Редактор: Марина Яуре
Дорога исходит из небытия. Но как только она прорисовывается в бытии — ещё не булыжниками, не колеями, не пыльной травой обочин, одной только извилистой линией на карте — она лежит с запада на восток. Это её первое свойство. И даже первопричина, если уж на то пошло. Протягиваясь с запада на восток, дорога ведёт в долину Великих Рек, где реки текут от земли в небо. Там всегда стоят радуги.
Горны заставы загремели, когда Недвойственный уже ясно различал на востоке три Реки — колоссальные столпы голубого блеска, возносящиеся к небосводу и расточающиеся в его сиянии. По привычке на ходу он пересчитывал радуги. Этим можно было заниматься бесконечно: они брезжили и меркли, переплетались и спаивались, снова и снова рождались и пропадали во вспышках света... Горны пропели команду. Недвойственный остановился.
Он посмотрел назад и увидел недвижимые сумеречные поля и призрачные летящие тучи над ними. Поля исчезали в тумане. Дальше исчезал и туман. Там не было горизонта. Край мира проваливался в небытие, из которого пришёл Недвойственный.
Он понял, что его искали. Сощурившись, он различил остывшие следы в сумраке. Много дней сторожевые разъезды прочёсывали поля до самых гиблых трясин, днём и ночью не смыкая глаз. Недвойственный задумался. Что могло произойти за время его отсутствия? Уходя, он оставлял это место в цветении и покое.
Вскоре он увидел волков под сёдлами. Минуты не прошло, как его окружили всадники. Суровые звери под ними не скалились, но смотрели на него с неприязнью.
— А, — только сказал Недвойственный.
Он оглянулся, ища взглядом командира. Как обычно, не нашёл. Эльфы не носили регалий, а он так и не научился распознавать их по осанке и выражению лиц. Они все казались одинаково холодными и прекрасными.
— Я больше не свободен приходить и уходить, когда вздумается? — сказал он в никуда.
— Многие пожелали бы этим словам стать правдой, — бросила одна из всадниц.
Он предположил, что она и командует отрядом, но, приглядевшись, понял, что ошибается. Её волчица была совсем молоденькой и переминалась с лапы на лапу, а по лицу девушки не так сложно было прочесть её чувства.
— Но никто не в силах совершить чудо, — он улыбнулся и изобразил поклон.
Молодая эльфийка дёрнула углом рта, а её волчица оскалилась. Тогда, наконец, настоящий командир отряда смерил обеих строгим взором, и эльфийская иерархия стала понятней.
Он почти удивился. Этого эльфа он помнил и считал его кем-то вроде придворного — возможно, менестреля, возможно, советника. Его часто можно было видеть с флейтой, редко — верхом и никогда — в доспехах. И шрама через всё лицо у него прежде не было.
Шрам?
Война? Пусть не война, пусть случайная стычка — но у самых Земных Истоков? Стало понятно, отчего эльфы в таком дурном расположении духа. Он начал догадываться, что в его отсутствие творилось в Крепости. Только Белая Госпожа и её Рыцарь знали его по-настоящему. Но если им пришлось туго, если они надеялись на его помощь и ждали его... ждали как одержимые, ждали так, что отправили разъезды в сумрак... Любой эльф был достаточно проницателен, чтобы это понять.
— Недвойственный, — тяжело сказал бывший менестрель (или, возможно, советник). — Мы теряем время. Я уступлю тебе седло, если ты не хочешь сидеть позади кого-то.
— Я не настолько высокомерен, — сказал он. — И не настолько хорошо езжу на волках.
Эльф вынул ногу из стремени, наклонился и протянул ему руку. Его белый волк был выше всех лошадей, на которых доводилось ездить Недвойственному, оттого на спину зверю его всё-таки втащили как мешок. Худо ли, хорошо он устроился позади эльфа и уцепился за его пояс. Хотя волк был в летнем меху, ногам всё равно сразу же стало жарко. Громадные мышцы двинулись под шкурой. Плавным шагом зверь потёк по обочине и перешёл на столь же плавный стремительный бег — к Великим Рекам, к дымно-серым стенам Крепости, на благословенный восток.
Он уже знал, что услышит.
И не знал, что ответит.
Он предчувствовал скверное. Да что там — он со всей ясностью предвидел дурные вести. И всё же он ждал, что Белый Рыцарь встретит его во дворе Крепости, как встречал всегда. Но навстречу ему вышла только она. Скорбь сделала её ещё прекрасней. Снова, в который раз у него захватило дух. От неё исходил чародейный свет. И приглушённый, померкший, окрашенный печалью, он всё равно был светлей и ярче небесного сияния, чище течения Великих Рек.
— Здравствуй, Недвойственный, — сказала она. Мурашки побежали по коже от звука голоса. Белая Госпожа, плоть от плоти небесной невесомой воды.
«А ведь он на ней женат, — мелькнула неловкая, неуместная мысль. — Как это у него... получается?»
— Мне жаль, что мы не встречаем тебя праздником, — сказала она.
— Хотел бы я принести вам праздник, — ответил он и поторопился: — Что с... ним?
Её плечи опустились.
— Он тяжело ранен. Не стану говорить, что я бессильна, но... я слаба.
— С кем вы воюете?
— С памятью.
Сказав это, она развернулась, не дав ему времени переспросить, и поманила за собой. Покачав головой, он направился за ней к лестнице.
Рыцарь возлежал на высокой постели в своих покоях и вид у него был какой угодно, но точно не скорбный. Он был зол на свою немощь и, судя по складке между бровей, успел впасть в сварливость, но уныния в нём не нашлось бы и капли. Недвойственный улыбнулся.
— Приятель! — Рыцарь махнул здоровой рукой. — Эй! Принесите вина! Пусть звенят лютни! Мой друг пришёл, хватит киснуть!
Недвойственный покосился на Белую Госпожу и подавил вздох. И человеческую женщину не обманула бы эта бравада, что уж говорить о королеве эльфов... Он подошёл и сел на край кровати.
— Пусть, правда, принесут вина, — сказал он. — И... позволь нам поговорить наедине, госпожа.
Она нахмурилась.
— Что такого скажет моему рыцарю великий мудрец, чего мне нельзя слышать?
Недвойственный покачал головой.
— Ничего. Но то, что я скажу, опечалит тебя сверх меры, а ты и ныне печальна так, что моё сердце болит при взгляде на тебя. Позволь Рыцарю защитить тебя, как он поступал всегда. Он обдумает мои слова и, быть может, найдёт решение ещё до того, как ты вернёшься в эти покои.
Эльфийка подняла подбородок. Под высоким потолком залы точно собрались тучи.
Рыцарь посмотрел на неё.
— Я прошу.
Она ответила укоризненным взглядом. И Рыцарь вдруг состроил рожу, насколько позволяла повязка через пол-лица. Лицо Госпожи дрогнуло, губы приоткрылись и наконец она улыбнулась ему — как будто помимо воли. Но глаза её заблестели и свет, исходивший от неё, стал нежнее и легче. Недвойственный удовлетворённо кивнул.
— Я пришлю вам вина, — сказала она, а позади слов тихо звенел смех. — Вина и обед, ведь один из вас устал с дороги, а второй утомился лёжа.
— Воистину правдивы твои слова! — заявил Рыцарь.
Белая Госпожа скрылась и как будто унесла с собою светильник — хотя день был в разгаре и солнечный свет играл и множился в водах летящих Рек. Зодчие обратили окна залы к Земным Истокам. Зеркала в простенках отражали голубые стремнины в радужных ожерельях и череды облаков. Не было ни резных украшений, ни инкрустаций — лишь чистое светлое дерево в обрамлении чистого серебра. Рукотворные чудеса не соперничали с чудесами природы.
Недвойственный помолчал.
— Ну, что? — раздражённо потребовал Рыцарь.
— Тебе не тоскливо тут, одному среди сплошных эльфов? — пошутил Недвойственный.
— А должно?
— Не должно, — согласился Недвойственный и снова замолчал.
Рыцарь сощурил здоровый глаз.
— Давай начистоту. Без намёков.
— Попробую без намёков. — Недвойственный указал на его перебинтованные раны. — Ты помнишь это? Ты помнишь, что это значит?
— Это называется — без намёков?!
— Да. Я не намекаю. Я спрашиваю. Ты помнишь, как получил эти раны?
Рыцарь досадливо крякнул.
— Если забуду — певцы напомнят, — сказал он. — Эти отродья... Я не певцов имею в виду. Эти, в отличие от певцов, не разговаривают... У них нет имён. Мы называем их призраками, хотя далеко не все они — призраки. У многих живая кровь. Но другие после хорошего удара просто развеиваются. Распадаются клочьями, как гнилая ткань. И есть третьи — те самые мерзкие. Они превращаются... как бы в зеркала. Отражают тебя, и приходится рубиться с самим собой. Эти твари идут из топей. Никто не знает о топях больше, чем ты. Поэтому мы ждали тебя. Высматривали с башен. Потом я отправил разъезды. Эльфы... выследят мышь в траве, но тебя, конечно, не заметили.
Недвойственный слушал его и становился всё печальней. Рыцарь наконец заметил это и буркнул:
— Что?
Недвойственный покусал губу и наконец собрался с духом.
— Не эта память, — очень тихо и ровно сказал он. — Другая. Вспомни. Вот эта рана, в висок, тебя убила.
Рыцарь облизнул сухие губы.
— Моя жена исцелила её. Не до конца, но... я...
— Эта рана тебя убила.
Зеркала переливались блеском. Большое облако проплыло по небу, заслонив русла Великих Рек, и скрылось. Серебряные блики дрожали на оконных стёклах.
— А, — сказал Рыцарь. — Прости, заигрался. — Он снова состроил рожу. — А кто бы не заигрался, а? Ты же... талант. Гений.
Недвойственный ссутулился и уставился на собственные сапоги.
— Теперь я понял, — сказал он. — Но я не гений. И я не знаю, что делать.
— А я не понял. Объясни.
— Видишь ли, — сказал Недвойственный, — создание миров — это всегда игра по правилам. Я могу поменять правила. Но это будут просто другие правила, а не их отсутствие... Когда-то я поклялся тебе, что всё будет хорошо. Чтобы тебе не было страшно.
— Мне было страшно, — ответил Рыцарь. — Умирать страшно. Но потом мне было хорошо. Много лет. По-настоящему хорошо.
— В этом дело. Не может быть по-настоящему хорошо, если всё вокруг — ненастоящее. Прошло много лет, и ты поверил. Перестал играть, начал жить всерьёз. И мир вокруг тебя изменился. Начал становиться настоящим.
— Что настоящего в призраках с болот?
Недвойственный поднял голову.
— Война. Ты погиб на войне, друг мой. Настоящий мир для тебя — тот, где идёт война.
Рыцарь не ответил. Недвойственный поднялся, прошёл к окну. Великие Реки несли от земли к небу праздничный, рассыпающийся радугами свет. Под этим светом цвели сады. Две серебряных лани вышли на опушку леса и смотрели, как быки тянут по дороге повозку, тяжело гружёную чем-то в чистых белых мешках. Послышались шаги, отворилась дверь. Недвойственный слышал, как пододвигают к постели стол. Он почувствовал дразнящий аромат яств. Вино полилось в чаши. «Я успел вовремя, — думал он. — Всё ещё можно исправить. Призраки с болот — это лишь первая, слабая тень, лишь намёк на то, что могло бы быть». Он мог увидеть Крепость в руинах после авианалёта. Он мог увидеть эти сады, распаханные гусеницами танков. Увидеть Белого Рыцаря не в светлых покоях с окнами на Земные Истоки, а в землянке, провонявшей кровью и смертью. Так, как в последний раз видел живым.
— Идите, — велел Рыцарь кому-то. — Я позову, когда придёт время.
Недвойственный закрыл глаза, восстанавливая в памяти карту мира. Первой из всех он создал Белую Госпожу, вечную возлюбленную. Потом — Крепость и её гарнизон. Но земли, лежащие вокруг Крепости, и дальние края, куда уводила дорога, он долго не мог придумать. Мешал грохот артподготовки и сознание того, что у него очень мало времени. Будущий Рыцарь уже уходил. Отчаянным усилием Недвойственный сотворил сумеречные поля и зелёные луга за ними. В них не было ничего примечательного, ничего особенного, и они не могли удержаться в бытии без поддержки Недвойственного, а он не мог поддерживать их вечно.
Канонада на минуту стихла. Кто-то начал переливать воду. Недвойственный услышал журчание и перед его внутренним взором возникли Земные Истоки. Они и стали мировой осью.
Прошло много времени...
— Что теперь? — спросил Рыцарь.
— Я думаю.
— Ты можешь вернуть всё к началу?
— Могу. Но время просто пойдёт быстрее. Ты вспомнишь раньше. Призраки появятся снова.
Рыцарь досадливо закряхтел.
— Тогда, — решил он, — создай врага. Сказочного. Нестрашного. Орды тварей в подгорных пещерах. Что-то вроде того. Пусть будут сражения и победы.
Недвойственный покачал головой.
— Этим не закончится. Ты был командиром, Рыцарь. Хорошим командиром. Ты почувствуешь вкус сражений. Придут новые воспоминания. Вскоре появятся огнедышащие драконы... или кто-то ещё страшнее.
— Неужели выхода нет?
— Я думаю.
Стало тихо. Потом Рыцарь проворчал:
— Давай-ка выпей и закуси. Может, мысль бодрее пойдёт.
Недвойственный не стал спорить. Он придвинул кресло, сел и принялся за еду.
— Может, я стану странствующим Рыцарем? — предложил тот. — Буду совершать подвиги и время от времени возвращаться домой. А здесь останется царить мир.
— Тебе нравится эта мысль?
Рыцарь поморщился половиной лица и потрогал повязку.
— Если честно, то нет. Мне придётся расстаться с женой... Я не хотел бы и на день с нею разлучаться. Но если я правильно тебя понял, то здесь торчать мне нельзя. Рано или поздно Крепость окажется в осаде.
Недвойственный тяжело вздохнул.
— Ты правильно меня понял.
Рыцарь молчал, пока обгладывал кость. Закончив с этим, он сказал:
— Послушай. Неужели я заперт здесь навечно? Это мало похоже на рай.
— Не заперт. И это не рай. Это моё тебе обещание. Мне стыдно, что я не сдержал его. Но я не всемогущ.
— Если я освобожу тебя от обещания, что случится?
— Ты уйдёшь туда, куда уходят все мёртвые.
— Куда?
— Не знаю. Но могу сказать, что путь зависит от силы твоего духа.
— Я не смогу забрать жену с собой?
— Ты не сможешь забрать даже себя самого, — Недвойственный грустно улыбнулся. — Прости. Видишь ли... Это немного сложнее, чем можно объяснить словами.
Рыцарь насупился.
— И всё это... исчезнет? — спросил он после паузы.
— Всё это существует ради тебя. Не будет причины — не станет и следствия.
Рыцарь отчаянно поскрёб в затылке.
— С самого начала, — сказал он мрачно, — я чувствовал себя... защитником. Я сознавал, что мой долг — беречь эти края. А теперь, выходит, я в ловушке. Останусь я или уйду — я не сберегу мир. Его ждёт кровопролитие или небытие.
— Вряд ли это тебя утешит, — ответил Недвойственный, — но я в ловушке вместе с тобой.
Рыцарь зарычал. Отбросив одеяло, он поднялся и принялся хромать по комнате. Лицо его раскраснелось, движения становились всё более неловкими. Зашипев от боли, он, наконец, привалился к стене. Некоторое время он стоял так, тяжело дыша, потом проковылял к столу, налил полную чашу вина и выхлебал его, словно воду. Недвойственный наблюдал за ним. На сердце его лежала тень и горечь сдавливала его горло, и всё же тихий огонёк радости засветился в нём. Он рад был видеть Рыцаря таким. Он читал в нём прежние повадки. Почти так же вёл себя Рыцарь перед тем, как начал прорываться из окружения. Тогда он спас своих бойцов — и самого Недвойственного в их числе.
— Я придумал, — отрубил Рыцарь.
— Что?
— Это должна быть игра, верно? — Рыцарь обернулся к Недвойственному. — Ты — великий мудрец и маг. Создай охранные заклинания, защитные артефакты. Пусть они хранятся в высоких башнях. В сокровищницах древних городов. В дальних крепостях. Пусть их похищают и отбивают снова. Я буду играть в эту историю. Её хватит надолго. А ты не теряй времени. Разберись. Когда игра станет слишком кровавой, приходи снова и принеси нам решение.
Недвойственный печально улыбнулся, вставая.
— Так точно.
Рыцарь выдохнул и медленно, осторожно лёг, уронив голову на подушки.
— Не останешься здесь, верно? — проговорил он.
— Я сделаю по твоему слову, — сказал Недвойственный. — Отправлюсь к древним городам и высоким башням. Это будет долгое путешествие... Я владею временем и пространством, но они не полностью мне подвластны. Когда я создавал всё это, то назначил себя странствующим мудрецом, а не богом. Мне придётся поторопиться. Я должен вернуться в срок.
— Как... там? — коротко спросил Рыцарь. Он не смотрел на Недвойственного, и Недвойственный ответил:
— Мы победили.
Он ушёл, не прощаясь, и захватил с собой чашу, из которой пил Рыцарь. Этой чаше предстояло стать первым охранным артефактом, вместилищем древней магии. «Игра игрой, — думал Недвойственный. — Но бытие возникает лишь тогда, когда в нём есть смысл». Рыцарь не обернулся ему вслед. Казалось, он задремал, обессиленный и опьянённый.
Этажом ниже Недвойственного ожидала Белая Госпожа. Она схватила его за локоть — не по-женски сильной и жёсткой рукой. Недвойственный не воспротивился, остановился. Прекрасные глаза королевы лихорадочно блестели, взгляд перебегал с лица Недвойственного на чашу в его руках. Исходящий от Госпожи свет померк и как будто окрасился в алый. В ней горел затаённый гнев и, словно крепостная стена, поднималась решимость. Недвойственный молчал. Спроси его Рыцарь, он ответил бы, что Госпожа — его лучшее творение, и солгал бы. В мирах грёз нет ничего обыкновенней вечной возлюбленной. Всё, чем она стала к этому мигу, создал сам Рыцарь. Она была теперь отражением его души, и потому он не мог с ней расстаться...
— Я слышу всё, что произносится в стенах Крепости, — сказала она.
— Я знаю.
— Что я могу сделать?
— Ничего.
— Ложь! — она почти толкнула его, но яростный порыв быстро иссяк. Закрыв глаза, она выдохнула, — Прости. Я не могу смириться.
— Я знаю.
— Ты отправишься творить историю, — сказала она горячо, — но она закончится, как закончился этот долгий мир. И что тогда? Он не сможет уйти без меня. Он останется, и его память обречёт нас на вечный ужас. Великие Реки потекут кровью. Этого не должно случиться!
— Я знаю.
Она взяла его за руку и заглянула в глаза.
— Я готова к бесконечной войне, если он будет рядом. Но в этом я могу говорить только за себя — не за своих подданных. Лучше для всех будет, если мы уйдём вместе.
Недвойственный молчал. Она перевела дыхание. Болезненный румянец выступил на её щеках. Он слышал, как бешено колотится её сердце. Её рука обжигала, словно язык пламени. И Госпожа сказала:
— Сделай меня настоящей.
— Это невозможно.
— Я не верю тебе.
Недвойственный отнял руку и покачал головой. Бледные сумерки сгущались вокруг. В коридоре не было окон. Незажжённые факелы на стенах ожидали огня. Глаза королевы сверкали. Недвойственный посмотрел на неё и увидел, что она давно перестала быть только утешительной грёзой. Не была она больше и вдохновенной мечтой, воплощённым представлением о совершенстве. Долгое время Рыцарь вкладывал в неё всё, чем жил, столь долгое, что в наполненном сосуде зародилось нечто... нечто отличное от его чувств и мыслей. Нечто кроме них. Недвойственный не стал бы давать Госпоже ложной надежды.
— Сделать себя настоящей, — сказал он, — можешь только ты сама.
— Помоги мне!
Недвойственный задумался.
— Выслушай меня и запомни, — медленно произнёс он наконец. — Выбирая долю для своих подданных, ты выбираешь не между войной и миром. Ты выбираешь между войной и небытием. Думай об этом, пока не потеряешь сон и покой. И тогда, возможно, одно из твоих желаний исполнится.
_________________________________________
Об авторе:
ОЛЬГА ОНОЙКОРодилась 21.07.1984, живёт в Москве. По образованию музыковед, работает в сфере IT. Автор романов «Доминирующая раса», «Дикий порт», «Хирургическое вмешательство», «Дети немилости», «Море имён».
В 2007 году получила премию "Дебют" в номинации "Фантастика" за роман "Хирургическое вмешательство", а в 2009 – EuroCon (ESFS Awards)// Encouragement Awards /Лучший дебют. За лучший сюжет роман "Море Имён" получил премию "Странник", а его продолжение "Море вероятностей" стало Книгой года по версии Фантлаба. Повесть "Лётчик и девушка" была отмечена на Днях фантастики в Киеве. Рассказы переводились на китайский, английский и польский.
скачать dle 12.1
