ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 222 октябрь 2024 г.
» » Денис Дробышев. ПОИСКИ

Денис Дробышев. ПОИСКИ

Редактор: Марина Яуре





Прошлым летом стукнуло двадцать лет с тех пор, как я окончил школу. Мои одноклассники решили отметить это. Ехать за сто километров, чтобы оценить, кто чего добился, у кого сколько детей, кто растолстел, а кто совсем не изменился? Не люблю такое, потому что я ничего не добился и у меня нет детей. Но хотя бы не растолстел, наверное, оттого, что не обзавелся детьми.
В общем, я не собирался ехать, но Андрюха и Серый стали уговаривать. Эти двое тоже из моего класса, но они — друзья. В детстве нам всегда хватало друг друга, лишних мы отшивали, да и сами не набивались в знакомые к лишним. Так и ходили повсюду втроём — самая крепкая компания в школе. После мы пошли разными дорогами: я — учиться на тележурналиста, Серый — на инженера-строителя, Андрюха — в армию. Все эти годы мы изредка, не чаще, чем раз в год, но всё же встречались. Напивались, жаловались на жизнь, вспоминали прошлое. В общем, по мере сил тащили дружбу через годы. И тут вдруг Серый и Андрюха захотели посмотреть на остальных. Ностальгия заела. Ну что ж, я своим пацанам друг. Раз компания решила, надо ехать, хоть и неохота.  

В назначенный день я сел на рейсовый автобус и уставился в окно. Через два с половиной часа прибуду в город детства. Думал поспать в дороге, но не тут-то было: одолели воспоминания. Студентом я каждые выходные трясся в ЛиАЗе, чтобы отвезти в общежитие сумку еды. Мать давала продуктов на неделю, но их хватало только на два дня. С деньгами та же история. Тогда я возненавидел эту дорогу и пропахший бензином салон автобуса, который пассажиры любя называли скотовозом. Тогда же я выучился засыпать, как только водитель запустит двигатель, и просыпаться в месте назначения, вырезая из жизни весь дорожный эпизод. Куда подевалось это умение? Сон не шёл, я смотрел в окно и подмечал перемены: поля за окном застроены дачами, а те, что не застроены, заросли подлеском.
Город тоже изменился. В конце девяностых он выглядел, как декорация к фильму про дореволюционную жизнь: пыльные улицы, покосившиеся купеческие домики, обветшалые церкви. В этой запущенной нетронутости ощущался тёплый провинциальный шарм. Теперь от него не осталось и следа. Храмы отреставрировали, замазав штукатуркой красивую старинную кладку. Домики в частном секторе обшили пластиком и огородили металлопрофилем. Тротуары превратились в стоянки для подержанных иномарок. В центре, как и везде теперь, универсамы «Пятерочка» и «Магнит». В общем, пропал город.

Днём я сходил на кладбище, оборвал крапиву и постоял у могилы родственников, а вечером отправился на вечеринку. Встреча происходила в кафе «Санрайз». Заметно покрупневшие парни, все, как один, в рубашках и девчонки в облегающих платьях поверх утягивающих колгот курили возле входа и разглядывали друг друга. Потом все немного расслабились и стали обниматься. Оказалось, зря я волновался. Никто не напился и не стал спрашивать, чего я добился. После нескольких рюмок я почувствовал, что и сам не прочь всех обнять. Потом заиграло старое доброе ретро: «Осень, осень, ну давай у листьев спросим» и «Одинокий голубь на карнизе за окном». Остыло горячее, все пошли танцевать, а я, Андрюха и Серый — курить. За нами увязалась бывшая русичка.
— Начали плясать — значит, мне пора уходить. Не люблю я этого, — сказала она и выпустила дым.
— Чего так? Вы же кружок по танцам вели, Светлана Анатольевна?
— Вот именно.
— А где же наш историк, где Николай Саныч? Все учителя пришли, а он что же? — спросил я, сообразив вдруг, что мой любимый учитель почему-то не пришёл.
— С ним был приступ, и его увезли в диспансер. Психиатрический.
— Вот дела! — расстроился Андрюха, а я подумал: «Вот он — сюжет!»
«Если история по-настоящему достойна фильма, найдётся и бюджет, и аппаратура, и съёмочная группа», — вспомнился расхожий штамп из мемуаров телезнаменитостей. Ещё ни разу в моей жизни не случалось так, как пишут в этих книгах. Я привык думать, что телезвёзды врут. Но, может, это и есть тот самый момент, после которого наконец всё начнёт складываться и получаться?

Пока что моя единственная работа — это телерепортаж о межвузовской олимпиаде по математике, который я делал для диплома. Получился нудный и неинтересный сюжет или «кирпич», как бы его назвали профессиональные телевизионщики. Сразу после института я понял, что попасть на телек не так-то просто, особенно середнячку вроде меня. Вскоре я махнул рукой на журналистику и стал менеджером по закупкам стройматериалов. Но всё же, как у всякого выпускника журфака, в душе моей теплилась надежда, что когда-нибудь я сниму свой авторский фильм. Правда, для этого нужен сюжет, а разве отыщешь его в офисе, где только и разговоров, что про трубы, сгоны, муфты и прочий хлам?
Ещё журналисты в своих мемуарах советуют вырываться из привычной среды, срываться с места, брать билет в один конец и ехать в любую сторону от Москвы. Где-то там, говорят они, в полузаброшенных деревнях и захолустных городках ждут своего рассказчика неординарные люди, за спиной у которых жизнь, полная ярких историй. И, кажется, я нашёл такого. Мой герой — учитель истории, слетевший с катушек от бедности и одиночества.

Попрощавшись с одноклассниками, мы ещё немного посидели втроём.
— Вот уедете в свою Москву, и опять год не увидимся. Может, останетесь порыбачить? — предложил Андрюха.
— Парни, а давайте Саныча искать, — предложил я. — Во-первых, дело хорошее сделаем — старику поможем. Во-вторых, будет лишний повод увидеться. Как вам идея?
Идея всем понравилась, и мы тут же завели специальный чат в мессенджере и назвали его «Поиски». Мы стали писать запросы в психиатрические диспансеры. Постепенно Саныч стал центральной темой в нашем общении. Так бывает, людям внезапно хочется почувствовать себя хорошими. И тогда они едут в детдом с полным багажником игрушек или кидают мелочь нищим. А мы с ребятами решили отыскать старика, который когда-то привил нам любовь к истории и к чтению вообще.
А может, желание выглядеть в собственных глазах благодетелем здесь вовсе ни при чём. Может, это кризис среднего возраста настиг нас? А что, такое нередко случается после всяких там юбилеев. А может быть, мы врём себе, что ищем Саныча, чтобы помочь ему, может, нам самим нужна его помощь? Может, только он способен ответить трём сорокалетним мужикам, где добыть «топливо» на вторую половину жизни? Как знать, как знать…

Шли месяцы, Саныч долго не находился. Наконец в Смоленской области обнаружился мужчина, подходивший под описание. Мы подгадали отпуска и договорились рвануть туда на машине. Я попросил разрешения снимать парней во время поисков и предупредил, что выложу видеодневник в сеть. Друзья, зная, что фильм — мечта всей моей жизни, согласились участвовать в нём.
Потянулись долгие холодные месяцы, потом весна никак не наступала, а потом резко, впрочем, как всегда в Москве, настало лето. Значит, пора в дорогу.

Ехать решили так: Андрюха за рулём, я рядом, а Серёга, хозяин машины — на заднем сидении. Серёга сразу приложился к фляжке с коньяком, дав понять, что он на всю поездку пассажир. Почему мы так расположились? Андрюха — отец троих детей, простой электрик. Как и положено человеку его профессии, он любил технику, как положено отцу троих детей — вечно нуждался в деньгах. Андрюхе в радость покататься на дорогом джипе, Серёге по кайфу отдохнуть от руля, а мне с переднего сиденья удобнее снимать.
Выехали мы рано и благополучно проскочили пробки. Как только я включил камеру, пацаны, как и положено взрослым людям, начали кривляться. Я же, как умел, вёл репортаж:
— Андрюха, кто для тебя Николай Александрович?
— Светоч демократии!
Я включаю фронтальную камеру и даю авторский комментарий:
— Много ли вы встречали электриков, которые знают слово «светоч»? То-то же! Это все Николай Александрович. Он рассказывал нам о Царской Думе, проводя аналогии с ельцинским парламентом. Это Павла Милюкова, лидера кадетов, он назвал светочем русской демократии.
— А черносотенца Пуришкевича — Жириновским! — отзывается с заднего сиденья Серёга.
— Мне больше про военных нравилось слушать, — говорит Андрюха.
— А помнишь, ты про Нильса просил рассказать? — ржёт Серёга.
— Иди ты, — огрызается Андрюха и смеётся.
Я продолжаю съемку и радуюсь, что парни не впали в ступор перед камерой. Рассказываю хохму про Нильса, получается сюжет в сюжете:
— Однажды, не помню, то ли в девятом, то ли в десятом классе, Андрей попросил Николая Александровича рассказать про Нильса. «Какого Нильса?», — удивился учитель. «Какого Нильса?» — спросили мы. «Английского Нильса, — сказал Андрюха, — какого же ещё? Нормального такого, одноглазого». «Нельсона!» — догадался наш историк и как всегда интересно рассказал нам про знаменитого флотоводца. А мы с Серёгой ещё долго припоминали Андрею эту оговорку, шутили, что Нильс — это тот, который с гусём в Лапландию летал, а не тот, что одноглазый.
— У Андрея всегда была собственная периодизация истории — по полководцам! — разогретый коньяком Серёга подзадоривает Андрюху. — Восемнадцатый век — это когда?
— Суворов и Ушаков.
— А семнадцатый?
— Пётр I, Пожарский, Ермак, — чеканит ответ Андрей и показывает Серёге средний палец.
Тем временем мы пересекаем границу Московской и Смоленской областей. Работает радио «Ретро FM», звучит старая песня группы «Ленинград». Наша юность совпала с эпохой бандитских фильмов и первых рингтонов. Композиция начинается гитарным соло, имитирующим писк мобильника. Андрюха принимается барабанить пальцами по рулю. Вступает баян, Серёга в полный голос поет: ту-дууу… ту-дууу… туду-туду-туду-туду-туду. Я направляю камеру в окно, делаю общий план: поля, бурьян, поселок городского типа, гаражи.
— Пацаны, едем прям, как в «Бумере», — говорит Серёга.
— Андрей, останови. Мне надо снять стендап.
— Шутки будешь рассказывать?
— Нет, «стендап» — это когда журналист стоит перед камерой и говорит. Расскажу, как Саныч бедовал в 90-е. Лучше, чем здесь, места не найти.

Андрюха остановился. Я поставил треногу, включил запись и с одного дубля наговорил подготовленный и заученный текст:
«Герой нашего рассказа всегда выделялся из общей массы провинциальных горожан. И не только потому, что был приезжим, а на чужаков везде посматривают косо. Просто он был неординарной личностью. Внешне выглядел, как пижон из семидесятых, внезапно состарившийся и не успевший переодеться. Его пиджак с широкими отворотами лоснился на локтях, а брюки клёш пузырились на коленях. Широкий галстук, на котором был вышит корабль с алыми парусами, довершал образ законченного чудака.
Жил он так же странно, как и одевался: голодал, но не сажал огород; имел лицо запойного алкоголика, хотя водку не пил вообще; выглядел, как человек из прошлого, но рассуждал исключительно о будущем. О прекрасном будущем России! Человек, досконально знавший прошлое страны с её вековым рабством, разрушительными войнами и социальными экспериментами, он, тем не менее, давал ей шанс на возрождение, а моему поколению пророчил процветание при жизни. В общем, чудил.
Саныча травили. Уроки проходили в формате, который позже воцарился на телевизионных политических ток-шоу. Все галдели и мешали Санычу. Однажды в ответ на замечание один ученик полез на него с кулаками. Девчонки сокращали его имя и отчество до издевательского: «Кал Саныч». А он стоически сносил эти плевки и рассказывал нам об устройстве общества и месте человека в нём».
— Когда я говорю «нам», я имею в виду вот этого парня, что сейчас везёт нас на поиски, — тут я навожу телефон на Андрюху. Он немного смущается. Серёга уже в том состоянии, что не стесняется и приветливо машет мне рукой.
— Это наш библиофил Сергей. Не смотрите, что он нетрезв в десять утра, он не алкаш — напротив, он успешный человек, директор строительного холдинга. Мы — те немногие, кому рассказы Саныча были интересны. Обычно, когда урок был под угрозой срыва, Серёга, разрядник по тяжёлой атлетике, рявкал на одноклассников, и они замолкали, давая нам дослушать учителя, — снова снимаю Серёгу, тот подыгрывает мне и показывает по-прежнему впечатляющий бицепс.
— Благодаря нашему учителю я уже в институте без труда сдавал историю, социологию, логику и другие общеобразовательные дисциплины. Андрей, а как тебе помогли знания, которые давал Саныч? — Я пытаюсь разговорить нашего молчуна-электрика.
— Никак, — не очень-то разговаривается Андрей.
— Андрей скромничает, — продолжаю я за него. — Он у нас большой любитель древностей и по сей день живо интересуется историей. Вместо того, чтобы выпивать с мужиками в гаражах, Андрей проводит отпуска в краеведческих экспедициях.
— В гаражах я тоже выпиваю, а в экспедициях монеты старинные ищу металлоискателем. Когда повезёт найти что-то редкое, продаю. Детей-то одевать-кормить надо, — возражает Андрюха, но концепции моего фильма это не мешает. Я ведь снимаю живой репортаж по заветам Жана-Люка Годара: фиксирую всё, как идёт, а сюжет буду выстраивать уже на монтаже.
— Сергею тоже досталась от историка часть его чудинки. Этот парень имеет средства и мог бы позволить себе всякие буржуазные радости: охота с вертолета на редких животных, секс-туризм и прочее, но он зачем-то скупает книги, под которые в его квартире отводится уже несколько комнат.
— Книги тоже удовольствие не из дешёвых, особенно когда из-за них приходится жилплощадь расширять, — жалуется Серёга.
— У богатых свои причуды, — подтрунивает над ним Андрей. — Как тут у тебя круиз-контроль включается?
Я выключаю камеру, и мы едем дальше, шутим и подпеваем магнитоле. Серёга прихлебывает коньячок, а мы с Андрюхой терпим.

К вечеру мы добрались до места. Психдиспансер выглядел, как и следовало: некрасивый и мрачный дом. Повсюду — на подоконниках, хилых деревцах, просто на земле — валялись тощие коты. Все они смотрели в одну сторону и как будто чего-то ждали.
Нас впустили. В вестибюле пахло столовской едой. Стало быть, скоро ужин. Это объясняет нашествие кошек. У стойки администратора нас встретила пожилая женщина в белом халате. Мы показали ей фото Саныча. Женщина порылась в шкафах и достала папку с личным делом одного из больных. С фотографии на нас смотрел больной старик, которого роднили с Санычем лишь жиденькие усики.
— Да, это наш человек, — сказал Серый так серьёзно, что и не подумаешь, что он слегка пьян.
— У нас его нет, — ответила женщина холодно, — езжайте в морги и ищите среди неопознанных тел. Если он у них был, вам покажут место захоронения.
— Если он умер, почему вы не знаете, где он похоронен? — В таких случаях я обычно цитирую законы, возмущаюсь, провоцирую на разговор, но у женщины в халате был такой усталый вид, что я не решился её выводить.
— Потому что он ушёл, — сухо ответила она.
— Как ушёл? — спросил Андрюха и рефлекторно подергал оконную решётку. — И много у вас тут психов по окрестностям бегает?
— Во-первых, у нас тут не тюрьма, а медицинское учреждение, — женщина заметно повысила тон, но почти сразу заговорила спокойнее. — А во-вторых, кто вам сказал, что ваш знакомый страдал психическим расстройством? Он был спокойный, миролюбивый человек с изношенной нервной системой. Ему иногда мерещилось. Вот и всё.
— Вы нас извините, если что не так, — вмешался Серёга. — Мы ученики Николая Александровича. Недавно узнали о том, что он попал в сложную жизненную ситуацию, и хотели ему помочь. Скажите, пожалуйста, почему вы думаете, что он мёртв?
— Ученики? А я думала, вы родственнички, которым свидетельство о смерти нужно, чтобы в наследство вступить. Что ж… Тогда вам лучше к доктору. Он вам подробнее может рассказать про вашего знакомого.
Мы поблагодарили женщину, прошли в конец коридора и уселись ждать, пока доктор закончит вечерний обход. Врач принял нас достаточно радушно. Предложил чаю. «Кофе и алкоголь не рекомендую — угнетает нервную систему», — сказал он и выразительно посмотрел на Серёгу.
Саныча доктор помнил и говорил о нём достаточно тепло. Видимо, и его наш учитель покорил своими Наполеонами и Гераклитами.
— Я очень надеялся на реформу, — сетовал доктор на недофинансирование, — но в результате у нас лишь прибавилось пациентов. В Московской области закрыли несколько интернатов, а тамошних пациентов привезли к нам. У нас ведь зарплаты персонала ниже, соответственно, каждый больной обходится государству дешевле. Вот нас и укрупнили. Ждали реформу, а получили очередную оптимизацию.
— А что же с Николаем Александровичем? Как понимать, что он ушёл?
— Понимаю ваше нетерпение, но я не зря начал разговор о наших бедах. Дело в том, что государству больные люди не нужны, поэтому в ходе реформы неофициально пересматривались диагнозы. Буйные, конечно, не в счёт, но многих легко помешанных начальство мечтает перевести в статус обычных невротиков. Чтобы отказать им в содержании. Выписать. Выкинуть беспомощных людей на улицу. Николай Александрович был первым кандидатом в группу выздоравливающих. Но я на свой страх и риск поставил ему «глубокое личностное расстройство», научил, что говорить, когда приезжают проверки.
— А вы не боитесь нам такое рассказывать? — спросил я. Вопрос вышел довольно глупым, как у неопытного репортёра. Но я впервые в жизни снимал исподтишка, да ещё и должностное лицо при исполнении. Врач улыбнулся и махнул рукой.
— По вам видно, что вы не журналисты. — Теперь я улыбнулся: действительно, журналист из меня так себе.
— Понимаете, мы ограничиваем в передвижениях только буйных пациентов. Ваш учитель таким не был. Его привезли из Московской области. В истории болезни за ним числился один припадок, с которым его госпитализировали, но больше это не повторялось. Николаю Александровичу у нас нравилось, нянечки его тоже любили. Он помогал в столовой, ходил в город по мелким поручениям пациентов. В общем, прижился он у нас. И вот однажды ушёл на почту получать пенсию и не вернулся. Загулять он не мог, вы же знаете, что вина он на дух не переносил. Уезжать ему было некуда. Если бы инфаркт или инсульт, то тело рано или поздно нашла бы полиция. Исчез, просто исчез. Словно испарился.
— Инопланетяне похитили, — ни к селу ни к городу брякнул Андрюха, видимо, от расстройства, что поиски окончились ничем и так быстро.
— Может и так, — вздохнул доктор.
— Шутите? — возмутился я для вида, а сам радовался, ведь фильм, казалось, подходил к концу, так и не начавшись, а тут хоть какой-то поворот сюжета, пусть и фантастический.
— А что, у меня полбольницы в лапах пришельцев побывало. А по телевизору целый канал дали на откуп контактёрам и уфологам. Тогда почему одних на экранах экспертами называют, а других за решёткой держат?
Мы сидели молча и не знали, как закончить разговор, и доктор помог нам:
— Не волнуйтесь, я шучу. Нет никаких пришельцев. А если вдруг Николай отыщется и ему будет некуда идти, везите его сюда. В больницу будет трудно пристроить, ведь к нам после его исчезновения полиция приходила. Но мир не без добрых людей, что-нибудь придумаем.
Мы поблагодарили доктора и попрощались. Обратно ехали в тишине. Я не снимал. Хотелось продолжить поездку, но было уже незачем.

Поиски не удались. Не рыбу же ехать ловить после того, как стало ясно, что человек пропал навсегда. Все молчали.
Постепенно темнело. Дорога была разбита, поэтому Андрей ехал медленно. Внезапно мотор зачихал и заглох.
— Что это, Андрюх? — заволновался Серёга.
— Я не знаю, твоя машина, — Андрюха покрутил стартёр, пожал плечами и вышел из машины.
Он погремел чем-то сзади, а потом сел обратно за руль:
— Бензин кончился. Датчик сгорел. А я ещё думаю: как так, джип, а так мало топлива жрет? У тебя канистра-то есть в багажнике?
— Попробуй ещё раз завести. Может, на остатках доедем? — заволновался я.
— Компьютер не даст бензонасос без бензина гонять. Это ж не жигули, — ответил Андрюха.
— Если ты такой умный, что ж ты раньше не спохватился, технарь ты наш? — злился Серёга.
— Взгрустнулось что-то, про Саныча думал, отвлёкся, — оправдывался Андрей.
Парни взяли канистру и пошли в сторону деревни искать бензин. Я остался сторожить машину. Фары включать было нельзя, чтобы не посадить аккумулятор. Было страшновато.

Чтобы отвлечься, я стал просматривать сегодняшние видеозаписи. На фильм — даже на начало фильма — материал не тянул. Просто трёп, смешки, гул мотора, подмосковные леса и смоленские холмистые поля, портрет героя и рассказ врача. Маловато для истории. Замах на сюжет есть, завязка увлекательная, герой неординарный, но без развития и финальной точки историю не расскажешь. Жаль.
Постучали по окну. Я вздрогнул.
— Открывай, это мы, — оказалось, Серёге и Андрюхе стало страшно идти по темноте, и они вернулись без топлива. Решили ждать попутку и просить бензин у водителей.
— Хорошо ночью в поле, благодать! — сказал Серёга и зевнул.
— В теплой кроватке получше будет, — раздражённо ответил Андрюха. Вскоре до нас стало доноситься серёгино посапывание. Андрюха, потеряв надежду на спасительную встречную машину, навалился на руль и заснул. Я, видимо, тоже на какое-то время отключился, но яркий, слепящий свет разбудил меня. Смотреть на него было невыносимо. Я отвернулся.
— «Камаз» что ли? На «дальнем» что ли едет? — Андрюха тоже проснулся и закрывал от слепящего света ладонью.
— Если это машина, то почему не слышно двигателя? — сказал я и подумал, что свет какой-то нереально ослепительный. И совсем не похожий на фары автомобиля. Скорее это было похоже на электрическую дугу, глаза жгло так, будто неосторожно взглянул на сварку.
— Шаровая молния что ли? — Андрюха тщетно пытался объяснить происходящее, а свет убавил яркость и начал равномерно мигать. Вскоре стало терпимо смотреть. Когда глаза привыкли, стало ясно, что это не фары, не молния, а зеркальный диско-шар, а мы не в машине, а в каком-то помещении с высокими потолками. Вокруг нас покачивались в танце старомодно одетые незнакомые люди. Из оцепенения меня вывел сильный удар в левое плечо. Я схватился за ушибленное место.
— Что видишь? — угрожающе прошипел Андрюха.
— Твой кулак.
— Я не об этом. — Он разжал кулак и потряс рукой. — Это я тебе всёк, чтобы ты в себя пришёл. Ты вокруг себя что видишь?
— На школьный актовый зал похоже, только старинный. Портреты какие-то, члены политбюро что ли? Устинов, Косыгин, Суслов… Этого не знаю.
— «Величественна наша цель — коммунизм», — пробормотал Андрюха и указал пальцем на красное полотнище, натянутое над сценой.
— Л. И. Брежнев, — дочитал я надпись на транспаранте.
— Два часа побыли в психушке, а колпак уже потёк! — сказал Андрюха несколько растерянно.
— Не ссы, коллективных галлюцинаций не бывает, — ответил я и ударил его в плечо. — Раз чувствуешь боль, значит этот трэш происходит наяву.
— Слава богу, Саныч. — Андрюха показал пальцем в сторону сцены, там подключали аппаратуру музыканты. Все они были длинноволосые и усатые, все в одинаковых расклешённых брюках и пиджаках с широкими отворотами. Но только у нашего историка на галстуке был вышит корабль с алыми парусами. Наверное, чтобы сразу дать публике понять, кто тут рок-звезда. Саныч подошел к микрофону и запел: «Земля в иллюминаторе, Земля в иллюминаторе, Земля в иллюминаторе видна».
— Подойдём, — предложил Андрюха, но я его остановил.
— Погоди, посмотри, как девчонки тащатся! — сказал я, а толпа женщин яростным визгом встретила припев про рокот космодрома. — Пусть допоёт.
Когда группа Саныча отыграла программу, на сцену вышли парни, косящие под «Машину времени». Мы же стали протискиваться сквозь толпу танцующих к нашему учителю. Таким молодым мы его никогда не видели.
— Ребята, как я рад вас видеть! — Узнав нас, Саныч полез обниматься.
— Николай Александрович, где мы?
— Общежитие техникума связи. Я здесь комендантом работал с 78-го по 84-й. Лучшие годы жизни!
— А мы вас в сумасшедшем доме искали.
— Да уж, было дело, но это не лучшие годы моей жизни.
— Мы что, в прошлом? Или нас инопланетяне похитили?
— Не знаю, мне здесь хорошо, и я не интересуюсь тем, как это работает. Боюсь, если начну рационализировать, туман рассеется, и я очнусь в почтовом отделении в очереди за пенсией. И вам не советую. Лучше выпейте пунша!
— В прошлом же не было пунша! Вы же сами рассказывали, что была только водка, портвейн и пиво в бочке. И колбаса за два двадцать.
— Есть «прошлое время», есть «настоящее время», а мы, ребята, находимся в «наилучшем»! Перфект Континиус — идеальное продолженное. Идеальное настоящее, понимаете? Это лучшее из времён, поверьте!
— Не бывает такого времени, бывает Презент, Паст и Фьюча Континиус! — я зажмурился и загадал желание: оказаться в серёгиной машине, в настоящем времени и объективной реальности.
— А ты всё такой же скептик! — Я почувствовал, что меня кто-то держит за левую руку, и прикосновение это было подозрительно нежным для грубой андрюхиной ладони. Я с опаской поглядел налево. Андрюха растворился в толпе, а вместо него появилась Гульнара — моя бывшая жена.
— Ты же в Ташкент уехала после развода! Что ты здесь делаешь?
— Танцую. — Она обвила мою шею одной рукой, а второй поднесла к моим губам бокал с пуншем. Мы стали медленно кружиться и по очереди отпивать из стакана густой, вязкий напиток. С каждым глотком мне становилось всё спокойней и радостней. Композиции становились всё ритмичней, мы вращались всё стремительней. Вскоре я заметил, что с каждым оборотом интерьеры меняются. Глоток пунша, поворот — и вот мы уже в каком-то коридоре. ещё глоток, ещё оборот — и мы в комнате с белыми стенами и подержанной казённой мебелью. Музыка семидесятых сменяется хитами нулевых. Поёт Земфира, а мы с Гулей, уже голые, лежим на скрипучей кровати, и она шепчет мне на ухо:
— Мой сероглазый король!
И тут я понимаю, где я нахожусь. Это гулина комната в аспирантском общежитии. Это ахматовская строчка, которую она шепнула мне после нашей первой близости. Здесь прошли наши первая ночь и первый год совместной жизни. Потом были несколько лет безденежья, скитания по съёмным московским квартирам. А затем мирный развод. Гульнара уехала в Ташкент и стала радиоведущей. Гульнара — мое далёкое прошлое, а в настоящем и будущем мы уже никогда не увидимся. И есть только «наилучшее продолженное» время, о котором говорил Саныч, время, в котором мы снова можем лежать голые, слушать Земфиру и потягивать пугающе волшебный пунш! Боже, как тут хорошо!
— Как в нашей минской хрущевке, — шепчет мне другой женский голос откуда-то сзади и тут же шею обхватывает рука и пытается вырвать из объятий Гульнары. Я сопротивляюсь чужим рукам, но Гуля не удерживает меня, и я против воли переворачиваюсь. По манере целоваться узнаю другую женщину — это Надя. В пятнадцатом году у нас случился бурный служебный роман. Шеф командировал меня наладить транзит немецкого оборудования, попавшего тогда под санкции. Фирма снимала мне квартиру в Минске, в которой я и белорусская менеджерка Надя жарко обнимались и злостно затягивали подписание договоров.
Хит пятнадцатого года — How Deep Is Your Love — стал то и дело сменяться песнями из первого альбома Земфиры. Интерьеры тоже стали меняться так быстро, что я уже перестал понимать, где я и кого целую. Я словно попал в барабан стиральной машины. Только вместо белья в ней — мои любовные воспоминания. И меня прокручивали в ней, одновременно накачивая алкоголем. Не знаю, как долго это продолжалось, но кончилось всё барабанной сбивкой. Хотя нет, вроде это был обычный стук в дверь.
— Открывайте, мы вам бухту провода прикатили! — сказали из-за двери. По голосу я узнал Андрюху, встал с кровати и отворил дверь, которая оказалась уличной. Меня обдало ночным холодом. Я поежился и мгновенно ощутил на себе одежду. Общежитская комната, минская квартира, Гульнара и Надя — всё исчезло. Теперь я оказался у ворот какого-то промышленного здания. Напротив меня стоял Андрюха, совсем молодой и в военной форме. Немного поодаль топтались ещё двое солдат.
— Ты как здесь? — Андрюха не ожидал меня увидеть.
— А ты? — хотел я задать тот же вопрос, но не успел — в глаза снова ударил свет, всё такой же яркий и такой же обжигающий глаза. Как и в прошлый раз, луч постепенно тускнел, предметы снова становились различимы. Я уже мог видеть, но всё ещё ощупывал приборную панель, ручки дверей и автомобильное сиденье. Всё стало как прежде: салон джипа, ночная тьма и Андрюха рядом. Через мгновенье в лобовое стекло постучал Серёга и радостно потряс канистрой. В ней булькал бензин. Пока Серый заливал топливо в бак, я, тяготившийся тишиной, спросил у Андрюхи:
— Ты тоже видел это?
— Что это? Как Саныч на гитаре играл, или как ты с голыми бабами зажигал?
— Слава богу, я уж думал, что сбрендил. А куда ты исчез, и что за солдаты с тобой были?
— Я, как только Саныч доиграл песню, своего сослуживца встретил. Он и говорит: «Айда в каптёрку — у нас водка и «молодой» под гитару хорошо поет». И я пошёл, и так мы хорошо сидели, что я даже не удивлялся, что я в форме и что сослуживцы вокруг. Потом подтянулись все ребята из ремроты. Но тут пойло закончилось. Дружок мой тогда сказал, что знает мужика, инженера гражданского, которому кабель нужен. Тогда мы взяли двух «духов» и покатили бухту к заводу. Пока суд да дело, всю службу вспомнили. К проходной завода подкатили, я в дверь постучал. А за дверью ты голый, а на кровати две девки. Я моргнуть не успел, а ты уже одетый передо мной стоишь. Опять этот прожектор, свет в глаза. И тут бац — и мы опять в серёгиной машине.
— Вы о чём это? — вмешался в разговор Серый, который уже успел влить топливо в бак и плюхнуться на заднее сиденье. Теперь он весело поглядывал на нас и дышал на замерзшие руки.
— А ты где был всё это время?
— Как где? Спал, а как гул мотора услышал, побежал тормозить попутку, пока мимо не проехала. Хорошие мужики, строители, из Москвы с вахты возвращаются. Даже денег не попросили.
— А видений у тебя никаких не было?
— Каких видений, Андрюх? Пересидел ты за рулем, братан, — Серёга дыхнул в кулак и понюхал свой выхлоп. — Кажется, я уже проветрился. Могу ехать.
Андрюха послушался и пересел назад, я подсел к нему, снимать уже не хотелось. Серый крутанул стартёр и дал газу. По щебёнке тряслись молча, а когда выехали на трассу, Андрюха тихо спросил меня:
— А эта брюнетка, ну, там, в комнате, жена что ли твоя бывшая была, как там её?
— Гульнара.
— А вторая кто?
— Так, одна из прошлого. Была с ней пара ярких моментов в Минске.
— А у меня, получается, яркий момент — это армия что ли?
Я пожал плечами.
— Вообще-то, да, тяжело, конечно, было, но вспомнить есть что. Особенно последние полгода шоколадно стало: я как раз замкомвзвода был, а кореш мой — каптёр. В самоходы бегали, воровали, пили, а главное — о доме мечтали. Казалось, придёшь на дембель, и настоящая жизнь начнётся. Пришёл, со Светкой сошлись, она залетела — и пошло-поехало.
— Жалеешь?
— Да нет, ты же знаешь, я детей люблю. Проблем хватает, конечно, но семья есть семья. И всё же прикольно было снова молодым себя почувствовать.
Я кивнул. Серёга, кажется, не слышал нашего разговора.
— Серый, — спросил я, — а когда у тебя лучшее время в жизни было?
— В смысле?
— Ну, куда бы ты вернуться хотел? В детство или в студенческие годы? В какой момент?
Серёга посмотрел в зеркало заднего вида. Мы встретились глазами.
— Не-е, в детство не хочу. Ты ж помнишь, как мы с матерью нищенствовали. В студенчестве я язву нажил. Не знаю. Мне сейчас хорошо. Все жалуются: налоги, бизнес загибается, а у меня наоборот — пруха. Тендер за тендером выигрываю, госзаказ за госзаказом прилипает. Никогда такого фарта не было. Одного боюсь — что везение закончится и я всё потеряю, — ответил Серёга уверенным спокойным тоном, словно поставил точку в разговоре.

Андрюха отвернулся и стал что-то пристально разглядывать в рассветной полутьме. Серёга сосредоточился на дороге. Я надел наушники и включил интернет-радио «Моя волна». Треки здесь выбирал робот на основании моих предпочтений. Я нажал «Play», запела Земфира. «До свидания, мой любимый город». Через полчаса мы выехали на трассу, через час нашли бензоколонку, ещё через час были на полпути к Москве.
Некоторое время я находился под впечатлением от ночного приключения. Как-то, выпив лишнего, чуть не позвонил Гульнаре, но подумал: может лучше Наде? Так и не позвонил никому. Потом кончился отпуск, я сосредоточился на таблицах с товарной номенклатурой: муфты, сгоны и прочий хлам. Жизнь покатилась дальше — из прошлого в будущее. Так, как ей и положено катиться.







_________________________________________

Об авторе:  ДЕНИС ДРОБЫШЕВ 

Денис Дробышев родился в 1982 году в столице Эстонской ССР – Таллинне. С 1997 года живет в России. Окончил Академию приборостроения и Литературный институт. Был матросом, охранником, курьером, муниципальным чиновником, пожарным, слесарем-электриком в Московском Метрополитене. В настоящее время работает журналистом-новостником. Публиковался в журналах: «Таллинн», «Наш Современник», «Тверской Бульвар, 25», «Continuum». В качестве литературного критика сотрудничал с НГ-Exlibris и белорусским порталом bookster.by. В 2015 году роман «СРО» был номинирован на премию «Новые горизонты». В 2021 рассказ «Будь ты проклят, Марс» вошел в шорт-лист Конкурса научно-фантастического рассказа памяти Станислава Лема.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
940
Опубликовано 08 мар 2022

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ