно, но он ничуть не изменился! В глазах его была усталость, но не более, будто он не отправлялся на много лет вперёд, а всего лишь совершил двухдневный пеший поход в окрестностях Лондона.
– Наш друг ещё слишком слаб, – сразу предупредил профессор Уин. – Я понимаю, что вами овладевает интерес к произошедшему, но прошу оставить все расспросы на потом. Дайте ему оправиться от того, что с ним произошло. Скажу только одно: эксперимент удался! Мы можем знать, что нас ожидает!
– Мы постараемся подождать, – ответил за всех толстый и радостный Джонс. – Только бы любопытство не разорвало нас прежде, чем завершится этот ужин!
Лишь мы трое задержались в комнате с камином после всех объяснений: я, Путешественник и профессор Уин. Ричардсон ушёл последним, он всё ещё был погружён в свои мысли.
Мы сидели напротив камина в удивительно удобных антикварных креслах и курили трубки. Царила тишина, в комнате поселилось спокойствие, но меня никак не покидало ощущение какой-то неправильности.
– Профессор, вы обещали рассказать, как всё-таки работает ваша машина, – напомнил я. – Что-то, связанное с этими новомодными лекциями о четвёртом измерении, о несовершенстве нашей геометрии и прочем?
– Позвольте, это совершенно невозможно, – улыбнулся профессор. – Я учёный, а не оратор, да к тому же я не подберу нужных слов, вы не поймёте некоторой терминологии. К чему это?..
– Мне тоже очень интересно, – поддержал меня Путешественник после очередной затяжки. – Я, как вы знаете, близок к физике, и некоторые непонятные термины смогу объяснить нашему другу. Вы же не хотите только теперь сказать, что использование машины несёт некоторые пагубные последствия для организма? Для, может быть, самого Времени? Я вас понимаю, но поймите и вы: честнее будет сразу сказать, чем заставлять меня жить и мучаться.
Так мой, на первый взгляд, невинный вопрос возбудил в Путешественнике странное волнение. Я и сам начал сомневаться: раньше профессор делился с нами всем, иногда не обращая внимания на наше непонимание. Теперь мы, казалось, загнали его в неловкое положение. Впрочем, он продолжал улыбаться как человек, доказывающий ребёнку невозможность существования говорящих животных и живых игральных карт.
– Вы всё-таки ничего не понимаете, мой друг. Что же, вы вправду хотите знать? Тогда слушайте.
Путешественник до этого момента надеялся, что наши подозрения будут немедленно опровергнуты, и теперь лицо его выражало крайнюю слабость уже почти без надежды.
– Возможности человеческого мозга в наше время изучены неоправданно мало. Мы, сами того не зная, способны на почти бесконечные чудеса. Наш друг рассказывал обо всех этих машинах, устройствах и прочих изобретениях человеческого гения, но и они никогда не смогут заменить мыслящее существо.
– Верно… В таких отдалённых ветвях будущего, как в седьмом и десятом мирах, автоматы способны ни внешностью, ни ответами не дать человеку отличить их от ему подобных, но где бы я ни был, до человека им всё ещё было далеко. И при этом люди и в то время ещё не нашли способа использовать ресурсы мозга на полную мощность!
– Вы говорили, что машины в будущих годах смогут анализировать предстоящие события, выбирать из них наиболее вероятные и даже строить полноценные модели.
– Да, – уже смеясь сказал Путешественник, – но не только в будущем! По-видимому, ваша машина не способна осознать себя: ведь она и есть образец такого устройства! Скорее всего это значит, что вероятность появления её была крайне мала, и будущее ещё не успело измениться. Если бы я только мог хоть в одной части путешествия помнить об эксперименте, хотелось бы мне узнать из тамошних архивов что-нибудь о вас и о машине!
– В том-то и дело, что машина не есть образец. При всех возможностях реальной современной науки такое устройство ещё долго не будет возможно. Простите меня, и вы тоже, мой друг: мне пришлось соврать вам. Моё изобретение совершенно иного профиля – так сказать, психологического. Оно не моделировало ничего, не создавало миров и даже не позволяло вашему телу исчезать из этой комнаты: оно лишь заставило работать вашу выдающуюся голову сильнее, чем обычно – собственно, это вы рассчитывали вероятности, именно в своей голове вы путешествовали. Вы оказались даже смышлёней, чем я думал: сумели немного изменить ход эксперимента, связать некоторые варианты между собой. Ох и нелёгкая у вас была в эти моменты жизнь!
– Значит, все мои «путешествия» – всего лишь подобия опиумных галлюцинаций? – грустно спросил Путешественник.
– Господи, какая разница! Для воспоминаний различия не существует! К тому же, – подмигнул профессор, – это были тщательно рассчитанные и, вероятно, правдивые галлюцинации.
Профессор устраивал эксперименты ещё несколько раз, и во всех испытуемые проживали разнообразные жизни различной продолжительности, не догадываясь об их связи. Профессор что-то подправил в химическом балансе машины, – и мы более не сталкивались с казусом начальных тестов. Что же до самого первого Путешественника, он вскоре пропал, и ни я, ни профессор Уин больше никогда о нём не слыхали. С разрешения последнего я и публикую эти заметки о самых удивительных и наиболее «неправильных» из первых путешествий.
Все члены импровизированного джентльменского клуба в силу возможностей забыли о том инциденте, и лишь иногда меня мучает вопрос: а что если и наш мир – лишь часть бесконечного путешествия этого выдающегося человека? Профессор Уин смеётся над моим предположением, но мне кажется, что он лишь боится предполагать такую возможность. Кто знает, что может случиться, если мы поверим?
Кто знает, что может случиться с миром? Мы знаем.
_________________________________________
Об авторе:
ВАСИЛИЙ КРАСИЛЬНИКОВ Василий «Анморис» Красильников родился в Вологде, где под началом настоящего альфацентаврийца покорял олимпийские высоты – и собрал целый сонм дипломов за «Русского медвежонка» и «Кенгуру». Выросши и переехав в Петербург, с сожалением обнаружил, что во взрослой жизни пачка дипломов не даёт никаких бонусов, – а к тому же здесь все такие. Раз в несколько лет пишу на литературный конкурс «Рваная грелка» и имею немалый успех у товарищей по квартире. Гораздо чаще моделирую миры в трёхмерных редакторах из примитивов, нежели из слов на бумаге. В свободное от творчества время поднимаю когнитивно-поведенческую терапию в России. Изредка смешно шучу в интернете.
скачать dle 12.1
